– Снимать и выложить на свой блог. Уверен – сетевой бомонд ещё такого не видал.

Кугель промолчал. Он слушал Нарышкина лениво, безмятежным взглядом рассеянно смотрел на сцену и думал о чем-то далеком.

– Начинаю завидовать вам, – одобрительно сказал московский Сергей местному. – Живу в ваших краях четвертый день, но уже чувствую, как затихает во мне лихорадка городской жизни.

– У нас куда торопиться? – поддакнул Кугель и поднялся. – Ладно, пойду, мне пора.

Пошел к выходу из зала по проходу.

Блогер навел мобилу на его спину.

Одет с иголочки – думал Нарышкин о сельском артисте, вспоминая его анфас. – Материал костюма блестит и переливается, мягкий, но не мнущийся. Из нагрудного кармашка торчит уголок шелкового платочка. Галстук пришпилен к ослепительно белой рубашке. Носки, туфли… А запонки – настоящий малахит в золотой оправе… Интересно – это его концертная справа или обычный парадный костюм?

Безмятежность Сергея Кугеля очень понравилась Сергею Нарышкину.

Поднялся с переднего ряда участковый, прошелся проходом, подсел на место Ильи – должно быть, дочку посмотрел на сцене, похлопал после выступления и решил заняться делом.

– Все снимаете?

– Так ведь глазам своим не верю. И рассказам моим никто не поверит. А фильм – доказательство.

Помолчали.

– Вы в каком звании? – блеснул своей осведомленностью блогер.

– Капитан, – значимо ответил участковый.

Снова долгое молчание.

Сергей снимает. Участковый на него поглядывает.

Похоже, не нравится заезжий местной правоохранительной власти.

– Я представить себе не могу, как артисты здорово, наверное, отмечают Новый Год в своем кругу. Должно быть, бал-маскарад в ДК? Елка, музыка, все в масках…

– Некогда им гуливать – они для народа это устраивают: балы маскарады, аттракционы, ёлки… – сквозь зубы сказал участковый суровую правду.

– И вы тоже в такие праздники не охвачены всеобщей радостью? – пустил шпильку Нарышкин.

Новый сосед по креслам долго размышлял над ответом.

Наконец, созрело:

– Меня как-то не особо увлекает полупьяное и бездумное смехачество.

Снова танцует девчонки на сцене – молоденькие.

Скорее для сурового участкового, а не прихваченный ритмом Сергей задергал плечами. Он танцевал под музыку сцены, сидя в кресле зрительного зала, и был счастлив, как первоклассник на каникулах. На душе весело, лихо, тревожно…

Рядом местный участковый замер в боевой готовности.

Когда сумасшедший танец закончился, и девчонки убежали со сцены, Нарышкин замер в кресле с таким видом, словно только сейчас понял, что происходило с ним.

А участковый смотрел осуждающе.

На сцене с русскими мотивами снова взрослые молодые танцовщицы. Теперь от них веяло родной безмятежностью, тишиной, солнечным лугом, на котором пасутся кони. Томный наклон головы, беспомощные руки вдоль тонкой фигуры – Александра с подругами идут русским хороводом по сцене!

А московского гостя понесло. Не опуская мобилу, он повернулся.

– Позвольте представиться, гражданин участковый – Сергей Нарышкин, блогер московский и подлец из подлецов, – высокопарно произнес он.

– Ну-ну, – поощрил откровения участковый.

– Я – подлец, сволочь, подонок… Меня из тюрьмы за это прогнали.

– Не в ту посадили, знать, – посетовал капитан полиции.

– Жизнь сложна, – непонятно к чему сказал Серега.

И участковый не смолчал:

– Или сбежал?

Двое парней – совсем мальчишки – в белых рубашках и с гитарами вышли на сцену к микрофону. Струнные инструменты не совсем профессионально застонали в их руках.

И Бог знает почему у Нарышкина сжалось сердце в тревоге. Думалось о сопливой молодости, хотелось неизвестно чего. Черт бы её побрал, эту «генеральную репетицию» – пробрало до самого донца души. В груди пусто, точно сердца нет. А тут ещё эти гитары стонут…

Ощущение тревоги не проходило.

Обладая импульсивным, увлекающимся характером, Серега часто предпочитал необдуманные поступки рациональным…

Между тем, капитан полиции размышлял – не надеть ли на «подлеца» санаторского наручники и доставить куда следует? А куда следует, не знал. Да и наручники дома. Впрочем, сходить – дело пяти минут: живет-то напротив…

– Ну так, как вы меня воспринимаете, гражданин участковый?

Капитан вздрогнул, замер, притаился – будто мысли его подслушали.

– Никак не воспринимаю, – тихо произнес он. – Столичный хлыщ, болтун…

– Которого бы надо, – прервал Серега его, – посадить, да не за что. Так?

– А этого я вам не скажу. Не положено знать первому встречному, что на уме у представителя органов правопорядка.

Блеснула мысль и снова тупость полицейская – подумал Нарышкин. Ему стало скучно с участковым. Где же Илья?

Будто поняв его настроение, сосед по креслу заговорил в другом тоне и о другом.

– Как вам женщины наши?

– Все красавицы, как на подбор. Про каждую можно сказать – не тело, а божественная поэма.

– Душой, стало быть, не интересуетесь? А женщина-то, она, как палка – о двух концах, – сказал загадочно капитан полиции.

– Муть! – вдруг развязно бросил Серега. – К чему мне женская душа? Были бы ноги красивыми… да и все остальное…

– Что вы сказали? – встрепенулся тут участковый, ему захотелось поспорить с приезжим.

– Я сказал – о чем можно с женщиной говорить? Было бы тело прекрасным. Да они сами больше в зеркало смотрят, чем в книгу, забывая, что ум остается на всю жизнь, а молодость и с ней красота бывают только в пору цветения.

– А душа?

– На какой мне предмет она? Песни петь? Вы поете с женой по вечерам?

– В компаниях – да.

– Ну, «под шафе» и я – Демис Руссос.

После продолжительного молчания участковый неодобрительно проворчал:

– Таким, как вы, я бы не захотел и в столице жить.

А ведь он прав – с тоской подумал Нарышкин. – Надо меняться. Не случайно мне поездка сюда выпала.

Чувствуя победу в интеллектуальном споре с высокомерным москвичом, участковый великодушным тоном проговорил:

– Забавное приключение.

На молчание Сергея добавил:

– Вы, интеллигенты столичные, когда с вас спесь слетает, становитесь скучными, как старики, и наивными, как первоклассники. Вот скажи мне, шибко начитанный, в каком возрасте стрелялся Максим Горький? Не знаешь. А моя жена знает. Вот тебе, дедушка, Юрьев день!

Чувствуя разгром по всем фронтам, Серега робко предположил:

– Кажется, в семнадцать лет…

– Ой ли?

Нарышкин не знал, что сказать. Сидел злой, расстроенный, но по-прежнему снимал то, что происходило на сцене.

А участковый, хлопнув ладонью по поручню кресла, поднялся и направился в сторону выхода из зала, заложив руки за спину – злой, презирающий москвичей и, в то же время, торжествующий.

Нарышкин сидел в неподвижной задумчивости.

На сцене снова постанывали неумелые гитары, и парни пели ломающимися голосами. А когда ушли со сцены, Серега подумал – играли и пели они замечательно: сладко и тревожно.

И дальше пошло-поехало – мир начал переворачиваться.

В чем-то прав участковый – скучно живет блогер Нарышкин: ни жены, ни детей… Чуть ли не сутками сидит в инете. А рядом простые, хорошие люди, которых он люто ненавидит, когда они выдергивают его из виртуальных пространств. Им хочется посидеть с бутылочкой за столом, поболтать о том, о сем, хором спеть любимые песни…

Нарышкин зазнался от популярности блога. Он стал личностью только лишь от количества посещений. Ему предлагают баснословные деньги рекламодатели. А все остальные-прочие для него – бездари и кретины.

Участковый был прав, называя его стариком скучным и наивным первоклассником.

Не так надо жить, блогер Нарышкин – сам себе в мыслях сказал Серега. – Не так.

Потрясенный до глубины всем происходящим вокруг и своими открытиями, московский гость глубоко задумался. А когда снова вернулся в реальность, вслух выругался:

– Черт знает что!

Несколько минут приходил в себя, собирая из уголков души все, что разбросал участковый. И снова уверенный в себе блогер снимал на мобильник генеральную репетицию хомутиниского коллектива художественной самодеятельности.