***

От созерцания горных вершин, Дарика оторвало чувство голода. Причем к моменту прорыва этого чувства сквозь пелену внутреннего диалога, в котором часть его сознания твердила – «Нужно, просто, немножко подождать, сейчас придет новая электричка и все образуется», а другая столь же монотонно повторяла уже известное нам притяжательное местоимение в связке с часто используемым совместно с ним существительным, день уже ощутимо стал клониться к вечеру.

И хотя многие современные, а также и не столь современные, авторы рекомендуют для отключения «внутреннего диалога» и перехода в глубокое медитативное состояние, лицезрение картины гор, наш герой об этом не догадывался и его внутренний диалог был упорен подобно морскому прибою. Возможно, его душевное состояние было, просто, несколько более взбудоражено произошедшими событиями, чем то, которое, обычно, требуется для медитативных практик? Хотя с другой стороны, просидеть в полной неподвижности семь с половиной часов, для молодого человека достижение практически не возможное. Но это все, лирическое отступление.

Итак, Дарик испытал чувство голода. Когда мы говорим о ребенке или даже подростке, что он испытал чувство голода, то обычно имеем в виду, что в него, при определенных усилиях, можно воткнуть бутерброд или как максимум тарелочку супа. Так вот, в данном случае все было совсем не так. Дарик откровенно хотел жра…, но скажем более литературно, очень хотел кушать, настолько, что в сферу его гастрономических интересов попали даже сырые макароны, лежавшие в рюкзаке.

Вообще, нужно сказать, что наш герой не относился, к столь частому в последнее время типу молодых людей, которые склонны к инфантильности и излишним рефлексиям, поэтому сразу же начал действовать. Не стоит думать, что он сначала делал, а потом думал. Нет, нет и еще раз нет! Обычно, оба этих процесса происходили у него одновременно, что, как правило, приносило свои сугубо положительные плоды. Поэтому, спустя каких-то жалких полчаса, рядом со ставшим уже для него родным перроном, горел небольшой, уютный костерок. Также была заготовлена куча валежника, а сам Дарик колдовал над приготовлением ужина в полевых условиях при наличии минимума кулинарных приспособлений.

Варить макароны на костре в алюминиевой миске – это искусство доступное далеко не каждому. Но Дарику удалось добиться вполне приемлемого результата, и хотя макароны частично превратились в кашу, а частично хрустели на зубах, яство было признано годным к употреблению в пищу. О качестве воды пошедшей на приготовление ужина, парень старался особенно не думать. Успокаивая себя тем, что лужа, из которой он эту воду набрал, точно не была отпечатком чьего-нибудь копытца, да и по размерам могла принадлежать только ноге слона, а про слонов в русских сказках ничего не говорилось! Когда Дарик уже готов был приступить к трапезе, и даже поднес ложку ко рту, то услышал голосок:

– Не ешь каку, дизентерию словишь!

От неожиданности, Дарик даже забыл испугаться. За день проведенный на этой платформе, он как-то свыкся со своим одиночеством и как оказалось, вовсе забыл даже о самой возможности существования других людей. Поставив миску, Дарик обернулся на голос. В сгущавшихся сумерках, подсвеченные светом костерка стояли двое. Девчонка лет двенадцати одетая в светлый сарафан чуть ниже колен и имевшая русую косу примерно такой же длины, и мальчишка лет пяти в рубашке-косоворотке перепоясанной веревкой и штанах не понятного фасона. Наличие или отсутствие обуви скрывала густая трава. Оба визитера, казалось, сошли с картинки в этнографическом музее, в районе стенда с подписью, типа, – «Быт, и одежда древних славян в IX-XI вв. н.э.».

– Привет! Мы присядем у огня? – спросила девчонка, и, не дожидаясь ответа, уселась у костра.

– А что ты делаешь? – спросил мальчик и тоже плюхнулся рядом.

– Здравствуйте. Присаживайтесь. Ужин готовлю, – ответил Дарик, немного смущенный напором гостей и тем, что его предложение присесть малость запоздало.

– А зачем ты его готовишь? – вновь спросил мальчик.

– Кушать хочу! – буркнул Дарик и потянулся за своей миской.

– А-а-а! – протянул мальчик, – А почему на костре?

– Потому что печку захватить забыл! – начал заводиться наш герой.

– Ух ты! – воскликнул мальчик, – Ладка, ты слышала, у него печка самоходная есть! А чего ты, как все, у скатерти походной ужин не попросишь?

– У какой к чертям скатерти! Ребят, вы издеваетесь или больные? – наконец взорвался Дарик.

– Как у какой? У походной, у самобранки. А! Я понял! Ты герой! Ладка, он герой! Ты же ведь герой? – после этой тирады мальчика, Дарик выпал в осадок и понял, что пора искать записку примерно следующего содержания – «Улетела. Прощай. Твоя крыша.», он даже потихоньку пошарил по траве вокруг, может она лежит где-то рядом.

– Да какой он герой! – наконец вступила в разговор девочка, – Мал он для героя.

– А вот и не мал! Маратка тоже не взрослый, а герой! – возразил мальчик.

– Марат бы воду из Чернолесья за сто шагов обошел! Не то, что готовить на ней! – возразила девочка.

– Это да, – согласился мальчик, – А кто он тогда?

– А я почем знаю? Тебе нужно, ты и выясняй! – припечатала девочка, – И вообще, мы спешим и опаздываем, мама ругаться будет!

После этих слов оба ребенка синхронно повернули головы и уставились на парня. Причем очень спешащая девочка даже не сделала попытки подняться и уйти. Пауза затягивалась. И абсолютно обалдевшему Дарику, начало становиться как-то не уютно. Наконец девочка пришла к нему на помощь:

– Я Лада. Это мой брат Мирка. А ты кто?

– Не Мирка, а Всемир! – влез мальчик.

– Я Дарик! – сказал Дарик, – А где мы?

– Точно герой! – воскликнул мальчик, – Ладка, а давай его накормим! А то он до Града не доберется, наестся гадости какой-нибудь или еще чего.

Девочка пожала плечами, достала из неприметной сумочки большой, тонкий, цветастый платок, расстелила его на траве и сказала:

– Хозяюшка, угости нас! Ужин на троих, пожалуйста! – и, почти без перерыва, уже парню: – Угощайся!

Если до этого у Дарика все же были небольшие сомнения в том, что его крыша сказала ему: «Прощай!», – то теперь они полностью развеялись. Над расстеленным платком появилось легкое марево, а потом на нем возникли: каравай хлеба, пара горшков, несколько мисочек с какой-то снедью, тарелки, миски, чашки, ложки и как завершающий штрих – громадный самовар.

– Ой! А как это? Ух, ты! – сказал Дарик, после чего учуял ароматы, исходившие от горшков, и решил, что в сумасшествии тоже есть кое-какие плюсы. Встал, обойдя костер, подошел к импровизированному столу и, более ни слова не говоря, решительно приступил к ужину.

В начале пути мальчик попробовал создать Дарику незначительную конкуренцию в плане сметания съестного, но уже к середине, он отказался от этой ни к чему не ведущей затеи и только восхищенно наблюдал за тем, с какой потрясающей скоростью пустеют горшочки и мисочки. Девочка же и вовсе не притронулась к яствам, а ограничилась наблюдением, правда в ее взгляде было не восхищение, а скорее жалость и сочувствие. Когда на скатерти, увы, уже совсем ничего не осталось, за исключением пустой посуды и самовара, наш герой засмущался. Ему стало даже немножко стыдно за свой, ну скажем, порыв. Но что сделано, то сделано. Поэтому оглядев, с легкой грустью, импровизированный стол, Дарик слегка отодвинулся и очень прочувствованно произнес в пространство:

– Спасибо!

В ответ девочка, немного поморщилась, или это Дарику просто показалось в неверном свете костра, и произнесла:

– Да, не за что.

– Может добавки? – тут же влез мальчик.

Немного поколебавшись, Дарик все-таки сумел взять себя в руки и от добавки решительно отказался, путем интенсивного качания головой.

– Благодарю хозяюшка, мы сыты! – произнесла девочка, и после ее слов вновь возникшее легкое марево поглотило остатки пиршества.

Спустя мгновение перед ней лежал все тот же большой цветастый платок, абсолютно чистый, так что если бы не блаженная сытость, Дарик на полном серьезе решил бы, что все это ему просто привиделось. С голодухи. Мираж такой. Своеобразный. Девочка аккуратно сложила платок и убрала его в свою сумочку. В этот момент мальчик наклонился к ней и громким шепотом затараторил: