— Потрясающе! — воскликнула мама. — Неужели сама сочинила?
— Сама! Честное слово, сама! Вот не веришь?..
— Да верю, верю… Гениальное сочинение! Прямо Пушкин!.. Слушай-ка, а между прочим, Коля Лыков — это не такой беленький, в синей куртке?
— Да, у него есть синяя куртка, а что?
— Так, неважно… Но мне показалось, что я его видела только что в окно. Могли они куда-то с Люсей Косицыной идти, скажем, на каток? У них вроде коньки с собой были?..
Какао встало у меня в горле.
— Что с тобой? — удивилась мама. — Подавилась, что ли? Давай я тебя по спине похлопаю.
— Не надо меня хлопать по спине, — сказала я. — Я наелась, не хочу больше. — И отодвинула от себя недопитый стакан.
В своей комнате я схватила карандаш, сверху донизу перечеркнула толстой чертой весь листок со стихами, скомкала его и бросила под стол.
Я вырвала из тетради новый листок, и вот что на нем написала:
Какое небо серое,
И не падает вовсе снежок,
И не пошли мы
Hu с каким дурацким Лыковым
Ни на какой каток!
И солнце не светило,
И музыка не играла,
И за руки мы не держались,
Еще чего не хватало!
Я злилась, карандаш у меня сломался… и тут в прихожей опять зазвонил телефон.
— Люся, это тебя, — сказала мама.
Ну, что они меня все время отвлекают! Целое утро звонят и звонят.
— Алле! — с досадой буркнула я в трубку.
Откуда-то издалека донесся до меня Колин голос.
— Синицына, это ты? Пойдешь «Меч и кинжал» смотреть, мы тут с Косицыной на тебя билет взяли?
— Какой еще «Меч и кинжал»? Вы же на каток пошли!
— С чего ты взяла? Косицына сказала, что ты занята и на каток не пойдешь, тогда мы решили взять в кино билеты на двенадцать сорок. Ты освободилась уже?
— Так вы в кино пошли?!
— Я же сказал…
— И на меня взяли билет?
— Ага. Пойдешь?
— Конечно, пойду! — закричала я. — Ну, конечно, конечно, пойду!
— Тогда давай скорее. Через пятнадцать минут начинается.
— Да я мигом, мигом! Вы меня подождите обязательно!..
Я бежала по улице.
Небо надо мной было синее-синее!
Падал легкий искристый снежок.
