Затем появилась свирепая брюнетка с пронзительными глазами и разумом, который, казалось, просчитывал гибель любого, кто встанет у нее на пути. И мы были в опасной близости от того, чтобы встать у нее на пути. Я ни на гребаную секунду не думал, что она уступит. Сидеть в нашей башне, как послушный заключенный?

Нет, эта женщина что-то замышляла.

— Калеб, она не пленница, — слова Нико перекликались с моими внутренними мыслями.

По иронии судьбы, она тоже запустила стаканом нам в головы, когда мы сказали ей, что она не может пойти с нами на встречу. Вид предательства был подобен удару в живот. Разительная разница с теми нежными взглядами, которые были несколько мгновений назад.

— Нам нужно решить, что, черт возьми, с ней делать. Если мы впутаем ее, мы не сможем справиться с этим дерьмом. Во время выполнения наших планов не должно быть отвлекающих факторов или незаконченных дел. Так что мы либо посвящаем ее в дело, либо отпускаем, — сказал Нико с решимостью в голосе.

Со стороны, глядя на него, можно было бы подумать, что это у него проблемы с гневом. Русский был сложен как кирпичный сортир, на нем было почти столько же тату, сколько и у меня, но внутри он был мягкотелым. И как только он привязывается, уже не отпускает.

У меня было предчувствие, что Скар скоро попадет в эту категорию, если уже не попала. Проблема с Нико заключалась в том, что он должен придерживаться связей на одну ночь и не рисковать. Но после подобного он станет одержимым.

Калеб застонал, плюхаясь на кожаный диван.

— Черт. Можем ли мы доверять ей? — он залпом осушил половину нового стакана, который только что налил, и опустил голову в ладони. — Она и глазом не моргнула, блять, на тот факт, что я засунул пистолет этому ублюдку между губ. Ни единого крика. Она не забилась в угол и не плакала. Она, блять, подошла ко мне и сказала, что я могу убить его в месте, где легче убираться, — он поднял голову. — Привести ее сюда — значит доверять ей.

— Разумно ли втягивать ее в это? Типа, у нас тут не гребаный пикник. Одно дело не волноваться из-за пистолета, но совершенно другое — стрелять из него, — я указал на это. Ее шрамы всплыли у меня в памяти, и мой желудок скрутило при мысли о том, что она была в опасности.

Калеб пренебрежительно махнул рукой.

— Меня не это волнует. Она справится. Я бы поставил свою жизнь на то, что у нее есть чертова куча секретов, о которых мы не знаем, и половина из них о том, насколько она способная девочка, — ответил Калеб.

Я поднял руки в знак капитуляции, мой рот растянулся в ухмылке. Ей бы чертовски хотелось услышать, что Калеб считает ее способной. Но, зная этих двоих, она бы не знала, как отнестись к комплименту, если бы этот ублюдок догадался хотя бы сделать ей один.

— Мы не узнаем, можем ли мы доверять ей и способна ли она на это, пока не позволим ей проявить себя. Она племянница нашего врага, но между ними явно нет утраченной любви. Он, блять, пытался ударить ее, — прорычал Нико, который чистил свой «глок». Этот ритуал он выполнял каждый раз, когда что-то морочило ему в голову. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что у всех нас на уме было одно и то же.

Калеб усмехнулся при упоминании о перепалке с Домиником.

— Да, и я отрублю ублюдку руку за это, — сказал Калеб.

Моя бровь приподнялась от его признания. Я знал, что он не ненавидел ее так сильно, как утверждал. Если бы этот ублюдок вытащил голову из задницы, он действительно мог бы наслаждаться своей женой.

Я прочистил горло с того места, где лежал на полу, закинув ноги на стену.

— Дядя явно ее недолюбливает, и она ненавидит его. Она полностью за то, чтобы выпотрошить его. Буквально. Так какого хрена? — спросил я. Этот вопрос не выходил у меня из головы с вечеринки по случаю помолвки. Нам чего-то не хватало. Редко встречались люди, которых мы не знали. Мы тратили годы на планирование и изучение каждого члена четырех семей. Конечно, у нас было меньше всего разведданных об итальянцах, поскольку никто из нас не состоял в этой организации. Но мы изучили игроков и приобрели союзников внутри компании — тех, кто все еще снабжал нас информацией. Но никто из них никогда не упоминал о Скар.

Так кем же, черт возьми, она была?

— Мы что-нибудь узнали о ней? — спросил я, чувствуя, как мое внутреннее смятение выплескивается наружу.

У Калеба вырвался измученный вздох.

— Нет. Все, что я знаю, это то, что она племянница Доминика, — он использовал воздушные кавычки. — Хотя я, черт возьми, не понимаю, как это возможно. Нет, если только у Джианы не было ребенка, и она держала это в секрете.

— Если это правда, то сестра Доминика еще большая стерва, чем мы думали. Ты не видел, каким взглядом она наградила Скар, когда ты объявил ее своей женой. Я думал, мне придется подставляться под пулю ради вас двоих, — добавил Нико, подходя к креслу со стаканом водки в руке.

Темные брови Калеба нахмурились, когда он уставился в панорамное окно, глубоко задумавшись.

— Мне кажется, нет. Джиана — стерва, даже более того, она коварная эгоистка, как и ее брат. Если бы Скар была ее дочерью, она бы манипулировала ею в своих интересах. И Скар жила с ним до восемнадцати, а потом съехала, — его внимание снова переключилось на нас. — О, вот тебе и ирония судьбы. Очевидно, когда она не ворует, то управляет успешной охранной фирмой для очень богатых. Она владелица и генеральный директор компании «Лесли Джордж Секьюрити». Непонятное название…

Смех вырвался из моей груди, вызвав странные взгляды моих братьев.

— Чертовски умная девчонка, — сказал я, качая головой и садясь. — Я сделаю ей предложение, когда увижу ее.

— Она уже моя жена, придурок.

Я проигнорировал его собственнический тон, продолжая свое объяснение.

— Джордж Лесли — крестный отец нью-йоркских грабителей банков 1920-х годов. Этот человек так и не был пойман. Именно он вдохновил на создание фильма «Одиннадцать друзей Оушена». Он использовал чертежи, чтобы заранее наметить, где будет совершать свои ограбления. И никогда не использовал огнестрельное оружие.