Литмир - Электронная Библиотека

Владимир Марков-Бабкин

Император из двух времен

Посвящается моей семье

Отдельное спасибо Виталию Сергееву

Часть первая

Кто ты, Михаил Романов?

Пролог

25 июля 1919 года. Развязка

Лязг затворов автоматов системы Фёдорова. Защелкивание магазинов в русских пулеметах системы «мадсен», проверки гранат.

– Внимание, господа! Время! Выходим на исходную!

Бойцы начали занимать позиции согласно установленной схеме. Он не должен уйти.

* * *

– Ваше величество! Авто подано. Все службы работают в штатном режиме. В парламенте ждут вашу речь.

Монарх хмуро кивнул. Что ж, день истины настал. Пора навести порядок в этом гадюшнике. Или он их, или они его. Время вышло.

Он сел в автомобиль, и за ним мягко захлопнули дверь.

Вот и всё. Мосты сожжены.

– Трогай!

И кортеж выехал на улицы столицы.

* * *

Проехало мимо переднее авто с охраной. Пусть едут. А вот и цель.

– Огонь! Огонь, черти!

Загрохотали автоматные и пулеметные очереди, полетели гранаты. Машина монарха замерла, покрываясь отверстиями беспощадных пуль, в салон влетела граната и взорвалась, выворотив авто изнутри.

– Дело сделано! Уходим!

Нападавшие исчезли так же внезапно, как и появились. Лишь догорало авто с августейшей особой внутри…

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. МРАМОРНОЕ МОРЕ. ОСТРОВ ХРИСТА. 19 июля 1919 года. За шесть дней до описываемых событий

– Миша, у меня что-то тревожно на душе.

Маша придержала лошадь и с какой-то тоской в глазах посмотрела на меня. Я также натянул поводья, и Марс пошел медленнее.

– Отчего, родная?

Она покачала головой.

– Не знаю. Тревожно. Я плохо спала этой ночью. Мне снились кошмары.

– Да, я заметил. Ты металась по подушке, стонала, и у тебя лоб был в поту. – Ободряюще улыбаюсь. – Теперь пришла моя очередь обнимать тебя, успокаивая после пустых кошмаров.

Жена не поддержала мой шутливый тон.

– Я боюсь, Миша. Очень боюсь. Что-то случится.

Успокаивающе беру ее ладонь в свою.

– Машенька, солнышко моё, но что может случиться? Все дела идут нормально. Это обычная рабочая поездка. Согласись, я же не мещанин Белопупов, чтобы сиднем сидеть под теплым боком у жены.

Но даже придуманная мной смешная фамилия не оказала никакого эффекта на обычно смешливую девушку.

Она кивает.

– Да, я понимаю. Но всё же. Тот раз, вылетев во Владивосток, ты добрался лишь до Мариуполя. Сейчас ты вновь собрался в те края. И у меня дурное предчувствие.

Демонстрирую бодрую шутливость.

– Вот видишь, если что-то случится, то я далеко не улечу и быстро вернусь. Но ты же сама знаешь о большой важности мероприятия. Я должен быть там и заложить первый камень в основание. Это история и это пропаганда. Поколения будут расти на этом факте.

– А может, ты поедешь поездом? У нас же прекрасный поезд. Несколько лишних дней туда, несколько лишних дней сюда – не так важно. Я буду ждать тебя сколько нужно.

Улыбаюсь виновато.

– А, понял, это я тебя вчера напугал рассказом про катастрофу дирижабля «Гинденбург». Ну, во-первых, его ещё не построили, во-вторых, его точно не назовут этим именем, в-третьих, этот дирижабль совершил множество рейсов, и всё было нормально. Я же тебе рассказывал, что были версии про то, что на «Гинденбурге» сработало устройство, которое заложили заранее для диверсии. К тому же в водород «Империи» добавляют примеси, которые значительно снижают пожароопасность. Ты же сама много раз летала на дирижабле. Полковник Кононов отличный специалист своего дела, настоящий профессионал. Тебе совершенно не о чем беспокоиться.

Маша сжала ноги, подбадривая Европу, и мы двинулись рысью. На женских седлах она не каталась принципиально, равно, как и не любила прогулочные выезды. Она предпочитала скорость, ветер в лицо, единение со своей лошадью. Это же касалось всего остального. Автомобилей. Мотоциклов. Яхт. Даже велосипедов.

Платья всё больше томились в гардеробе, поскольку императрица, наслушавшись моих рассказов, и на основе моих рисунков, заказала себе несколько брючных костюмов, и для выездки, и для езды на мотоцикле, и, конечно, для поездок на своих личных авто.

Да, мы опять проговорили вчера весь вечер, прежде чем добраться до постели. Разговор был долгим и часто непростым.

День за днем императрица буквально выпытывала у меня подробности будущего на ближайшие сто лет. Всё. Историю. Развитие технологий и средств связи. Свершения. Катаклизмы. Эпидемии. Ход войн и переворотов. Научные открытия и Нобелевские премии. Короче – всё.

Конечно, я не всё помнил из истории. Если тот же ход Второй мировой войны или освоение космоса я помнил неплохо, то вот кому и за что присуждали Нобелевские премии, я вспоминал с большим трудом. Ну, Эйнштейн, ну Шолохов. Бор, Герц, Ферми, Черенков и Ландау. Горбачеву зачем-то дали, хотя надо было дать ему отнюдь не премию. И крепко так дать.

Я видел, как пылали восторгом глаза Маши, когда рассказывал про нынешнего учащегося Звездного лицея Сергея Павловича Королева, про Цандера, Глушко, Шаргея (он же Кондратюк), о многих других. О первом в мире космическом спутнике. О Юрии Гагарине, о его улыбке и знаменитом: «Поехали!» О подвиге народа, который за полтора десятка лет, после чудовищной войны и жуткой разрухи, сумел подняться в космос. Я видел гордость в её глазах, я слышал, как замирало её дыхание, и в этот момент она была русской на все тысячу процентов.

Она смеялась, когда я ей рассказывал интересные и забавные случаи из нашей и мировой истории.

Маша заметно сникла, когда поняла, что никакого бурного освоения космоса не произошло, что дальше спутников связи и шпионских орбитальных аппаратов мы реально не продвинулись. Что полет человека на Луну стал лишь пафосным эпизодом. Что никаких орбитальных городов у нас нет и не предвидится. Не знаю, что она там себе нафантазировала, слушая горячие речи того же Циолковского, но в её глазах стояло такое разочарование, словно у неё украли мечту.

Она была в шоке от ядерного оружия и возможности многократно уничтожить жизнь на планете за считанные минуты.

Я видел её боль и ужас, когда рассказывал ей о страшных потерях в Великой Отечественной войне, о битве под Москвой и о Сталинграде. О зверствах нацистов. О разрушенных городах и сожженных вместе с жителями деревнях. О Ржеве, где погиб Андрей Романов – мой дед по отцу, и о битве за Берлин, где на ступенях Рейхстага, пройдя всю войну, погиб мой дед по матери – мой нынешний сын Мишка Романов-Мостовский. Я рассказывал о голоде, и о войне Гражданской. О революциях. О том, как брат пошел на брата. О том, как сначала распалась Империя, а потом распался Союз. О Второй Смуте и о том, что мы и к 2015-му не достигли уровня СССР. О лихих девяностых, семибанкирщине и бандитах. О голодающих и умирающих в нищете стариках, отдавших всю свою прежнюю жизнь Отечеству. О том, как правили нами западные посольства. И о том, как доктора наук вынуждены были ездить челночниками по всяким Турциям, не имея возможности не только заниматься своим делом, но и просто накормить свои семьи. И не только доктора. Это было особенно контрастно слушать, находясь на собственном острове в Мраморном море, когда твоя Империя процветает и уже раскинулась на все эти земли.

Она плакала. Часто рыдала. Да и я сам едва сдерживал слёзы, глядя на своё прошлое будущее со стороны. Но меня словно прорвало. Господи, неужели в своём будущем я был готов с этим всем мириться? Мне было стыдно за самого себя. Я думал тогда лишь о себе, как выжить и как устроиться в той новой капиталистической реальности. Как и большинство из нас.

Моё будущее стало для неё шоком.

1
{"b":"827451","o":1}