Не стану здесь углубляться в анализ романа. Такой анализ требует специального исследования. Вижу свою миссию в том, чтобы "навести" литературоведов на некоторые темы, излагая малоизвестные, либо же вовсе неизвестные факты.
Так, например, интересно, что именно в своем фантасмагорическом романе "Псалом" Горенштейн использовал подлинные документы. В книге звучат настоящие голоса, настоящая боль. Голод на Украине, описанный в начале романа, "взят из самой жизни". Дело в том, что один приятель Горенштейна, работавший на радио, вел одно время передачу, в которой рассказывались реальные истории периода 1930-1940 годов. Как она называлась, не помню: не то "Откликнитесь", не то "Отзовитесь". После давно прошедшей войны люди все еще продолжали искать друг друга. И вот эти люди писали письма на радио, рассказывая эпизоды, случаи из своей жизни, по которым можно было узнать или вспомнить друг друга. В редакцию приходили письма с такими душераздирающими историями, что, разумеется, "пропустить" в эфир этот всенародный "крик души", подлинный "соцреализм", было невозможно. Зато ненужные груды писем скапливались в одном из шкафов в редакции, а потом достались Горенштейну. Горенштейн часто говорил, что любит работать с письмами, старыми газетами, дневниковыми записями, устными рассказами и прочими документами. "Я люблю работать с письмами, - писал он, - с дневниками, с газетами. Так писался "Псалом" и некоторые другие вещи".* Здесь, пожалуй, он был не оригинален. Романтики с их предпочтением мелочей и деталей любили документы, в особенности письма, дневники, устные рассказы и воспоминания. Шатобриан, например, обращался за помощью к жене, у которой была прекрасная память она охотно восстанавливала нужные ему эпизоды из прошлой жизни, а Водсворт любил читать дневники своей сестры, благо она ему это разрешала.
______________ * Из письма Ларисе Щиголь 28 апреля 1998 года.
Роман "Псалом" подвергся в 1990 годах резкой критике в российской печати. Горенштейна обвиняли в том, что он создал лживый образ России. Таков был рефрен критики. Что ж, зачастую документальная правда такова, что ей отказываются верить.
18. "Место свалки - Бабий Яр"
К концу жизни Фридриха Горенштейна накипело у него столько замыслов, что казалось должен жить вечно, чтобы все их осуществить. Его тревожила судьба еврея из Вифании Андрея Первозванного, побывавшего на территории, названной впоследствии Русью, и, соответственно, существующие о нем легенды. Он говорил, что при сарматах, то есть задолго до славян, в Киеве была еврейская диаспора, в которой проповедовал апостол Андрей. Он постоянно просил нас помочь найти те или иные материалы о первом веке, о быте, истории и географии скифского Причерноморья, древней Таврии, Крыме. Никто не оставался без дела. Мой сын Игорь постоянно что-то находил для него в интернете. Просматривая некоторые письма Ларисы Щиголь, я обнаруживаю, что Горенштейн в буквальном смысле слова загружал ее поисковой работой. В недалеком будущем, говорил он, непременно надо заняться апостольской темой, которая до сих пор остается тайной для человечества.
Кроме того, Горенштейн занимался поисками оставшихся в живых ближайших сподвижников Гитлера и нашел даже одного - самого шефа гестапо Генриха Мюллера, умудрившегося обосноваться после войны под другим именем при ЦРУ во время правления Трумэна. Фридрих приобрел недавно изданные дневники Мюллера, изучал их и собирался написать о феномене "Мюллер-Трумэн" книгу. А еще важной темой для него был киевский геноцид времен Отечественной войны.
"Между делом написал ещё и третье мемуарное эссе - не знаю, точно ли определяю жанр. И очередную порцию моей неприязни к Киеву вложил туда, призвав на помощь Данте... Меня бы интересовало также, как эти этнографы, лингвисты, археологи и прочие подобные теперь живут и сколько получают если получают - карбованцев. Может, среди них есть какие-либо интересные биографии?"*
______________ * Это письмо отправлено Ларисе Щиголь в Киев (6 июля 1998 года).
В другом письме: "Ещё меня интересует отношение к Богдану Хмельницкому и его коню. Петлюра, по крайней мере, хотел этот памятник убрать, но не успел. А эти "самостийники" что собираются делать? Я слышал, они его, этого бандита, прославляют".
Горенштейн говорил мне, что издатели в России и на Украине не хотят публиковать роман "Попутчики", поскольку одной из тем романа является геноцид евреев со стороны Богдана Хмельницкого.
"...Зеркало Загадок вряд ли выйдет в октябре, хотя над номером они работают. Да и в эссе надо мне внести дополнения и кое-что доработать в связи с последними событиями, впрочем, и в существующем варианте достаточно угадывающимися. А времени мало. Надо завершать подготовку и садиться за роман".*
______________ * Письмо также отправлено в Киев 14 сентября 1998 года.
Он собирался написать о геноциде Второй мировой войны книгу и в письме обращается к Ларисе Щиголь, киевлянке, часто бывающей в Киеве, за помощью в поисках материалов.
"Не "горы материала", - пишет он ей, - а что уж попадёт. Однако более жертв меня интересуют палачи и соглядатаи. В Киеве в 41-м - 43-м годах выходила газета - или газеты. Украинские и немецкие. Номера этих газет мне были бы очень интересны. Быт. Театры, их репертуар. Рестораны, кафе. "Культурная жизнь". Может, есть воспоминания, показания эсэсовцев или полицаев и т.д... Это всё для будущей книги, "послезавтрашней", если, Бог даст, я до неё доберусь"*.
______________ * Письмо датировано 9-м мая 1998 года.
Я уже говорила, что Горенштейн постоянно возвращался к теме "Бабий Яр". Он считал, что о жертвах Бабьего Яра написано уже достаточно книг и поставлено достаточно фильмов, однако мало внимания было уделено палачам, из которых некоторые, из местного населения (из Киева и окрестностей) еще живы и не понесли наказания. "В Берлине, скрываясь в подполье, - писал он, гитлеризм пережило восемь тысяч евреев, а в Киеве - может быть два десятка человек. Почему? Потому что в Берлине на евреев охотились только немцы, а в Киеве им с садистской радостью помогала значительная часть украинского населения, стремящаяся, к тому же, пограбить оставленные евреями квартиры, вопреки, кстати, запретам немецких властей".*