Этот дом Рольфус выбрал неслучайно – главы богатых семейств обычно держат нос по ветру, и узнать, что происходит в королевстве, наверняка получится. Второй месяц Рольфус находился в бегах, сторонился любой тени, ночевал в подворотнях, питаясь отбросами, но ищеек со следа сбил. Однако в тайном сыске дурачки не служат, поэтому вести себя следовало осторожно.

Зимой осторожность обходилась дорого. Чихнув, Рольфус вытер нос мохнатой лапой и поморщился – грязная шерсть воняла. В этот момент дверь дома открылась, и на крыльце показалась служанка с ведром: юная, почти девчонка: обтрепанная одежда измазана сажей, на плечах старый шерстяной платок, на ногах растоптанные войлочные боты, которые подошли бы нищенке, а не работнице из уважаемого дома.

Кажется, промахнулся, понял Рольфус и хотел потихоньку уйти, но подвел проклятый насморк.

– Кто здесь? – вздрогнув от мощного чиха, воскликнула девчонка, тревожно озираясь. Рольфус замер, стараясь забиться поглубже в снег, но она оказалась глазастой – подскочила, выхватила из сугроба. – Котик! Потерялся? Да ты совсем замерз!

– Ну ясное дело, – буркнул Рольфус, – на улице-то не лето.

Взвизгнув, девчонка разжала руки, уронив его обратно в сугроб.

– Ты говорящий?! – на лице ее застыл страх.

– Ну да, – Рольфус хотел сбежать, но лапы совсем заледенели и слушаться отказались.

– А-а… разве такое бывает?

– Ну я ж с тобою сейчас разговариваю. Значит, бывает, – Рольфус хотел пожать плечами, но сделать это в кошачьем обличье не получилось. Вместо этого он снова оглушительно чихнул.

– Простыл, маленький, – жалостливо вздохнула девчонка и обернулась, посмотрев на дверь.

«Ну их, эти новости, – подумал Рольфус, – как бы совсем не окочуриться».

– Может, пустишь погреться? – спросил он.

Девчонка подняла бровки домиком, вид ее сделался совсем жалкий.

– Не могу, котик, меня мачеха поколотит, если узнает, что я тебя пустила.

– А ты хозяину дома пожалуйся. Чего это какая-то работница руку на тебя поднимает?

– Хозяину дома? – девчонка растерялась. – Ой, да без толку, папенька считает, что я на нее наговариваю.

– Да при чем тут па… Так, погоди, – Рольфус опешил, – ты что, дочь хозяина дома?

– Ну да. Меня Гертруда зовут, хотя все называют Золушкой, а ты кто будешь?

– Кот. Просто кот. И если ты меня в дом не пустишь, стану котом, умершим от холода. По твоей вине, между прочим. Буду по ночам к тебе являться и мучить, слезами горючими поливая. Вот увидишь!

– Ох, котик, не умирай, не надо! – достав его из сугроба, девчонка сдернула с плеч платок и, закутав, осталась в одном платье. – Сейчас, потерпи, миленький, я свиньям корм задам и домой тебя унесу, в тепло.

Рольфуса кольнула совесть, но совсем чуть-чуть, с совестью он давно научился договариваться.

В свинарнике оказалось убрано, это обнадеживало – если в доме столько работников, что даже свинарник в порядке держат, значит план может сработать.

Вылив болтушку в корыто, девчонка поспешила в дом. И вот там, на кухне, Рольфуса снова одолело сомнение – что же это за семейство такое, если дочка главы дома ютится в углу между вязанками дров и мешками с картошкой. На старом сундуке лежала тоненькая подстилка с подушкой и страшненькое колючее одеяло.

– Ты что, здесь спишь? – все еще надеясь, что ошибся, спросил Рольфус.

– Ну да. Я же все время тут, на кухне. И бегать никуда не надо. Удобно, – ответила девчонка, пряча взгляд.

– А папаша не против?

Девчонка пожала плечами, по-прежнему стараясь не смотреть в глаза, и Рольфус сдался, решив не мучить ее расспросами.

– Ой, ты ж, наверное, голодный. Давай, я тебе молочка налью.

– Лучше мяса.

Золушка вздохнула.

– Мяса не осталось. Есть только кусочек колбаски с ужина, сестры не доели, – она открыла шкаф и достала сверток, в котором обнаружились обломок полосатого карамельного леденца, надкусанный крендель с глазурью и вышеупомянутый кусочек колбасы, сырокопченой, с хвостиком. – Вот, возьми, – она протянула ему сразу всю заначку.

Рольфус съел колбасу исключительно из вежливости – не отказывать же бедняжке. «М-да, – подумал он, разглядывая тонкие, словно прутики, пальцы, худую шейку, торчащую из ворота платья, – держат бедняжку в черном теле. Хотел бы я посмотреть на этих извергов».

Возможность такая представилась очень быстро – из коридора донесся топот, словно на кухню мчалось стадо буйволов, и вскоре в дверях возникла монументальная бабища с губами-варениками и крошечными злыми глазками на круглом как блин лице.

– Золушка! – рявкнула тетка. – Где тебя носит, лентяйка? Кровати не расправлены, перины не взбиты, а она сидит, прохлаждается. Живо за рабо… А это что такое?! – палец-сосиска нацелился прямо на Рольфуса. Кто разрешал тебе…

– Маменька, я…

– Вон блохастого! Вышвырни, живо! – ручища, здоровенная, словно весло, развернулась, указывая на дверь.

Возвращаться на улицу Рольфус не собирался, вот только магия подчинения в кошачьем обличье работать отказывалась, поэтому конспирацию пришлось нарушить.

– Молчать! – произнес он, снова став человеком. Активировал заклинание, и тетка застыла, не успев выпалить рвущиеся с языка ругательства. Полное подчинение, отключение воли, покой, умиротворение, желание служить… Пожалуй, хватит, решил он, видя, как исчезли багровые пятна гнева с пухлых щек, а взгляд из яростного превратился в спокойный. – Сейчас ты уйдешь отсюда, расправишь кровать себе и всем, кому надо, и ляжешь спать. А утром придешь сюда за новыми поручениями. Иди.

Развернувшись, женщина двинулась прочь, механически передвигая ноги, словно гигантская кукла. Обернувшись, Рольфус посмотрел на Золушку, ожидая, что та пребывает в ужасе, но не тут-то было – приоткрыв рот, она смотрела на него с восхищением.

– Это же магия, да? А ты – маг? Ох, мамочки, ничего себе! – проделывать то же самое с девчонкой Рольфусу ужасно не хотелось, но выхода не было – она проболтается и точно его сдаст. Заклинание уже было готово сорваться с языка, когда она воскликнула: – А можешь и меня научить? Я буду стараться, правда! И во всем тебе помогать! А еще у меня есть вот что, – она метнулась к сундуку и, сбросив подстилку, открыла крышку. Долго рылась там, перебирая старое тряпье, а потом протянула Рольфусу потертый кошель, – тут немного, всего несколько монет, но больше у меня нету. Может, хватит? А потом я еще сэкономлю и заплачу, честное слово!

После этого произнести заклинание язык не повернулся.

– Убери, – Рольфус отвел руку с протянутыми деньгами. – Отплатишь едой и кровом. Но для начала скажи, зачем тебе магия? Мачехе отомстить хочешь?

– Что? Нет! Я просто… ну… для хозяйства. Если я буду работать больше и быстрее, может, они меня полюбят, – закончила она уже тихо.

«О нет, это безнадежно», – подумал Рольфус и уже хотел произнести это вслух, когда услышал громовой рев:

– Эй ты, где мое печенье!

– И мое молоко!

В кухню ввалились сразу две горы, только чуть моложе предыдущей, зато лицами в точности напоминающие мать.

– Та-ак! И что это за мужик у тебя тут?

– А еще скромницей прикидывалась!

Парное заклинание сработало как надо. «Не растерял навыки, молодец», – мысленно похвалил себя Рольфус, глядя как сводные сестрицы Золушки, утратив пыл, уходят прочь из кухни. Для полного счастья осталось встретиться с папашей, а слуг, если верить девчонке, в доме нет.

– Здорово ты с ними, – сказала Золушка. И нахмурилась. – А им от этого ничего не будет?

– Пожалела? – усмехнулся Рольфус.

Золушка потупилась.

– Ну, да.

– Не бойся, ничего с ними не случится. Я пригляжу.

– Ой, так ты останешься здесь, со мной? – обрадовалась она. И, смутившись, поправилась: – Ну, не со мной, а в доме.

– Останусь. Только надобно с папенькой твоим переговорить, все-таки он хозяин.