Миновали две вереницы старых, покосившихся, почерневших от времени домов с заросшими садами. Стало ещё душнее, будто перед грозой, в воздухе словно усилился запах травы и цветов — правда, не знаю каких, сирень уже отцвела, тут её много — почти закрывает собой дома брошенной деревеньки. Наверное, хорошо тут было, пока деревня была в расцвете — тихо, спокойно, уехать сюда на отдых — милое дело…

Вдоль дороги тянулись покосившиеся телеграфные столбы с давно оборванными проводами. Опять пошли поля, лес придвинулся ближе. Эта территория Колчинскими уже не разрабатывается — далековато. Если работать на полях — нужны аванпосты, а их так легко не оборудуешь, особенно малыми силами.

Показалась следующая деревенька, и Юрка сбавил ход. А вот тут знака с названием нет… но зато вон видны столбики, на которых он, скорее всего, раньше висел.

Колтырин подтвердил, что вокруг чисто, и я выбрался из машины — двигатель Юрка, конечно же, не глушил. Травы по колено, главное — чтобы змей не было… Ну, кирзовый сапог не прокусят. А вон и вывеска — точно, проржавела и отвалилась. Я ухватил её за край, приподнял — ржавая как не знаю что, ещё бы — сколько в мокрой траве провалялась, но зато можно разобрать, что первая буква — Л. Похоже, мы на месте.

— Тут только Лаврово на букву Л начинается? — на всякий случай спросил я, забираясь на сиденье.

— Да, — кивнул напарник.

— Ну тогда скорее всего мы на месте.

— Что ищем? — деловито уточнил Юрка.

Если бы я сам знал — что… Старый, почерневший бревенчатый дом. А может, и не бревенчатый — в этом мире его могли обшить досками. Или вообще снести. Шанс что-либо найти невелик — но не говорить же это моим спутникам?

А туча почти над головой висит, чуть ли не ровной линией перечёркивая небо. Хлынет или нет? С одной стороны — надо бы поторопиться, с другой — надо всё делать обстоятельно.

— Здесь на въезде должна быть старая двухэтажка, — вспомнил я сказанное «Любой» в странном полусне. В конце концов, с этого можно начать — тем более, если я говорил во сне с собой же, это скорее всего правильный ответ. — Дом напротив неё. Только не помню, какой именно.

— Посмотрим, — оптимистично пожал плечами Юрка, трогая машину с места.

Двухэтажный дом мы увидели почти сразу, точнее — даже два. Они стояли один за другим по правой стороне от дороги, почти скрытые разросшимися деревьями. Ну что, выходит, мы на верном пути? Осталось только найти нужное место.

Я почувствовал, как бьётся сердце. Неудивительно — есть шанс получить ответ на вопрос, который занимает меня всё время пребывания здесь…

Дома по другую сторону дороги стояли довольно широко, напротив двухэтажек их было штук пять. Хм. Я правильно помню, что машины тогда, на свадьбе, сворачивали в какой-то проулок? Или они остались у дороги?

Ладно, будем искать. Хотя сейчас в чистом виде — «найди то, не знаю что»…

Колтырина оставили у машины — предварительно он уверил, что дома пусты. Осмотрели первый — не то, не то: дом, похоже, намного новее искомого, хоть и выглядит развалиной с осевшей крышей. Второй вообще кирпичный. Третий дом развалился почти полностью, и начало подкатывать отчаяние — может, мы вообще не то ищем? Как можно искать, опираясь на слова призрака и, о ужас, сна?

Вероятно, в уныние мне не дал впасть только Дьяченко — ну, может быть, ещё колотящееся сердце, словно подсказывающее, что мы на верном пути. А Юрка относился к поискам с юмором, вставлял прибаутки, задавал мне уточняющие вопросы — то есть, по сути отвлекал от дурных мыслей.

А вот когда мы вошли во двор четвёртого дома, я почувствовал, как ноги становятся ватными.

Дом был обшит, но только «внешняя» часть классического пятистенка, обращённая к улице. Обшивочная вагонка, когда-то голубая, сейчас облупилась, окна выбиты, крыша, как и у всех домов, просела… А вот задняя часть дома — необшитая. Старые, почерневшие от времени брёвна, пристроенный сзади к дому навес — а потом примыкающий к нему массивный крытый сарай-сеновал, такие в деревнях часто встречаются.

Оно! Оно, вашу мать! Сейчас всё чётче всплывают в памяти детали той свадьбы из прошлой жизни. Даже разваленная поленница — вот она, рядом валяется лист ржавого железа, который когда-то лежал на ней.

И, словно в подтверждение, с неба упали первые капли дождя — в точности как тогда.

— Это оно, — уверенно сказал я, трогая почерневшие обнажённые брёвна венцов. — Именно тут всё и было.

Юркину легкомысленность как рукой сняло.

— Что ищем? — уточнил он серьёзным голосом.

— Не знаю, — на этот раз честно признался я. — Просто я твёрдо помню этот дом, и это единственное, что я помню из прошлой жизни. Есть предположение, что я попал в «пробой» именно здесь.

— Жаль, что нет тех, кто умеет чувствовать пробои, — задумчиво протянул Юрка, вертя в руках СКС. — Очень бы пригодилось…

— А колдуны не умеют?

— Нет. Есть малое количество тех, кто умеет их открывать — только в пределах нашего мира и в хорошо известную точку, — отчеканил Юрка как по заученному. — И на малом расстоянии. Но те, кто это умеют, наперечёт… Их по пальцам пересчитать можно, реально.

— И пробои открываются хаотично, верно? — на всякий случай уточнил я.

— Да. Просто где-то вероятность выше, где-то ниже. Постоянные тоже есть, как на нашем Болоте…

— Так, давай спрошу прямо, — решился я, вешая винтовку за плечо и доставая пистолет — магазин на всякий случай я ещё в Колчино сменил на «серебряный». — Есть у нас вероятность войти в дом и сгинуть непонятно где?

— Конечно, — с деловым видом кивнул Дьяченко, следуя моему примеру. — Только это уже будет проблема Колтырина, ему ж потом без нас и без машины до Колчино добираться.

Тьфу ты, опять хохмит. Но — чуток отлегло, а то нервы как струна натянулись.

— Дождь всё же пошёл, — себе под нос сказал Юрка. — Ну давай, заходим — надо посмотреть, что там да как. Давай сначала в сарай.

В сарае было пусто, пол усеивало старое сено — второй ярус проломился, скорее всего от старости. Пахло прелой соломой — крыша дырявая, всё это, видимо, обильно поливалось дождями и заваливалось снегом зимой.

Оставался дом.

Заходить, конечно, откровенно страшно — а ну завалится? Но не проверить — всю жизнь себе не прощу.

Низкая притолока, чуть осевшая, но вроде как ещё крепкая — вот мы и в комнате. Я прошёл вперёд, Юрка сопел где-то за спиной. Печь слева, три окна в ряд — разбитые. Покосившаяся кровать, точнее — ржавые железные спинки и панцирная сетка. Люди отсюда явно уехали, забрав всё ценное. На стене осталась рамка со старыми фотографиями, на которых почти ничего не разобрать…

И зеркало.

Старое, даже по меркам дома, зеркало стояло рядом со входом, чуть отвёрнутое в сторону, и было косо накрыто старым, потёртым покрывалом с многочисленными прорехами.

— Покойник в доме был, что ли? — вслух предположил Юрка. Ну да, есть такой обычай — закрывать зеркала, когда в доме есть мертвец… Но тут-то ничего подобного нет.

Меня уже колотило.

Зеркало.

Я тогда посмотрелся в это зеркало. Посмотрелся — и…

И — не помню.

Не раздумывая, я сделал шаг вперёд, рванул материю, расползающуюся у меня в руке, и взглянул в мутное, старое стекло…

Мир померк.

Глава 18. Лаврово. 26 июня, вторник, вторая половина дня

— Найдёнов! Найдёнов, твою мать! Живой вообще?

Голоса доносились как через слой ваты. Лежу на чём-то твёрдом, чувствую на лице влагу — как будто идёт мелкий, редкий дождь. В висках гудит — не болит, а именно гудит. И, кажется, мокрый весь.

Я не Найдёнов. Я — Женя Никитин, инженер-железнодорожник, по совместительству — фотограф-любитель, промышляющий в числе прочего съёмкой свадеб. И живу я в этом самом городе, который… который…

Я родился в 1988 году, сейчас мне, если по календарю, 30 лет, но на деле — ближе к полтиннику.

Мой мир прервался пять с небольшим лет назад, в мае 2013 года, в этом самом доме, у этого самого зеркала. И за эти пять лет я как-то умудрился постареть на двадцать.