– Представляете, отделения из пяти городов работали и днём и ночью, пытаясь во всём разобраться, потом розыск объявили по России. Оказалось, она от него просто сбежала. Бил. А он-то распинался, как сильно любит её, как боится, что с ней что-то случилось Уехала отдыхать «к маме» и не вернулась. И дочь забрала.

Таня молчала, рассматривая просторную комнату, которую Иван именовал столовой, хотя на самом деле это была «изба» в том представлении, какой вкладывали в него деревенские жители. Когда-то, ещё при жизни деда, тут стояла печь, кровать, платяной шкаф, буфет и была организована кухня. Но после перестройки дома тут остался только стол и стулья, по левую руку был выход на утеплённую веранду, служившую гостиной. Направо проход в кухню и двум спальням с ванными. За домом располагалась мастерская. Иван гордился тем, как он осовременил старый деревенский дом и думал, что и дед был бы не против таких изменений. «В доме должна быть душа, жизнь, – говаривал покойный Филипп, – если в доме не живут, он погибает». Слова деда так прочно впились в память Ивану, что он не захотел променять его на квартиру ближе к Москве. Что было причиной вечных ссор с Юлей.

Наконец, болтливость Олега сошла на нет, и он отправился на дежурство.

– Танюша, невероятно рад, что тебе лучше. Буду ждать в участке после праздников, – сказал он на прощание.

– Праздников? Ах да… майские, – кивнула она в ответ. – Хорошо.

Иван и Татьяна остались вдвоём, и какое-то время молча сидели за тем же столом с опустевшими кружками из-под чая.

– Может, хотите отдохнуть? Голова не болит? – спросил Иван, стараясь избавиться от давящего чувства неловкости.

– Нет, спасибо.

– Вы подумайте, что вам нужно. Можно будет съездить в магазин. Ну… я не знаю… зубная щётка, лосьоны там какие…

– Спасибо. Вы так много делаете… Я вам всё верну, обещаю. Вот только вспомнить бы…

– Пока не беспокойтесь. – Иван поднялся. – Мне надо немного поработать. Я буду в мастерской. В неё можно пройти через вон ту дверь. Хорошо?

Татьяна кивнула, и он ушёл. Какое-то время она неподвижно так и сидела за столом, снова рассматривая комнату. Сразу видно – одинокий мужчина. Никаких милых безделушек, фотографий или картин. Голые стены, полупустой буфет. Сначала Татьяна подумала, что он из бабушкиных времён, но потом подошла и поняла, что это новая вещь, просто стилизованная под старину. Это показалось ей любопытным, и она внимательней присмотрелась к обеденному гарнитуру. Он не выглядел штампованным на ближайшей мебельной фабрике. Неужели заказ? Это, должно быть, очень дорого.

Таня постояла, прислушиваясь к звукам с улицы. Проехала машина, у кого-то работала бензопила. На велосипедах промчались дети. Таня глубоко вздохнула и, игнорируя пульсацию в висках, собрала чашки и отнесла их на кухню. Действия, простые, привычные, о которых не надо думать, – кто не умеет мыть посуду? – успокаивали. Убрав со стола, она ушла к себе в комнату и села за туалетный столик. В зеркало на неё смотрела незнакомая женщина. Большие, тусклые глаза. Тёмные волосы убраны в косу. Щёки впалые, губы бледные. Таня потёрла лицо руками и попробовала улыбнуться. Улыбка выглядела неестественно, и Таня встала. Она не знала, чем себя занять. Подошла к шкафу-стеллажу. На полках стояли старые книги. Она прошлась пальцами по корешкам. Классика всемирной литературы. От Гомера до Драйзера и Лондона. «Как странно, – думала Татьяна, – я помню эти имена, знаю, что они писали, но ничего не помню о себе. Мне понравилась „Илиада“ или я нашла её скучной? А „Мартин Иден“? Не помню ощущений, помню, о чём книга. Перечитать?.. Нет, не сейчас».

Присев на кровать, она снова пробежалась взглядом по своей новой комнате. От неё веяло чем-то до боли знакомым, родным, но она была совершенно уверена, что никогда здесь не бывала. Иван ведь не стал бы ей врать, если бы знал, кто она? Или стал? Что она знала о нём? Ничего. Ей бы испугаться, что она оказалась в доме совершенно чужого человека. Но ей не было страшно. Она попадала под полную зависимость от незнакомого мужчины. Но если бы он хотел причинить ей вред, не стал бы спасать, рискуя своей жизнью, верно? Нет, она не будет думать о нём плохо. Не будет, иначе…

Ноющая боль в висках сменилась настоящей мигренью, и Таня прилегла на кровать…

Её разбудил стук в дверь.

– Да?

На пороге стоял Иван.

– Я хотел спросить, вы не голодны?

– Немного.

– Я разбудил вас?

– Ничего страшного.

Беспокойство в его глазах выглядело искренним, и Татьяна устыдилась своих подозрительных мыслей. «Он просто хочет помочь».

– Пойдёмте, ужин на столе. Вы уже решили, что вам нужно?

Татьяна покачала головой.

– На месте разберусь.

Ужин был более чем скромным, но запах домашней еды действовал целительно.

– Мне очень неудобно, что вы будете платить за всё, – начала Таня, но Иван перебил её.

– Послушайте, давайте закроем уже эту тему. Я просто не хотел, чтобы вы оказались в интернате. И раз уж я вас спас, то несу за вас некоторую ответственность. Хорошо, что вы не планируете сидеть на моей шее. Спасибо. Но как минимум первый месяц, а то и два я готов полностью вас обеспечить. Захотите потом вернуть мне долг, хорошо. Нет – я не в обиде. Ясно?

– Да.

– Прошу, не будем больше об этом, ладно? Утомляет.

Татьяна поджала губы и опустила глаза. Она пробыла в этом доме меньше суток, а уже раздражает его. Может, он не такой хороший человек, каким показался ей сначала?

После ужина они отправились в магазин. У Ивана не было своей машины, и идти до ближайшего супермаркета пришлось по узкому тротуару вдоль дороги. За ней и небольшим пролеском было то самое озеро, которое едва не погубило Татьяну. Она чувствовала запах пресной воды и слышала голоса отдыхающих. Тёплая погода накануне майских, да и сокращённый рабочий день у многих жителей способствовал многолюдности на берегу.

Но пока Татьяна была занята тем, что внимательно рассматривала окраину города, железнодорожные пути, которые они прошли, и станцию.

– Вспоминаете место?

– Нет. Я тут не бывала.

– Это вряд ли. Если вы неместная, то, скорее всего, приехали сюда на электричке. Или вы были на машине? Но Олег сказал, что брошенных машин рядом с озером не было…

– Я не помню.

Наконец они добрались до супермаркета.

– Я возьму продукты, а вы не стесняйтесь и берите всё, что может вам понадобиться. Завтра съездим за одеждой для вас.

Татьяна кивнула и пошла вдоль стеллажей. Она механически складывала в корзину зубную щётку, пасту, крема, понюхала тюбик с гигиенической помадой и положила её тоже. Возле полки с разными мелочами для уюта она задержалась дольше обычного. Взяла свечу в стеклянном подсвечнике. От неё приятно пахло лавандой – «Интересно, мне нравилась лаванда раньше?» Потом, подумав, положила тетрадь и ручку. Врач сказал, что ей полезно вести записи от руки. Это вроде как улучшает работу мозга и создаёт нейронные связи, которые она потеряла из-за удара. «Не пугайтесь, если писать сначала у вас не получится, – напутствовал Алексей Владимирович. – Навык мог утратиться. Но это временно. Тогда попробуйте взять прописи. Обычные, детские. Но судя по тому, что сказал мне психолог, у вас сохранены все необходимые для социальной жизни умения. Так что не думаю, что у вас возникнут проблемы с письмом».

Когда кассирша пробивала её покупки, Татьяна косилась на Ивана – не многовато ли набрала. Но тот был абсолютно спокоен и заплатил без возражений. Разве что покрутил в руках свечу, но потом положил её обратно на ленту, никак не прокомментировав.

– Можно я возьму чек себе? – спросила Татьяна, когда они выходили с покупками из магазина. Иван в обеих руках нёс по несколько больших пакетов.

– Не вопрос.

– Давайте я помогу?

В ответ Иван посмотрел на неё с таким выражением лица, словно она нанесла ему тягчайшее оскорбление, и дальнейший их путь домой прошёл в молчании.

Иван принёс для Татьяны смену постельного белья, полотенца и свою футболку.