Шофер – калач тертый оказался, свой:

– Садитесь, по зеленке едем.

Автобус до Донецка шел полупустой, несколько сердобольных бабулек с корзинами и молчаливый парень с бегающим взглядом, тоже, видать, из нашего брата. Добрались до границы без злоключений, а на таможне полный завал! Туда народу не больше десятка, а с той стороны беженцев – края не видать… Лица усталые, серые. Женщины с котомками и сумками, девушки грудничков убаюкивают, а в глазах… даже не отчаяние, а полная безысходность! Вот она – война, с таким лицом! Зашли на досмотр. На нашем КП таможенник – парень моих годов, документы проверяет и в глаза заглядывает:

– Цель вашей поездки?

Я начал импровизировать, ну чего темнить, врать начал:

– К бабушке еду, мать проведать просила, вестей давно от нее не было.

Тогда напрямую нельзя было говорить, что на вой-ну, сам понимаешь. Заходили добровольцы нелегально, если не по контракту, считалось вроде как в бандформирование вступать едешь, украинцы же на весь мир раструбили, что здесь сепаратисты!

Сумку открываю, вещи показываю, таможенник за камуфляж и перчатки зацепился:

– А это зачем?

– Как зачем, на охоту хочу съездить, на рыбалку!

– На охоту, значит? – уточнил таможенник, и вернул паспорт. – Ну-ну, поаккуратнее там, на охоте!

Тут меня вот что удивило: наша таможня беленькая, чистая, а буквально в тридцати метрах буферной зоны – украинская, места живого нет, в дырах от пуль, как дуршлаг! Сразу видно, неспокойно здесь.

На Украинской стороне нас уже автобус дожидался. Мы как сели, водила сигарету в зубы и педаль в пол! Пока по трассе мимо поселков летели, как на формуле-1, я местность рассматривал. Что сказать, картина неприглядная – дома разбитые, деревья заваленные, легковушки сожженные на обочинах, а в полях мужики, бабы и подростки окопы роют, прямо как в отечественную.

В Донецк заехали, водила обороты сбавил. Огромный город, красивый, а будто мертвый… На вокзале вышли, огляделись. По площади перекати-поле перекатывается, люди с оружием кучкуются, да пару БТРов стареньких под деревьями стоят.

Одеты, кто во что горазд: у кого брюки камуфляжные, у кого куртка, один в берцах, другой в кроссовках. Я приглядел пару ребят в десантных беретах, подошел к ним.

– Здорово мужики, бойцы нужны?

– Спрашиваешь! – затянулся папироской высокий, курит неторопливо, а сам меня с приятелем взглядом оценивает. – Бойцы сейчас на вес золота. А ты служил?

– На Кавказе! Пойдет?

– Базара нет, пойдет! – оживился второй. – Офицер?

– Что не офицер – факт, рядовым возьмете?

Долго здесь не рассусоливали, перебросились парой фраз, усадили нас в машину – и на линию. Привезли к командиру. Командир, позывной «Ник» – мужик серьезный, лицо темное, смуглое, губы обветренные! Говорил твердо и уверенно, расспросил, кто мы, откуда. Как узнал, что мы в боевых действиях участвовали, повеселел, и разговор в другое русло перетек.

– Это хорошо! Боевые единицы сейчас ох как нужны, мы как раз окраину Лидиевки от нациков зачищаем. Обещать ничего не буду, оружие на первое время получите, какое есть, как говорится, «на войне как на войне» – что в бою отобьете – то ваше! Вою-ют укропы, конечно, неважно, но у них и техника, и вооружение не в пример нашему! Так что, добро пожаловать в РПА – Русскую Православную Армию!

Ну а дальше руки пожали – и на передовую. Мне винтовку выдали – старый карамультук! Честно говоря, я даже не сразу разобрался, как она с предохранителя снимается. Смешно звучит?! Но одно дело «Калашников» и совсем другое – винтовка образца шестьдесят третьего года. Около шести вечера ко мне подошли особисты из разведки, познакомились, расспросили, обрисовали ситуацию по фронту и предложили к себе – в разведку. Я тогда еще толком не разобрался, что и как, но знаю, в разведку абы кого не берут, там народ стреляный, большинство горячие точки прошли.

Но и тут нам договорить толком не дали, залетел молодой боец в афганке на пару размеров больше с закатанными рукавами.

– Товарищ капитан! В районе Абакумова диверсионная группа на газели из миномета отработала по окраине, два дома разнесли.

– Ну что! – подорвался особист, – по коням! Эти гаденыши низиной уходить будут, мы их у просеки и отработаем! Автомат на плечо закинул и на меня смотрит: – сейчас решай, с нами пойдешь?!

Сгруппировались быстро, видно, здесь к такой тактике ребята из разведки были хорошо адаптированы. В общем, как капитан и говорил, перехватили мы нациков у просеки, с трех сторон зажали и отработали. Тогда я впервые пленных укропов увидел, мальчишки еще, трясутся, глаза бегают! Со стороны глянуть – дети шкодливые, а не вояки. Только старший группы мне пояснил на месте:

– Ты не гляди, что пацанва, насмотришься еще, что они с нашими пленными вытворяют! Мы для них не люди: ватники, колорады, сепары, да кто угодно – только не люди! А эти, судя по татушкам, вообще правосеки, фашисты, – плюнул старший в сторону пленных – по-другому этих и не назовешь!

Так начались мои будни в разведке. А дальше пошло-поехало, там взяли, здесь выследили, только не мое это – разведка! Здесь особый склад характера нужен: терпение, выдержка железная, умение часами, а то и сутками в укрытии выжидать, выслеживать, быстро и скрытно менять позиции! Разведчик по сути своей охотник, а я вояка, штурмовик! Я изучал тактическую подготовку, мне ближе атака, бой, да и переквалифицироваться уже не хотелось. Разведчики уговаривать не стали, война не место для прогулок, здесь каждому дело найдется!

Дальше я воевал в составе батальона. Здесь для меня все было предельно ясно и понятно, держали фронтальную зону по направлению Лидиевки, поселка Пески, Абакумово, Старомихайловки. На передовой со стороны Красногоровки мы удерживали подготовленные части противника, те постоянно делали вылазки, прощупывали нашу оборону. Разведка докладывала, что там сосредоточилась крупная группировка, около 10 тысяч иностранных наемников. Но и здесь всплыли свои нюансы. Если уж быть до конца откровенным, нас и батальоном то назвать было сложно, так – всего около 80 человек! Хотя, звучало грозно – «батальон», наверняка и на той стороне в это верили. Батальон на тот момент в основной массе состоял из местных ребят, те на местности отлично ориентировались, так что по тактике и маневренности мы заметно выигрывали! А вот в боевой подготовке порядком отставали, новобранцы приходили необученные! Война! Каждому новичку были рады, ополчение пополнялось из бывших шахтеров и рабочей молодежи, их за оружие взяться жизнь заставила. Но желание сражаться и стоять за свою землю в них было сильнее страха перед смертью, и учились они быстро, а по-другому нельзя, на войне цена твоему умению – жизнь! Помимо обороны, делали вылазки в тыл украм, нападали на их колонны, блокпосты, забирали оружие, технику, амуницию и продукты. Но и здесь было все немного ограничено и к серьезным операциям нас не привлекали.

Я узнал, что неподалеку работают штурмовые батальоны, там у них и задачи немного другие и бойцы дерзкие, надумал я к ним. Подошел к командиру, мол, надоело на месте топтаться, на живое дело хочу в другой батальон к штурмовикам. Командир меня выслушал внимательно, стул придвинул.

– Присаживайся, закуривай! – и сигарету протягивает.

Я закурил, а он задумался, сидит зажигалкой по столу постукивает, на меня поглядывает искоса: «А сам новобранцев обучить сможешь? Набрать, подготовить? Только по ускоренной программе, скоро нам боевая часть понадобится, большое дело готовим!»

Я за идею ухватился, дело стоящее. Когда сам готовишь, можешь за каждого поручиться, как за самого себя. Назначили меня командиром отделения. Изначально у меня в подчинении было всего шестнадцать человек, а потом как-то потихоньку дело пошло. Помимо местных из России ребята стали подтягиваться, в общем, контингент разношерстный, особенно по возрасту, у меня младшему было 16, а старшему 57. Только я тебе так скажу, не все уживались. Каждый войну по-своему представлял. А это не кино и не компьютерная игра, убивают здесь по-настоящему, и жизнь у тебя всего одна! Были и такие, приедут, пофотаются с пулеметами, а как под обстрел попадут, так, чтоб головы не поднять, смотришь, на следующее утро уже с вещами, «простите братки, не пошло, домой возвращаюсь»… На территории, которую отбили, приходилось самим наводить порядок, милиции не было, и люди шли к нам за помощью. Война – она кому война, а кому мать родна, мрази всякой хватало – мародеры, воры, наркоманы повылазили! Патрулировали улицы, отлавливали эту нечисть. Вот так незаметно стекался народ в наше подразделение, у нас дисциплина и порядок во всем, в целом – достойное, можно сказать, воинское подразделение. Вскоре зашли в Лидиевку, пригород Донецка, расположились в здании бывшего батальона ГАИ. Позиция удобная, и от передовой недалеко. И здесь мы помогали, как могли. Помню, укропы окраину из минометов обстреляли. Били прицельно, намеренно по жилому сектору, шесть частных домов разнесли. Нас попросили помочь завалы разобрать, и делать это надо было быстро, под ними могли оставаться живые. Торопились мы вместе с местными, теми, кто остался, вот тогда я впервые и увидел ее! Здесь никого упрашивать не надо, и чужая боль для них, хлебнувших из чаши войны, как своя. Я и у нее в глазах это увидел. Неприметная на первый взгляд девушка, простая поселковая, худенькая, в платке и огромном свитере, а в душу мне запала. Я все время старался ее из виду не упускать, рядом держался, кирпичи да плиты откидывал, вдруг кричат: «Живая!» Живую девочку отыскали под одним из завалов… Пока мы ее выносили, на скорую грузили, моей незнакомой уж не было. Ну, все, отчаялся я, где в таком городе ее отыщешь? Несколько дней я пытался ее из головы выкинуть, а нет, не выходит, крепко понимаешь, зацепила. Но, видно есть бог на свете! Возле нас магазин стоял, мы туда за сигаретами ходили, а в этот раз на нем объявление повесили: «Уехал за товаром». У меня всего пару сигарет осталось, ночью поднимут, а я пустой! Неподалеку еще один магазинчик стоял, пришлось туда топать. Захожу, а там она, полы моет. Продавец спрашивает, что мне, а я растерялся, глазами хлопаю и толком ничего внятного выговорить не могу! Торгаш, мужчина бывалый, выкупил меня сходу, заулыбался и распевно так спрашивает: «Сигареты, молодой человек»? На следующий день я опять в этот магазин наведался. На этот раз попытался с ней разговор завести, но она на меня ноль внимания, так, отвечает сухими фразами, не больше. Пришлось у продавца по тихой о ней разузнать. Оказалось, зовут ее Катя, она беженка из села Пески, это километрах в четырнадцати от Донецка. Как укропы в их село вошли, мародерить да свои укронацисткие порядки устанавливать начали, их семья бросила все и бежала в Донецк. Я решил ее проводить после работы, дождался вечера. Уже сумерки сгустились, когда она, выходя из магазина и наткнувшись на меня, испуганно отшатнулась, потом пригляделась, узнала: «А, это вы?»