Молодая вороная лошадь, купленная Джоном в деревне, которую они покинули утром, шла смирно, но довольно-таки подвижно. Управлялась легко, в корме была неприхотлива, да и Элет сразу понравилась. Хорошая кобылка, редко такую найдёшь.

Вдоль тракта рос редкий зелёный лесок, тихий и, можно сказать, уютный. По крайней мере, Джону частенько приходилось коротать ночи в таких жутких чащах, что эта рощица казалась ему просто раем. Элет, скорее всего, разделяла его мнение.

— Ладно, привал, — объявил Джон.

Лошадь послушно свернула с тракта на мягкую опушку, переступая копытами по летней траве. Вечер был тёплым, светлым, свежим, хотя на закате темнело, а вдали чуть громыхало. Среди ветвей чирикали птицы, гулял лёгкий ветерок, в воздухе стоял запах хвои и ягод. Подозрительно хорошая и спокойная обстановка — стоит ждать грома среди ясного неба.

Джон спрыгнул с лошади, помог слезть Элет и огляделся. Лошадь можно привязать к той раскидистой ели, тут же и костёр зажечь: хвороста они с ведьмой вдвоём быстро натаскают. Еды им хватит, а ночью сторожить будут по очереди.

Когда они наконец со всем справились, Элет тяжело рухнула прямо на землю, подобрала под себя ноги и, не отрывая взгляда от небольшого язычка пламени, спросила:

— Ты так и не сказал, почему оказался в таком незавидном положении.

— Почему незавидном? — удивлённо переспросил Джон, пережёвывая кусок солонины. Хотя, может быть, ведьма в чём-то и права: не о такой жизни он мечтал в её возрасте. А теперь… теперь, наверное, всё равно.

— Знаешь, если бы у меня был дом, я бы сделала всё, чтобы вернуться туда. Несмотря ни на что.

— Мой дом теперь не мой, — горько усмехнулся он. — Да и я, наверное, уже не я.

— Почему не твой?

— Пока служил в Легионе*, дядя там раскомандовался, и…

— Ты был рыцарем Легиона? — округлила глаза ведьма.

(*Легион — что-то вроде небольшой регулярной армии при короле)

Джон понял, что проболтался, и отвернулся. Элет не нужно было знать этого — вообще никому не нужно. Но, в общем-то, что с того, если она узнает? Разбалтывать ей некому, да и они всё равно скоро разойдутся и, наверное, больше никогда не увидятся.

Элет жалостливо смотрела на него, сжимая в руках флягу с водой. Джон вздохнул. Это, скорее всего, будет нелегко. Возможно, ведьма осудит его, не поймёт, отвернётся, но ведь она сама хочет знать…

— Да, я был рыцарем, — сказал он. — Сейчас я им не являюсь, поэтому не называй меня так, пожалуйста.

— Насколько я знаю, этот титул вы получаете на всю жизнь? — удивилась Элет.

— Формально — да, — пожал плечами Джон. — Но, на мой взгляд, рыцаря определяет не титул или словечко «сэр» перед именем, а поступки. — Он улыбнулся, когда Элет согласно кивнула. — Ты, наверное, не знаешь, что пару лет назад мы вели войну с Амфиклией?

— Знаю, — усмехнулась она. — Мы в Шабаше не теряем связи с внешним миром. По крайней мере, самые важные новости до нас доходят.

— Хорошо. Так вот, я участвовал в этой войне в составе Легиона. Когда уходил, поручил дяде следить за замком и заботиться о сестре. Ей было шестнадцать: замуж — рано, а оставлять одну — боязно. Я знал, что дяде доверять нельзя, но мне больше не на кого было положиться: мать умерла, рожая сестру, а отца не стало пять лет назад.

Элет слушала внимательно, не моргая и почти не дыша, и совсем забыла о костре. Джон аккуратно подбросил туда пару толстых веток, сделал глоток из фляги и продолжил, глядя в пустоту:

— Когда я вернулся, вернулся с победой, награждённый королевой, то увидел, что замок присвоил себе дядя, а сестра… Сестра умерла.

Элет вздрогнула, а Джон горько усмехнулся. Странно. Он не чувствовал ничего. Воспоминания больше не приносили ни боли, ни отчаяния, ни злости.

— Дядя сказал, что она забеременела то ли от конюха, то ли от оружейника и умерла при родах. Я ему не очень-то поверил, но он сослался на то, что женщины в нашем роду слабые, и предложил мне остаться в замке в качестве капитана гвардии. Это было жутко унизительно: он не имел на замок никаких прав — отец завещал его мне. Но гвардия встала на сторону дяди, а у меня не было возможности противостоять ему, да и с лордом дядя дружен… — Поймав испуганный взгляд Элет, Джон вновь усмехнулся: — Не волнуйся, я доведу тебя до прямой дороги в Хидельберг, а дальше пойдёшь сама, и он спокойно тебя выслушает. О том, что мы знакомы, он и не узнает.

— Я и не догадывалась, что ты — вассал Хидельберга, — сказала Элет. — Ну, а дальше что было?

— Дальше… — Джон вздохнул. — Я не придумал ничего лучше, чем просто взять и уйти.

В глазах Элет вспыхнул немой вопрос, но она ничего не сказала. Джон опустил взгляд. Лучше бы она осудила, честное слово. Это гнетущее молчание ужасно раздражало. Что может быть хуже молчания, когда так хочется услышать в ответ хоть что-то?..

— Где-то полгода я перебивался случайными заработками в деревнях и бедных острогах: где-то шайку воров отогнать, где-то упыря отвадить… Ну и игрой в кости или карты, разумеется. Что самое смешное, до войны я ни капли алкоголя не пил, а теперь и дня не могу хотя бы без глотка вина. Но встреча с теми убийцами, которых подослал дядя, что-то во мне перевернула. Хоть они были и не первые, но… Теперь я хочу вернуться и отомстить. За себя, за сестру…

Тогда Элет резко встала, обошла костёр и бросилась к нему на шею. На самом деле Джон ожидал такой реакции: не помнившая внешний мир и реальную жизнь ведьма не очень хорошо умела сдерживать свои эмоции. А сейчас, видимо, и вовсе не видела смысла этого делать.

— Ты чего? — тихо спросил Джон, усмехнувшись. В душе по-прежнему не было никаких чувств, и это пугало.

— Мне очень жаль, — всхлипнула Элет.

— Знаешь что: ложись спать. Я посторожу.

Ведьма осторожно отпустила его, одёрнула платье и смущённо отвела взгляд. Видимо, сама удивилась своему внезапному порыву. Достала из сумки плащ и аккуратно расстелила его прямо на лесную подстилку из листьев, иголок и мха.

— Возьми мой, если не хочешь полночи проворочаться и глаз не сомкнуть, — предложил Джон, расстёгивая пряжку на застёжке плаща.

Она посмотрела на него удивлённо, кивнула и приняла плащ.

Когда Элет легла, Джон присел рядом, положив новый меч на колени. Слабый свет костра делал её кожу желтоватой, всполохи плясали в волосах, растрёпанных и тонких. Её пальцы сжимали край плаща, которым она укрылась, губы были плотно сжаты, а между бровями пролегла напряжённая складка — видимо, снилось что-то не очень приятное.

Элет была совершенно не похожа на Анну, но всё же чем-то напоминала её.

Неожиданно для самого себя он коснулся рукой её плеча, чуть поглаживая. Показалось, что она немного успокоилась: черты лица разгладились, губы приоткрылись, дыхание стало ровнее. Джон слегка улыбнулся. Рука случайно скользнула ниже, к её острым ключицам, пальцы нащупали грубый шнурок, на котором висела какая-то колдовская штука.

Вдруг ведьма открыла глаза. Радужки уже почти привычно сверкнули золотом, она вскинула руку, и в следующий момент Джон почувствовал, что воздух вокруг него нагрелся, раскалился, а потом двинул ему в лицо.

— Ещё раз так сделаешь — получишь похлеще, — сонно пробормотала Элет и перевернулась на другой бок.

Джон сдержанно усмехнулся. Видит Бог, домогаться он точно не собирался.

На небе ярко сияла огромная луна. Её серебряный, как будто жидкий свет опускался на землю. Макушки елей тихо качались, вдалеке плакали ночные птицы и выли волки. Джон подозрительно огляделся, не выпуская рукоять меча: они остановились недалеко от тракта, по которому в ночное время могут околачиваться всякие…

В темноте загорелись два красных огонька. Блуждающие, что ли?.. Ведьма бы объяснила, но она спит. Впрочем, огоньки были слишком яркие, почти багровые, а ещё они двигались исключительно парой на одном расстоянии друг от друга, постепенно приближаясь. Вскоре недалеко от них появилась другая пара, а затем ещё и ещё…

— Элет, — позвал он шёпотом, несильно тряхнув её за плечо.