А потом это случилось. Плотно прищуренные глаза младенцев распахнулись, когда в их маленькие мозги вошло какое-то узнавание. Слёзы остановились. Плач прекратился. Их глаза расширились, зрачки сузились до булавочных точек.

Покровители смотрели с благоговением.

Зена начала дёргаться, словно ухватилась за провод под напряжением, её крошечные мышцы начали дико сокращаться. Шерман плюхнулся на спину, ударившись головой о бетонное дно осушенного бассейна, но даже не съёжился. Он тоже дрожал и трясся, как будто у него был припадок, что и могло быть именно этим. Затем Шерман развернулся, встав на четвереньки. Выдерживать вес его головы само по себе казалось подвигом, она подпрыгивала и раскачивалась, пока он пытался удержаться на конечностях, которые грозили подвести его.

Зена, заметив своего коллегу в движении, поморщилась, рот приоткрылся, обнажив нежно-розовые дёсны, и изобилие слюны вытекло из её пасти, как у голодной собаки перед ведром жареной курицы. Невероятно широко распахнув глаза, она посмотрела на своего противника и двинулась вперёд.

Шерман продолжал изо всех сил стараться оставаться на четвереньках, покачивая головой, что должно было показаться Зене боксёрской грушей. Она подползла и хорошенько шлёпнула его прямо по голове. Шерман издал странный визг и упал, рухнув под тяжестью своего тела и дезориентацией препарата.

Зена, лицо которой было искажено причудливой демонстрацией сверхъестественной ненависти, что-то глубоко в генетическом коде её поведения не могло быть изучено в таком юном возрасте, прыгнула на Шермана с животным рыком.

Посетители ахнули и даже захихикали.

Не понимая и не зная, как сжимать кулаки, Зена несколько раз ударила Шермана. Наконец в жилах Шермана ожил допинг, и он сильно толкнул Зену, отбросив её назад и заставив потерять равновесие. Она упала, ударившись головой о бетон. Дерьмо горчичного цвета выдавилось на пол мокрым пердежом. Шерман стоял на двух ногах, но смог удержаться в стойке всего несколько секунд, прежде чем рухнул на руки, покрасневшие от ударов Зены.

Шерман подполз к Зене, которая оправлялась от падения, и схватил её за лицо, взяв горсть за нос. Она завизжала в ответ, попыталась вырваться, но Шерман мёртвой хваткой вцепился в её нос. Зена покачала головой из стороны в сторону, наконец вырвавшись из хватки Шермана. Кровь хлынула ей на лицо из маленького крючковатого носика.

Поднявшись на ноги, Зена сделала несколько шагов вперёд и бросилась на Шермана. Они били, пинали и дрались друг с другом, как пара собак во время судьбоносной встречи. Жестокие удары, шлепки по коже, хватание и вытягивание руками, удары ногами. Разгневанные звуки перемежались случайными визгами или криками. Их кожа покраснела от наркотиков и физического насилия в равной степени. Визг превратился в первобытный рёв, которого никто в зале не слышал из детских уст. Кровь хлынула из ушей, глаз и носа, замазав их обоих, как клубничное варенье. Бетон покрылся детской кровью.

Наконец, Зене удалось залезть на Шермана. Она по-прежнему не сжимала кулаки, но это не имело значения. Одной рукой она держала его челюсть, удерживая его так неподвижно, как только могла, хотя её пальцы были зажаты между его окровавленными дёснами. Её другая рука несколько раз ударила его по лицу, сильно шлёпая его ладонью, словно дубинкой, она издавала шипящий звук.

Шерман защёлкнул рот на её пальцах, когда его голова врезалась в шероховатое бетонное дно пустого бассейна, разрывая кожу и пушистые волосы. Он крепко зажмурил глаза и прикусил. Зена закричала, отдёрнув руку, оставшись без двух крошечных пальцев, крепко зажатых между дёснами Шермана, кровь хлестала из сырых кусков плоти, которыми она дико размахивала.

Покровители, наблюдавшие за происходящим с безопасного, по их мнению, расстояния, испугались, когда кровь летела по воздуху, усеивая бортик бассейна.

Зена перенаправила свои израненные руки, чтобы сосредоточиться на источнике своей боли: на рту Шермана. Она шлёпала и била его по рту здоровой рукой и той, у которой не хватало нескольких пальцев, обе руки выскользнули из его окровавленной пасти густой розовой слизью и слюной. Когда у Шермана сломалась челюсть, он почувствовал головокружение, его ноги бешено стучали по бетону, как у ребёнка в истерике из-за потери соски, пятки его ног были разорваны и окровавлены бетонным полем битвы.

Ударив своим сжатым кулаком по Зене в последней отчаянной попытке оторвать её от себя, он нанёс несколько сильных ударов по лицу, которые выбили её из равновесия, и Зена упала. Шерман перевернулся и принял положение ползком. Он поднял голову и посмотрел на наблюдателей, все из которых застыли в ошеломлённом молчании. Лицо Шермана было искажено, его челюсть была искривлена ​​и болталась, но всё ещё была связана кожей на подбородке, хотя сломанные кости проткнули плоть, а из крови торчал белый осколок. Он был ликом какого-то аборта-переростка, воскресшего из-за биологической угрозы.

Несмотря на то, что у неё отсутствовали пальцы и образовались рубцы на голове и руках, Зена была затронута гораздо меньше. Она пришла за Шерманом для последней атаки. Сила в её маленьких пухлых руках была дикой. На этот раз она схватила искалеченную челюсть Шермана и потянула. Разрыв в том месте, где кость пронзила плоть, разошёлся ещё больше, но его челюсть осталась прижатой к лицу. Шерман сопротивлялся, размахивая кулаками, но в его глазах было слишком много крови, и он не мог сравниться с победителем прошлого боя. Зена схватила кусок челюсти, торчавший из его лица, и дёрнула, широко разорвав висящую плоть на его щеке и вытащив эту штуку с силой, которой не должен обладать ни один ребёнок. Держа извлечённую челюсть, всю розовую от окровавленных дёсен, она воспользовалась зазубренным концом и начала рубить Шермана по животу, словно понимая, что мягкость его живота была слабым местом. Шерман лежал неподвижно и мёртвый, когда маленькая Зена вспорола ему живот зазубренным концом его собственной челюсти. Как только пиньята была открыта, она опускала челюсть и играла с тёплыми, дымящимися призами внутри. С ликованием удаляя толстые внутренности, она обернула их вокруг своего тела, словно шарф.

Утёнок стоял высокий и гордый, с ухмылкой на лице, как у наркомана, который только что принял самый чистый из наркотиков. Вздохи его покровителей радовали его как ничто другое. Они пришли на шоу, и это именно то, что они получили.

— Как тебе первый бой? — сказал Утёнок.

Тереза ​​посмотрела на него и одобрительно кивнула, она единственная из присутствующих сохраняла стоическую позу. Один гость удалился с арены наружу, чтобы вырвать. На лицах других было выражение, как будто они видели, ну, именно то, что видели.

— Это намного превышает мои самые смелые ожидания, — сказала Тереза.

Утёнок кивнул.

— Хорошо. Вечер только начался.

Затем он объявил всей толпе:

— Следующий бой начнётся через полчаса.

Пока Ченс усыплял Зену и заворачивал её в одеяло, Райан был занят извлечением мёртвого ребёнка, складывая останки в мешок для мусора. Он поставил мешок рядом с бассейном, а затем с помощью садового шланга смыл кровь, мочу и дерьмо в канализацию в глубоком конце.

Райан схватил мешок для мусора и вышел из крытого бассейна.

12

Мэдисон смотрела из окна. Она увидела, как Утёнок сначала вышел из домика у бассейна, а потом вышел Ченс с чем-то в руках. Она не могла сказать, что это было. Оно блестело в лучах прожекторов, освещавших задний двор.

Он держал его, как ребёнка.

«Хантер?»

Её разум не был свободен от влияния наркотика, но сейчас она была в гораздо лучшей форме. Она ходила вокруг, опасаясь звуков в коридоре. На всякий случай она осталась рядом с матрасом. Ей хотелось, чтобы её увидели на нём, когда они войдут. Ещё одна доза того, что ей дали, и она вырубится на несколько часов.

Неизвестно, где она была, где находился дом. За окном она могла видеть слабые очертания холмов, что указывало на то, что они находились либо возле одного из многочисленных каньонов в округе Сан-Диего, либо где-то в восточном округе. Если бы она могла сбежать, всё, что ей нужно было бы сделать, это найти соседей, но что, если поблизости не было соседей?