Когда-то берег древнего моря —
Хрустнет панцирь морской ракушки,
Но очень редко бывает,
Чтоб к роднику подошел путник.
Один пастух знает, как к роднику спуститься,
Но крутой спуск – даже ловкие козы
Не хотят долго ступать рожками вниз,
А в лопухах водятся змеи.
Сколько лет вечному пастуху,
Рыжему – обожженному солнцем,
Сколько лет прошло, кто-то приручил коз —
Всем говорит родник.
И если в полдень сквозь змеиный шип
Медленно спущусь к роднику,
Услышу, как сходятся говор и тишина,
Но не пойму ничьих голосов.
2012
Тайное
Она лежала и ждала
Любви, как мига возвращенья
К себе самой —
ночная мгла
Подсмотренного в воскресенье
Вернулась светом из забвенья.
Перед глазами облака,
Шпорыш-трава под головою,
Ты думала – светла, легка,
Что всё теперь уже с тобою
Влюбленной —
девою-женою?
Но ветер скрадывал шаги
Пленом живущего соседа,
Явился из немецкой мги —
Бродил теперь как непоседа,
Всем надоевшая беседа.
Он в трех шагах за головой,
Тебе невидимый разлучник,
Еще не старый
подкаблучник —
Придавлен пленом и войной,
Женой и рухнувшей стеной.
Из-под стены, из-под войны,
Из-под гуляющей жены —
(Гусей пасет там, где сударик
И в полдень вьется, как комарик) —
Он в полдень вышел видеть сны.
А наяву живот под небом,
Подвязки сброшенной кольцо
И запрокинуто лицо,
И девичье краснеет ушко —
Милуются пастух с пастушкой.
Как на расписанной стене
В который раз,
как в первом дне,
Явилось пленное виденье:
Брат брата вздернул на луне —
Уже сбывается знаменье.
И эти двое в свой черед
Как бы уже ушли в поход
От всех —
от всей примерной жизни:
И нагота торопит в тризне
Конец всему, что тут живет.
Их нужно гнать, как бесов дня:
Пусть им свиданье —
западня,
Изгнать из полдня в пленный сон,
Где каждый с каждой разлучен —
Пусть вспоминают там меня!
И впрямь —
доверчивая плоть
Одна на двух,
рванулась прочь,
Под неувиденной усмешкой
Взвилась девичьею побежкой
И полдень потемнел, как ночь.
Мгновенно сброшено ярмо —
На них наброшено оно
Непонятой разлучной силой,
Пастушка первая постигла —
Одно на двух сопряжено.
И в миг будто любови нет,
Ни встречи, ни разлуки нет —
Тесемку красную
подвяжет,
И полдень льет любовный свет,
А пленный никому не скажет.
2017
Садовник и воры
А меня грабят в собственном саду,
Разбойники разгульной шайки вешней —
Сорока —
зеркальце в игрушечном пруду,
А две вороны яйца из скворешни.
Свистеть в три свиста, чтоб вороны прочь,
Чтоб свист скворчиный в марте повторен,
А зеркальцем успеть прояснить ночь
С тем сном, где всему близок —
не влюблен
Ни в женщину, ни в песню, ни в прибой,
Ни в кромку льда, где тающий припой,
И пересилить бедную нужду,
Где меня грабят в собственном саду.
2015
Новая сказка
Старичок Соловей-разбойничек
Угнездился на пере-
кресточке
Немой-немощный волохатый:
Ни свиста́, ни яри, ни хаты.
А напротив болван устроился,
С постамента безвластьем скинутый,
Гневит землю нутром-тяжестью,
Взгляд слепой, позолота скукожилась.
Говорит ему чудо древнее:
Не по чину тебе, болван-болванище,
Не земле-землице рядом быть-стоять,
Золотой цвет потерял —
оборванище,
Себе прежнему – в заблужденье глядь.
С человечьим будто б лицом
на площади
Стоял, век себе примеряючи,
И выслушивал:
«Меня пощади,
Колосок в карман подбираючи,
Сам спастись хотел и малых спасти,
Четверых своих, пятый просится,
С панталыка сбит – воровской стези
Никогда не знал…» —
Богу молится,
Всем родным святым —
Богородице:
«У Тебя сынок ко груди прижат…».
У болвана к утру, будто на лице,
На личине знак ночи лежит,
След ночной совы смоет дождиком,
Суховей-наждак сотрет к полдничку,
И кивнет в случа́й мною-странничком
Под рассветный выкрик «Кукареку!».
А сосед в ряду,
чудо древнее
Соловей-разбойник на перекресточке
Штопал старое,
перст в наперсточке —
Петушиный ор над окрестностью,
И вождёк-болван средь полуночи,
Сам с собой-самозванцем аукая,
Стал нестрашной простой каменюкою.
След ночной совы над казенным лбом
Приумыл к утру дождь под солнышко.
Диву дивится под златым лучом
Соловей-певец —
звонко
горлышко.
Перекресточек —
однова гульба
Меж колодезем и седой скирдой,
Повела двоих под венец судьба —
Сказку вечную с лебедой-бедой,
И в просвет меж них —
мимо сказочки,
Мимо чудищей с двух обочинок,
Поверх ворота рвань-рубашечки,
Мимо брошенных
в дождь
дожиночек.
2019
Близость навсегда
Зеркало запотело – чей это жи́вый дух
Вышел погреться,
дыхание показав,
из
Холода или печали – вместе двух
Лица явить —
чьей любови каприз?
Как у ребенка рвутся в плаче слова —
Не различить, где рыдание, где молва
Лепетания, что
без слов,
Без обретения,
без оков.
Или безликий ветер сквозь дверь проник,
Не обретая мест – всегда на-
прямик,
Лишь бы вещих вещей
пела капель,
И согласно кивнула остро-
верхая ель.
Как подросла за лето – корень окреп,
Окруженье одето, есть молоко и хлеб,
Есть покаянье слез
и навсегда любовь,
Что в запотевшем зеркале мне
показалась
вновь.
2018
Лев и четки
Не по чину, глиняный лев,
тебе
четки —
Переплетения тайны,
Ушко-зародыш, личико в плаче —
Почину образы-слетки
Служат —
в борении ангелы,
Сбоку молва судачит.
Глиняный выкормыш лупоглазый —
В ожерельи
праматери-глины
Следы древней заразы
Видимы из темноты-теснины.
Вокруг головы
свеченье,
Будто стал ангел-воин —
Теперь в светлом боренье
И вниманья достоин.
От сведенных золотых крыл
До могучих собранных лап
Окруженьем четок накрыл
Все кругом —
при паденьи слаб
Глины выкормыш, но с венцом
Четок – правды древний истец
Предстает —
над немым лицом
Светит вещий венец.
2017
Троица
Троица —
ни одного видения
ангела,
Ни подобия – без молитвы
По степи род ловитвы,
Катятся колеса – птицы
видят —
Не охотники – свидетели
не обидят.
Тут объятия заветные – храмов день,
Дорогие встречи в родной любви,
Синецвет украсил плетень,
Глазурь кувшина в глаза глядит.
Ни об ангелах —
целый год,
Ни о трапезе Трех в крылах,
Род родней —
поверх всех невзгод
