Оптимист.

То, о чем мы сейчас говорим, является частью более важного вопроса: кого в принципе следует выпускать из университетов — узких специалистов или разносторонне образованных людей с правом специализации после получения диплома? До сих пор никто не решается твердо ответить на этот вопрос, и такая нерешительность приводит к тому, что из двух зайцев трудно поймать даже одного. Если выпускать узких специалистов, то разве так надо готовить студентов к профессии, как это делалось в Горьковском и большинстве прочих университетов? А если научных работников широкого профиля, то следует отчетливо понимать, что любая специализация, особенно ранняя, вредит разностороннему образованию, в какой-то степени сужает его горизонты.

Где же выход из положения? Может; отменить в университетах специализацию вообще? Но попробуйте это сделать! Сто лет назад при том уровне наук это была бы радикальная мера, и о ней думали — и то на нее не решились. Кем будет сегодня Лебедев, если получит звание «всего лишь» образованного человека? Какую пользу он сможет принести физике, тем более радиофизике и, более того, ее узкой и глубокой области, которой занимаются, положим, радиофизики-квантовики или спектрографы? Стало быть, отменять специализацию нельзя. Но нельзя и отменять широкое научное образование, ведь никто не снимал с университетов обязанности готовить именно научные кадры…

Я нарочно рисую картину во всей ее сложности, чтобы показать читателю: проблема не так уж проста, ее «вечность» не так уж необъяснима. И все же надо ее решать! Как? Я не знаю, и, вероятно, в мою задачу не входит конкретная рекомендация. Могу лишь сослаться на интересную попытку, предпринятую в Ленинградском политехническом институте, где с помощью «укрупнения» профессий ищется «средний путь». Так уж коли попытку сделали политехники, университетчикам сам бог велел подумать! Право же, давно пора научно подойти к проблеме подготовки научных кадров.

Я вовсе не уверен, что наш герой — единственная подходящая кандидатура для такого очерка. В другом городе, другом институте и в другом году я мог бы найти другого Лебедева, и кое-что в моем рассказе пришлось бы изменить, а может быть, и не «кое-что». Уж очень разнообразно наше студенчество. Но аспекты разговора остались бы, вероятно, прежними.

Через год Лебедев уйдет из университета. Студент — состояние временное… Конечно, мне бы очень хотелось, чтобы Лебедев стал не просто копиистом, а творцом. Но я понимаю: наивно думать, будто с самого начала, с прихода юноши на первый курс вуза, судьба-злодейка тут же отмечает его своей печатью: быть, мол, тебе таким, сяким или эдаким. О нет, студент только ищет свою звезду на небе, а достанет ли ее, покажут жизнь и работа.

За Лебедевым закроется дверь вуза, но перед ним откроются ворота в мир.

1967 г.

РАБОЧИЙ

«МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ»

КАК ЧЕРНЯЕВ БРАЛ ОБЯЗАТЕЛЬСТВО. 8 июля 1971 года Римма Обмелюхина, комсорг цеха, получила бланки и стала обходить рабочих. Когда очередь дошла до Черняева, он выключил станок. Бланк ему понравился: с лозунгами и рисунками, солидный. «Саша, — сказала комсорг, — бери за три с половиной». Черняев был готов к такому предложению, однако смутился. «Шибко боязно, — оказал он. — А по скольку надо делать, чтобы не влипнуть?» Римма не знала, но сбегала за старшим мастером. Владимир Сергеевич быстро подсчитал на клочке бумаги. «Выйдет, — сказал он, — если будешь делать не меньше двухсот восьмидесяти в месяц». Черняев прикинул: последнее время он фактически так и работал — по двести восемьдесят нормо-часов. Как будто сходилось. Тогда он сказал старшему мастеру: «Я, конечно, взять могу, но ваше дело, Сергеич, обеспечивать меня заказами». «Это как водится», — сказал старший мастер. Посмеялись. Римма терпеливо ждала. В душе она была спокойна, как и Владимир Сергеевич. Потом он сказал мне: «Парень упрямый, но уговорить его можно».

Собственной рукой Черняев заполнил бланк, поставил подпись и включил станок. Римма пошла дальше. Владимир Сергеевич тоже ушел. Позже, вспоминая этот день, Черняев признался, что, подписав обязательство выполнить пятилетку за три с половиной года, никаких «приливов» не ощутил. Нормально продолжил работу.

Мы знаем: когда-то, да и сегодня кое-где, главным считалось взять обязательство и прокричать о нем. Большой шум опережал и подменял дело. Контроля за ходом выполнения не было, итоги не подводились, да и зачем их было подводить, если заранее все знали, что обязательства нереальны. Цифры брались с потолка, «от балды», и оставалась единственная задача: не оказаться белой вороной в момент, когда идет кампания.

На этом фоне полагаю естественным ряд вопросов, которые ставит перед нами описанное выше событие. Во-первых, действительно ли реально взятое Черняевым обязательство. Во-вторых, кому и зачем оно понадобилось — то есть каков его экономический и политико-воспитательный смысл. И, наконец, в-третьих, что представляет собой Черняев, что ищет он в ударном труде и что находит.

Перед тем как отправиться за ответами, назову адрес: арматурный цех завода «Красное Сормово», город Горький.

МОТИВЫ. Мне он сказал, что обязательство его в принципе устраивало. Прежде всего «физически», то есть было по силам и обеспечивало заработок. Он вернулся из армии в декабре семидесятого, тогда же они с Галиной подали заявление, в январе он пошел на завод, в феврале сыграли свадьбу. «Значит, — сказал он, — в конце года должен был родиться Сережка, деньги были нужны, все равно пришлось бы вкалывать». Кроме того, обязательство устраивало «морально», потому что Черняева все же «ело» то обстоятельство, что другие берут за три с половиной, а он себя хуже других не считал. Была еще одна причина, по поводу которой Черняев не распространялся, будучи человеком сдержанным. «О долге и совести, — сказал он, — вы сами слова подберите, у вас лучше получится, я шарами говорить не умею». Под «шарами» он подразумевал фразы обкатанные, громкие и круглые.

Собственно, главные мотивы Черняева мною изложены. Остались подробности.

РАБОТА. Токарь пятого разряда — высока ли квалификация? Черняев объяснил так: у одних деталь — произведение искусства, но «в смысле оригинал», у других — тоже произведение искусства, но «в смысле копия». В конечном итоге разряд — это точность и качество. «Не учись работать быстро, а учись работать точно, быстрота сама придет», как говорили Черняеву «звенящие ветераны».

Его называют асом. Правда, он был не единственным асом в цехе. И не самым опытным. Черняев мог тягаться с Володей Чкаловым, которого звали «великим токарем нашего времени», но пасовал перед Владимиром Николаевичем Анисимовым. Анисимову было тридцать четыре, из них он двадцать отдал токарному делу. Я спросил у него, хороший ли токарь Черняев. «Идеальный», — сказал Анисимов. «Что это значит?» — «Не вялый, — последовал ответ. — Вялый токарь — это, считайте, половины нормы нету. Сангвиник, например, хорошим токарем быть не может, ему лучше в слесари. Идеальный токарь всегда холерик». Анисимова считали чудаком: он читал в перерыве книги, играл на саксофоне в оркестре «Мелодия», мечтал о «консе», как называл он консерваторию, и имел лучшую в городе коллекцию кактусов. Черняев признался мне, что смотрит на Анисимова «снизу вверх». Впрочем, и тому и другому сделать по двести восемьдесят нормо-часов в месяц было одинаково легко и одинаково трудно.

ДЕНЬГИ. Выл ли Черняев меркантильным? Нет, не был. Старший мастер сказал, что «за копейку он не дрожит, но заработанное ему отдай». За это, кстати, только уважать можно. Любимая фраза Черняева, когда речь заходила о заработках: «Мне хватит!» Однако он считал себя обязанным напомнить мастеру: «Сергеич, а где моя десяточка за ту субботу?» Если бы, положим, с неба свалились на Черняева тысячи, он бы искренне не знал, как ими распорядиться. Когда приносил домой получку, тут все для него было ясно. Например, что спальный гарнитур ему не нужен, а телевизор «Рекорд-64» менять не следует, потому что он десять лет прекрасно работает под пломбой. Могли бы свалившиеся с неба деньги изменить его отношение к вещам, резко увеличить его весьма умеренные потребности? Положим, они хотели с Галиной этой зимой купить лыжи с ботинками, да «немного не вышло», как выразился Черняев, — неужто для такой «невероятной» покупки непременно нужны шальные тысячи?