Олег Селютов Русский Cерафим © Селютов О., 2023. © «Геликон Плюс», макет, 2023. «Ночь наступает под вкрадчивый хруст позвонков…» Ночь наступает под вкрадчивый хруст позвонков, Поздний прохожий, как мышь, забивается в угол, Длинное тёмное время дешёвых звонков: Трупы часами способны общаться друг с другом. Солнечный день – лишь пустой архаический миф. Сквозь перламутр проступают чернильные пятна. Перехожу на доступный полярный тариф — Он позволяет молчать совершенно бесплатно. Сусанин Иван Сусанин вёл поляков, Висела жизнь на волоске — Но позади остался Краков, Не говоря уж о Москве. Уж Польша Гитлером взята, Уж пала польская столица, И позади Ивана лица Как с глазуновского холста: Идут удмурты, вепсы, ненцы, Татары топают, чеченцы, Великороссы, меря, чудь, И не волнуются ничуть. Всё по проселочной дороге, Всё дальше, дальше от метро. Чернеет снег, как серебро, Медведи возятся в берлоге. Сквозь мрак и блеск, сквозь жар и стужу Ведёт Сусанин свой народ, И выпирает кость наружу От перегрузок и частот. Во мглу тараща страшный глаз, Сквозь смерть, и нефть, и жидкий газ, Который в ад течет по трубам, Ведёт, ведёт Сусанин нас И скалит розовые зубы. Подземный Иерусалим Посередине меж Белым и Чёрным морем, На полпути из Когалыма в Крым, Крысы сумели царство свое построить — Столицу назвали Подземный Иерусалим. Я там бывал проездом неоднократно: Хорошие цены, сервис, умные лица. Зимою тепло, летом довольно прохладно, Темнота напрягает первые минут тридцать. Потом привыкаешь, становишься на четвереньки, Тебе улыбаются девочки в шубках серых, Вскоре перестают саднить ладони, коленки, Легко находишь дорогу в любых пещерах, Роешься влажным носом в архейском грунте, Длинные острые зубы точишь о камни — Корни травы, нефтяной сладковатый студень, Кости кротов, остатки мышечной ткани. Время от времени с угольно-чёрного свода, Скрипнув во тьме, деревянный спускается ящик. Снаружи больше света и кислорода, Но лишь под землёй всё становится настоящим. Я там до отвала иным наедался хлебом. Кто там побывал, никогда не вернётся прежним. Над Градом подземным висит земляное небо — Плотное, прочное, вселяющее надежду. Веретено
Мы за беседой праздною скучаем, Но пряжей слов живёт веретено. Бывает, нить потеряна случайно — И вот уже не вертится оно. Всё замирает, гаснут мира краски, И снова мы спешим заговорить, И так всю жизнь – как будто из опаски Порвать, испортить тоненькую нить. Охота Позвал я друга на охоту — Приятно побродить с ружьём. И рано утречком в субботу Мы вышли к городу вдвоём. В тени деревьев покурили, Мешки и ружья сняли с плеч. Не торопясь, определили, Где будет правильней залечь. Эх, предрассветное затишье, Сырой травы спокойный сон. Бей точно в цель, моё ружьишко! Не подведи меня, патрон! В засаде ждать пришлось недолго: Глядим – шагает фраерок. Негромко хлопнула двустволка, Поднялся облачком дымок. Из-за кустов вспорхнули птицы, Метнулись в тающую тьму… А фраер наземь повалился — Полголовы снесло ему. Часы, штиблеты поснимали, Спустили фраера в овраг. Пиджак и галстук брать не стали — На что нам галстук и пиджак? Присели, выпили по двести И скрылись в утреннем лесу. Дружок был счастлив – мол, невесте Часы сегодня принесу. Мёртвый Ленин Мёртвый Ленин встаёт и выходит на площадь — Он холодный, как лёд, но походка легка. Свежий ветер весны деловито полощет Отсыревшие полы его пиджака. Он идёт, и опять отрастают ресницы, И от новых зубов привкус крови во рту, А вокруг тишина, только чёрные птицы Поднимаются с крыш и летят в пустоту. Мёртвый Ленин идёт, оскорбительно весел, В каждой клетке шипит, испаряется яд, Высыхает на солнце зелёная плесень, Расправляются плечи и рёбра трещат, Розовеет щека под столетней щетиной, Всё внимательней глаз, всё уверенней шаг. Будто в страхе, дрожат зеркала и витрины, И с машин во дворах осыпается лак. Выгибаются круто линялые брови, Красный бант расцветает на впалой груди. Он идёт, и ничто его не остановит, И февраль за спиной, и октябрь впереди. |
