Борьба была сложной, но Кот все же победил. И получил территорию противника.
А еще – его права, обязанности, людей, рабов…
Лиля нахмурила брови, решительно заподозрив неладное. И не ошиблась.
Среди рабов оказалась одна девушка, от которой Кот счел бы за лучшее избавиться. Причины?
Масса!
Первая – девчонка явно из благородных.
Вторая – она беременна, на последних месяцах.
Третья – это не результат любви. Уж как над ней поиздевались – неизвестно, а только она даже говорить не пытается. Мычит и плачет. Язык-то цел, но…
Забили и запугали. Сломали и искалечили.
Избавиться?
Оно бы и несложно, нет человека – нет проблемы. Но Кот был осторожен до предела. И в драку не лез, если не был уверен, что порвет противника. И эту девчонку убивать не то, чтобы не хотелось… опасался он чего-то. Чутьем чуял – не просто так эта баба, ой, не просто. И не простА тоже. Убьешь, так потом кабы отдача не замучила.
Слишком много народа про нее знало.
Что знал Осьминог? Неизвестно, и теперь уже его не допросишь. Но вроде как девку ему кто-то из знакомых капитанов привез. А уж что сказал, чего хотел…
Не узнать. Разве что со временем, когда Кот укрепится, все под себя подомнет, но это еще когда будет! А проблему надо решать именно сейчас. Кот и решил – слить две проблемы в одну – и избавиться чохом от обеих. Очень по-кошачьи получилось, зачем самому бегать, если кто-то другой есть? Лиля только головой покачала.
– Ну и зачем мне сумасшедшая?
– Она нормальная.
– Ты же сам сказал – мычит и стонет…
– Так понимать-то она все понимает! И исполняет, что сказали. Научишь…
Лиля поморщилась.
Вот не хотелось ей связываться.
Не хотелось!
Но и отказать!?
Гуманность? Человеколюбие? Угрызения совести?
Да пойдите вы… погулять! Просто родители никогда бы не простили Але, что она даже не попыталась помочь. Никогда.
– Ладно. Веди свою девицу.
– Не пожалеешь, – ухмыльнулся Кот.
– Уже жалею.
Мужчина совершенно по-кошачьи фыркнул, доел последнюю печеньку-мышку, и откланялся. Лиля выругалась – и отправилась к Марион, сообщать о прибавлении в трактире.
***
Против ожидания, Марион как раз к известию отнеслась совершенно спокойно. А что?
Еще рабочие руки прибавятся. Польза будет.
Алию освободят от части дел. Будет, кому посидеть с ребенком. А остальное… загадка там, разгадка, тайна, еще чего другое – какая ей разница?
Поживем, посмотрим, а там и разберем проблемы, с Альдонаевой помощью!
Решимость Марион поколебалась, когда она увидела «подарочек».
Нечто… состоящее из скелетика и живота. Иначе тут и не скажешь. Причем скелет был очень заморенный. Серые волосы, после отмывания оказавшиеся седыми, светло-голубые глаза на личике с кулачок.
Красивая девушка…. Была.
Сейчас красоты и в помине не было. А вот коллекция шрамов была потрясающая. Эксперт-криминалист бы от счастья плакал.
Лиля скрипела зубами, промывая раны и разбираясь со шрамами. Она опознала ожоги, плеть, ножевые порезы… дальше? Она просто не знала, чем так можно. Но явно это было больно. Очень больно и страшно, недаром девчонка никакущая. Хоть ты ее под асфальтоукладчик засунь, хоть под мужика – она и разницы не поймет. Сволочи!
Вот взять бы, да носом потыкать противников смертной казни. Да вот в это самое! Мигом бы свою гуманность растеряли!
Месяц беременности?
Восьмой – девятый. Точнее можно сказать после осмотра, но Лиля просто на него не решилась. Девчонка и так никакая, от дуновения ветра шарахается…
Девчонку она искупала лично. И постоянно разговаривала с ней. Рассказывала, что ее зовут Аля, рассказывала про трактир, про его обитателей, что самой девушке предстоит здесь жить, что обижать ее не будут, что она будет помогать по хозяйству – и только.
Потом поняла, что ее слова идут «белым шумом». Но не замолчала. Говорила и говорила.
И когда отмывала седые (в таком-то возрасте!!!) волосы, и когда смазывала шрамы мазью, и когда помогала девочке выйти из ванны…
Сунула ей платье, белье, и приказала одеваться.
Та послушно и молча выполнила приказ.
Лиля только головой покачала. И отправилась с девушкой в комнату к Лари. Хорошо, что все сделали, как она попросила. Лишних комнат в трактире не было, лишнего места тоже. Определять неясно кого на кухню? А если утворит чего?
За Лари Лиля была спокойна.
Деревенская девчонка беззащитной не была. Могла за себя постоять.
А еще – ей не легче пришлось. Найдут о чем поговорить.
Можно бы и к Лиле, да некуда. У нее в комнате и так, пока кровать, сундук, люлька – вот и места уже нет.
Лиля показала на ту кровать, которая была дальше от окна.
– Твое место. Будешь здесь спать.
Девушка провела пальцами по кровати. По гладкой спинке, по подушке…
В голубых глазах блеснули слезы? Живая реакция? Не страх, не боль, не ужас, не отчаяние?
Отлично!
– Ложись и спи. Выспишься – придешь на кухню, попросишь еду. Поняла?
Девушка кивнула.
– Как бы тебя еще назвать?
Кот упоминал, что универсальным обращением было: «Эй ты!». Или еще более короткое слово, обозначающее падшую женщину. Но…
Здесь так говорить – не стоит. В доме водятся дети, а вы себе представляете, как сложно отучить детей от народно-матерной лексики? Нет, вы не представляете! Они б так математику запоминали, как матюги… Лиля и сама в детстве прапорщика дядю Петю подслушивала. Вот кто выражаться умел…
Но учить этому своих детей? Нет, не стоит.
Девушка молчала.
Лиля напрягла фантазию.
Вот ничего, кроме Изауры в голову не шло. От известного бразильского сериала. Но здесь такие имена не приняты… кто там еще был, в сериале? Рита, Жануария, Эстер, Мальвина, Роза…
О!
Роза!
– Я буду звать тебя Розой, – решительно объявила Лиля. – Не захочешь – скажешь. А пока будешь откликаться на это имя.
Девушка медленно кивнула.
Промолчала, но кивнула.
– Я сейчас принесу тебе поесть. Пока немного, бульон и мясо, ты явно не ела досыта, может стать плохо. Понимаешь?
Кивок.
– Поешь немного. Проголодаешься – спускаешься вниз, в кухню. Еще подкормим. Тебе сейчас надо есть не слишком много, но часто. Очень часто. Поняла?
Снова кивок.
– Все. Располагайся.
Лиля решительно вышла.
Показалось ей – или она услышала всхлип из-за двери?
Но возвращаться не стала. Пусть…
***
Вернулась она через пятнадцать минут, с чашкой куриного бульона и парой кусочков мяса.
Роза так и сидела на кровати, где ее оставили. А на щеках не то, чтобы дорожки, но глазки определенно красноваты.
Вот и отлично. Пока человек способен плакать – его душа жива. Да и устойчивость у местных – в двадцать первом веке люди от зависти заплачут. Что вы хотите – здесь для развлечения с детьми ходят смотреть на казни!
На казни!!!
Колесование, четвертование, повешение, разрывание лошадьми – это не просто страшно. Это кошмар. Лилю от одного перечисления мутило, а Джерисон ничего страшного в этом не видел. Правда, и на площади не ходил, неинтересно было, но если мимо шел – не отворачивался. Хорошо хоть Миранду на такие мероприятия не брали…
Лиля решительно поставила поднос на колени девушке.
– Выпей бульон и скушай мясо. Больше тебе пока нельзя, чуть позднее я тебе еще принесу перекусить. Ребенок толкается?
Кивок.
– Вот и отлично. Ты молоко пьешь? Проблем от него нет? Не тошнит?
В том мире у Лили была знакомая, у которой была непереносимость молока. Лактозы. Девушка ей искренне сочувствовала. Кто знает – поймет. Парное молочко, да со свежим хлебушком, а если еще и горсть ягоды, которую днем собрали, а вечером съели – так никаких невероятных изысков и не надо. Это вкуснее творений самых изысканных кулинаров. Кто пробовал, тот поймет. А некоторые несчастные лишены такого удовольствия. Как тут их не пожалеть?
