Егор насторожился. Ему вдруг показалось, что из Вариной могилы донесся какой-то подозрительный шум. Он тотчас посветил туда фонариком и — глазам своим не поверил…

— Господин Шульц, — сдавленно шепчет. — Глядите…

А господин Шульц уже и сам видит.

— Да-а-а, — тянет с придыханием.

Дело в том, что в размер Вариной могилы — зияет дыра. А в этой дыре, далеко внизу, земля виднеется. Ощущение такое, будто с громадной высоты смотришь. Как с самолета. (Егор однажды летал к теще в Таганрог.) И по всей неведомой поверхности, насколько глаз хватает, яркие костры горят. Костры, костры… миллионы костров!.. Черный дым клочьями к небу поднимается (где Егор с господином Шульцем сидят). А вместе с дымом летят человеческие вопли, вскрики, всхлипы… Прямо один сплошной стон несется из могилы. И с такой болью… с такой болью… Сидят Егор с господином Шульцем, пошевелиться не могут. Оторопь взяла. А из-за ближайших крестов скунс снова появился. Уже в каком-то рванье и кирзовых сапогах. Подкрался тихонечко и господина Шульца в могилу сапогом спихнул. А затем и Егора.

5

Очнулся Егор в подземелье. Тусклые лампочки по стенам светят, вода в отдалении капает: кап-кап, кап-кап… гулко так звук разносится. Радом господин Шульц сидит. Живой и невредимый.

— Господин Шульц, — спрашивает Егор, — это где же мы с вами теперь находимся? В Аду, что ли?!.

— Не думаю, — отвечает господин Шульц. — Видите, рельсы по шпалам проложены.

Глянул Егор себе под ноги, точно, рельсы…

— Может, это тогда метро? — предполагает.

— Для метро тоннель слишком узкий, — говорит господин Шульц. — Вагоны не пройдут.

— Как же мы тут очутились, — чешет затылок Егор.

— Черт его знает, — чешет свою подпалину господин Шульц. — Но надо, по-моему, выбираться отсюда поскорее.

С этими словами он, быстро вскочив на ноги, пошел по тоннелю. Егор, конечно, за ним.

— И чего это с нами приключилось, — продолжает недоумевать Егор по дороге. — А, господин Шульц?!

— Понятия не имею.

— Может, и вправду Ад видали?..

— Вряд ли, — с сомнением качает головой господин Шульц. — Мне вообще кажется, что это обыкновенная галлюцинация, вызванная психоэнергетикой, исходящей от вашей мертвой жены. Вернее, от фантома. Я слыхал о таких штучках.

— Да, но тогда… — начал было Егор и тут же поперхнулся. Рельсы внезапно котились, тоннель раздвинулся, и они очутились в огромном сводчатом помещении, пол которого был буквально завален… трупами.

— Скорей назад! — закричал господин Шульц и первым бросился бежать, перескакивая через две шпалы на третью. — Это тот самый тайник, — на ходу объяснил он Егору. — Помните, я вам рассказывал… Куда чекисты убитых прятали…

Вдруг из-за поворота показались какие-то люди.

— Стоять! — грозно приказали они. — А то счас постреляем, как цыплят!

И сразу же начали стрелять: бах! бах! бах!.. Пули мимо Егорова уха: фьють! фьють! фьють!.. Ну, естественно, замерли Егор с господином Шульцем на месте. А куда деваться?.. Вперед — убьют! Назад — тупик с мертвецами… Неизвестные с профессиональной ловкостью вывернули им карманы, забрали у господина Шульца так ему и не понадобившийся «кольт 45» и, больно скрутив пленникам руки, а заодно плотно завязав глаза, быстро повели. Сначала в гору, потом под гору, потом поехали (скорее всего, на дрезине), потом приехали; лестницы крутые пошли, разговоры, запах махорки, хлопанье многочисленных дверей… Наконец повязки с глаз сняли (руки связанными оставили); смотрит Егор: большая комната со столом. А на столе сидит хмурый карлик с лицом, как кусок вареного мяса. В углу рта папироса дымится.

— Да это же наш скунс, — шепчет Егору господин Шульц. Пригляделся Егор, действительно, вроде он.

Тут дверь в комнату отворилась, и на пороге появился здоровенный детина в папахе и с винтовкой.

— Товарищ Драченко, — докладывает, — кулаков из райцентра привезли. Куда их девать? Подвалы все забиты.

— Чем забиты? — спрашивает скунс.

— Монахинями.

— К стенке их!

— Кого — их? — не понял детина.

— Монахинь.

— А кулаков в подвалы?

— Нет, — сказал скунс, — тоже к стенке.

— А в подвалы кого? — снова не понял детина.

— Никого. Всех к стенке!.. А в подвалы — реквизированный картофель.

— И этих двоих тоже к стенке? — показал детина винтовкой в сторону Егора и господина Шульца.

— Двоих? — слегка удивился скунс. — Ну-ка, дай я на них погляжу.

Поглядел. Пристально так. Сначала на Егора, потом на господина Шульца.

— Да, — кивает, — этих тоже.

И Егора с господином Шульцем провели недлинным коридором во внутренний дворик, поставили у кирпичной стены. И — расстреляли.

6

Снова очнулся Егор. На сей раз в стеклянном гробу. «Неужели чекисты по-христиански схоронили», — поразился он и огляделся. Вокруг была небольшая комнатка, сплошь увешанная красивыми коврами. Даже на потолке был ковер. Вылез Егор из своего гроба и сразу же увидел… Варю. Живую. Она стояла с распущенными волосами и в длинном полупрозрачном платье. Егор так и ахнул от удивления. И Варя тоже ахнула. Егор по лицу ладонью провел. И Варя провела. Егор насторожился. И Варя насторожилась. Егор ногой топнул! И Варя топнула! Вот тут-то до Егора и дошло, что он и есть Варя! И что перед ним обыкновенное зеркало. Прошелся Егор по комнате туда-сюда. Странное состояние. Груди вперед тянут, зад назад. Чудно, одним словом! Не успел он как следует свыкнуться со своим новым положением, как раздался осторожный стук в маленькую дверь. И послышался голос, очень знакомый.

— Мадемуазель Дюваль, — промурлыкал голос, что твой кот, — позвольте войти. Это я, Иван Сергеевич.

— Ну входи, — говорит Егор, а сам своему бабьему голосу дивится.

Дверца тотчас отворилась, и в комнату вошел… господин Шульц в старинных одеждах. А может, его фантом (Егор уже основательно во всем запутался). Подойдя к Егору, вернее, к Варе, а еще вернее, к мадемуазель Дюваль, Иван Сергеевич галантно поцеловал у нее ручку.

— Как изволили почивать, дорогая Луиза?

— Да ничего, — отвечает Егор. — Нормально.

А Иван Сергеевич руки не отпускает, девичьи пальчики поглаживает.

— А я за вами, — мурлычет. — Окажите честь, отужинайте со мною при свечах. — И вдруг как схватит Егора за сиськи, и ну их мять!

— Но! но! но! — завопил Егор, прямо-таки ошарашенный подобным обращением.

— Мадемуазель Дюваль, Луиза… Лизанька… — страстно бормочет Иван Сергеевич, покрывая быстрыми поцелуями Егорово лицо. — Прошу… у-мо-ля-ю… одну только ночь!..

И тут же, не давая Егору опомниться, легко подхватил его на руки и понес в темный проход за дверью. Довольно долго он тащил Егора узким и длинным коридором, затем надавил кнопку в стене, стена отъехала, и они очутились в спальне.

Иван Сергеевич из хрустального графинчика в хрустальную же рюмочку винца налил.

— Отведайте, — протягивает, — Лизанька. Ваше любимое. Бургундское.

Егор отведал. Честно говоря, так себе. Слабенькое. Первачок, пожалуй, крепче будет. А Иван Сергеевич уже мягко, но настойчиво тянет Егора к кровати.

— Лизунчик, — хрипло шепчет пересохшими от волнения губами, — вы обещали именно сегодня. В годовщину вашей смерти.

Понял тут Егор, что ежели он и дальше будет свое инкогнито хранить, то Иван Сергеевич его, пожалуй, и… От одной этой мысли Егора в жар бросило. Этого мне еще не хватало, думает, не ровен час и рожать придется.

— Вы же обещали, Луиза, — прямо-таки сгорает от похоти Иван Сергеевич. — Вы же обещали…

— Ничего я вам, господин Шульц, не обещал, — холодно сказал Егор. — Не придумывайте.

Иван Сергеевич резко голову откинул, словно его в лоб звезданули.

— Егор?!! — говорит еще более охрипшим голосом. — Ты, что ли?..

— Я, — отвечает Егор.

Тут господин Шульц, Иван Сергеевич, как начнет хохотать. Хохочет и хохочет… На кровать повалился, слезы из глаз ручьями бегут.