Идея Роттера оказалась плодотворной. И вскоре в «Комнате 40» оказались в состоянии отслеживать местонахождение любых военно-морских кораблей Германии при условии, что они использовали одни и те же процедуры радиообмена, ключи и кодовые книги. Теперь, благодаря достигнутому успеху, сотрудники «Комнаты 40» могли сосредоточить свои усилия исключительно на перехвате и чтении военно-морских сообщений Германии. Вахтенное дежурство для поддержания оперативной связи с Военным министерством было отменено. Высвободившимся сотрудникам было поручено вахтенное дежурство в «Комнате 40» в целях отслеживания изменений в организации военно-морской связи Германии.
К этому времени отношения между «Комнатой 40» и дешифровальным подразделением Военного министерства стали довольно натянутыми. В первую очередь на этих отношениях негативно сказалось соперничество за первенство в добывании разведывательной информации. Потом они ухудшились еще больше, когда в Ханстентоне был прекращен перехват сообщений сухопутных войск Германии без объяснения Военному министерству, почему это было сделано.
6 ноября 1914 года сотрудники «Комнаты 40» переехали в комнату на первом этаже одного из зданий адмиралтейства, покинув наконец тесное помещение, которое делили с Эвингом и его подчиненными из службы общеобразовательной подготовки личного состава военно-морских сил. Неподалеку, в этом же здании, находились зал заседаний адмиралтейского совета[22], кабинет первого морского лорда и резиденция первого лорда. Переезд состоялся сразу после того, как парламентский и финансовый секретарь адмиралтейства[23] не смог попасть в кабинет к Эвингу, поскольку заранее не договорился о своем визите.
Через некоторое время и это новое помещение стало тесным для возросшего числа сотрудников «Комнаты 40». В остальном же оно было вполне пригодным для сосредоточенной и вдумчивой работы: выходило окнами в тихий двор и располагалось в стороне от шума и сумятицы, царивших в остальной части адмиралтейства. Такое расположение способствовало соблюдению режима секретности и позволяло спрятаться подальше от любопытных глаз.
Черчилль и Фишер, несомненно, знали от Оливера обо всем, что происходило в «Комнате 40». Они сразу же поняли, какой разрушительный потенциал в отношении военно-морских сил Германии таила в себе разведывательная информация, поступавшая из «Комнаты 40». И как важно было избежать малейших подозрений со стороны немцев, что криптографическая защита их линий связи была взломана англичанами.
Поэтому 8 ноября 1914 года Черчилль собственноручно написал инструкцию, которой в своей работе должна была следовать «Комната 40». Эту инструкцию он снабдил грифом «исключительно секретно» и передал на ознакомление Оливеру, занимавшему пост начальника военно-морского штаба, и Эвингу. В инструкции говорилось:
«Из числа военного персонала должен быть назначен офицер, желательно из военный разведчик, чтобы изучать все перехваченные и дешифрованные сообщения, не только текущие, но и прошлые, и чтобы постоянно соотносить их содержание с тем, что произошло на самом деле, ставя перед собой цель проникнуть в замыслы противника и доложить о них. Весь перехват должен храниться в особой папке под замком вместе с дешифровками, а все другие их копии должны быть собраны воедино и сожжены. Все новые сообщения должны помещаться в эту папку, и распоряжаться ею должен только начальник военно-морского штаба.
Назначенный офицер не должен исполнять никакие другие обязанности.
Я буду признателен, если сэр Альфред Эвинг примет участие в этой работе».
Инструкция была подписана инициалами УСЧ[24] и Ф[25]. Первая подпись была сделана от руки красными чернилами, а вторая – зелеными.
Получив инструкцию от Черчилля, Оливер сразу же распорядился, чтобы ее отправили для ознакомления Реджинальду Холлу, недавно назначенному начальником военно-морской разведки. Холл ответил Оливеру:
«Я проконсультировался с Эвингом и предлагаю назначить казначея флота Роттера для выполнения только этой работы и никакой более (ведь именно он взломал немецкий шифр). В настоящее время работа организована следующим образом. Весь перехват сразу же по получении подвергается дешифрованию и переводу. Немецкие сообщения подшиваются в дело и хранятся под замком. Туда же попадают их переводы. Они копируются в двух экземплярах – один доставляется курьером лично начальнику военно-морского штаба, другой – начальнику военной разведки. Таким образом, обеспечивается немедленная доставка полученной разведывательной информации людям, наделенным соответствующими полномочиями. Начальник военно-морского штаба может сразу же предпринять необходимые действия, а начальник военной разведки – сравнить ее с информацией из других источников. Копия, переданная начальнику военной разведки, хранится под замком и предназначена только для его ознакомления. В ближайшее время эта копия будет отправляться ему в запечатанном конверте с надписью «Подлежит вскрытию только адресатом». Подчеркиваю, что передача для ознакомления начальнику военно-морского штаба и начальнику военной разведки всего дела с перехватом и переводами вместо копий отдельных сообщений приведет к существенным задержкам и, ввиду большого количества поступающих сообщений, не избавит от необходимости делать их копии. Поэтому я предлагаю продолжить эту работу под руководством сэра Альфреда Эвинга в том виде, как описано выше».
Описанная Холлом схема работы с немецкими дешифровками прекрасно устраивала Черчилля и Фишера, поскольку позволяла им оперативно знакомиться с разведывательной информацией, полученной в «Комнате 40», и хранить ее в строжайшем секрете. Но имелись у этой схемы и существенные недостатки, которые с течением времени становились все более заметными.
Во-первых, согласно инструкции Черчилля, Эвинг и сотрудники «Комнаты 40» фактически делались подотчетными только Оливеру. А их взаимоотношения с Холлом, наоборот, никак не конкретизировались, хотя было бы вполне естественно подчинить «Комнату 40» военно-морской разведке. Оливер был слишком занятой человек, чтобы полноценно руководить «Комнатой 40» и следить за эффективностью ее работы. Да и сам он заявил, что такую выдающуюся личность, как Эвинг, было бы неправильно подчинять даже начальнику военно-морского штаба. В результате Эвинг ни перед кем не отчитывался за свою работу, что не шло на пользу делу и могло привести к возникновению разногласий с Холлом, который непосредственно отвечал за сбор военно-морской разведывательной информации из разных источников. Ситуацию дополнительно осложнял тот факт, что в военно-морской разведке никто, кроме Холла, не должен был знать о существовании немецких дешифровок. Это лишало военно-морскую разведку ценного источника информации, каким было чтение немецких шифрованных сообщений.
Во-вторых, в своем стремлении держать в строжайшем секрете работу, которая выполнялась в «Комнате 40», Черчилль и Оливер зашли слишком далеко. Согласно их распоряжению, о «Комнате 40» знали только первый лорд, первый морской лорд, второй морской лорд, парламентский и финансовый секретарь адмиралтейства, начальник военно-морского штаба, его консультант, начальник военно-морской разведки, начальник оперативного отдела военно-морского штаба, его заместитель и три вахтенных военно-морских офицера. Возможно, что Черчилль рассказал про «Комнату 40» тогдашнему премьер-министру Англии. Но вряд ли в курсе ее существования были члены военного комитета английского кабинета министров[26]. Ведь по мнению кадровых военных, политикам и дипломатам никогда не стоило доверять подобного рода секреты.
C другой стороны, даже самая ценная разведывательная информация не была способна принести пользу, если ей не удавалось найти практическое применение. Поэтому было большой ошибкой возложить на высших чинов английского адмиралтейства, обремененных решением тысяч других, не менее важных задач, ответственность за использование содержания перехваченных и прочитанных военно-морских шифровок Германии. Эти люди были не в состоянии уделять достаточно внимания «Комнате 40». В результате вместо того, чтобы стать полноценной разведывательной организацией, «Комната 40» непозволительно долго оставалась в личном распоряжении верховного военно-морского командования Англии.
