Зазвонил телефон. Вера достала телефон из сумки и посмотрела на экран. Звонила мама Веры, Анна Петровна.

– Алло, – ответила Вера.

– Сама не позвоню, так никто обо мне и не вспомнит, – начала Анна Петровна, как всегда, с упрека.

– Мама… – попыталась возразить Вера.

– Помру в одиночестве, так труп никто и не обнаружит, – продолжила в том же духе Анна Петровна.

– Мама, ты так "помираешь" уже последние лет пятнадцать, – заметила Вера.

Анне Петровне было семьдесят лет, сорок из которых она проработала в школе учителем русского языка и литературы. Но, будучи давно на пенсии, она не оставляла привычку всех контролировать и учить.

И если бы Вера могла видеть свою маму в данный момент, она бы очень сильно удивилась. Анна Петровна, худенькая и бледная, в стареньком домашнем халатике стояла в курилке областной больницы с сигаретой в руке. Никогда в жизни не курившая, она эффектно затягивалась и сбрасывала пепел в консервную банку.

– Ну, что слышно? – поинтересовалась Анна Петровна.

– Ничего не слышно. Если бы было слышно, я бы тебе сообщила, – вздохнула Вера.

– Что – совсем никаких новостей?

– По твоей любимой теме – никаких. Я не беременная, Нинель не появлялась.

– Я так и знала. Вот так учишь вас, учишь всю жизнь, долбишь-долбишь, а толку никакого.

– Мама, почему ты всегда звонишь только для того, чтобы вынести мне мозг?

– Было бы что выносить! Я как мать не хочу, чтобы вы повторили мою судьбу – ни ты, ни Нинель. Я всю жизнь прождала, пока ваш отец-мерзавец на мне женится! А он меня бросил с двумя детьми! И я всю жизнь одна как рыба об лед!

– Мам, а что у тебя с голосом? Ты что, плачешь? – перебила ее Вера.

– Одна как рыба об лед! – повторила Анна Петровна дрожащим голосом. – Нинель хотя бы умудрилась как-то ребенка родить. Невесть от кого, правда. Но теперь кому она нужна с дитем? Подобрал ее какой-то олигофрен, и поминай как звали! Где она теперь? Увез ее в какую-то Тмутаракань в село Кукуево… Как то село Кукуево хоть называется?

– Не знаю…

– Она тебе не звонила?

– Не звонила.

– Мне тоже не звонила. А у тебя вообще – ни дитя, ни мужика!

– У меня есть мужик.

– Кто? Етот?

– Что значит "етот"?! – оскорбилась Вера.

– Неужели ты не понимаешь, что твой сраный Игорь не хочет ни жениться, ни детей? Он тебя использует, пока твой фасад не облупился, выжмет из тебя все соки и выкинет на помойку, как тряпку. Почему ты не видишь, что живешь с кретином? Который даже осеменить тебя не может! Тебе сколько лет?!

Вера молчала.

– Эй! Ты слышишь меня?

– Да, мама, я слышу.

– И только попробуй сказать, что мать неправа.

– Мать права.

– Тогда подумай хорошенько, нужен ли тебе ребенок от кретина?

– Мама, что у тебя там за звуки? Ты не дома? Тебя очень плохо слышно. Ты где?

– Нигде. У индуса в бороде.

И Анна Петровна, как всегда не прощаясь, отключилась.

Вера швырнула телефон в сумку и очень пожалела, что ответила на мамин звонок. После разговора незамедлительно разболелась голова и осталось мерзкое послевкусие. Мама, как обычно, рубила правду-матку, не считаясь ни с чем, желая исключительно добра, но причиняя исключительно вред. Правда-матка из ее уст несла в себе разрушительный эффект, оставляя Веру в полном смятении.

Вера разнервничалась. В голове был полный хаос из противоречивых мыслей.

А действительно ли ей нужен ребенок? Или она просто хочет, чтобы Игорь на ней наконец-таки женился после стольких лет отношений? А действительно ли она хочет, чтобы Игорь женился? Любит ли он ее? А если не любит, почему он с ней? Возможно, она ему просто удобна и привычна? Тогда вопрос – а любит ли она его, зная это? А если не любит, то что тогда, собственно, она делает рядом ним? А что такое любовь вообще? Возможно, и ей с ним просто удобно и привычно? А если никто никого не любит, то зачем тогда жениться? И тем более рожать ребенка? Тогда нужно расстаться? Но как это сделать? А вдруг она больше никого никогда не встретит?..

Вере стало страшно от этой мысли. Она открыла коробку и быстро съела одно пирожное, как будто это была спасительная лечебная пилюля. Затем съела еще одно. Но в этот раз сахарная эйфория не спешила ее охватывать.

Стук в дверь вырвал Веру из размышлений. В купе заглянула проводница.

– Вечер добрый! – бодро гаркнула она. – Чай, кофе, сигареты желаете?

– Добрый вечер. Принесите, пожалуйста, зеленый чай, – попросила Вера.

Проводница с готовностью кивнула и скрылась.

В ожидании чая Вера вышла из купе в коридор и остановилась у окна. Коридор был пуст. Уже окончательно стемнело. Но она все равно смотрела в окно на проносившиеся мимо погруженные в ночную мглу поля, леса, на светившиеся слабыми огоньками жизни поселки и деревушки, и снова погружалась в размышления.

А ведь в этих маленьких деревушках на три дома живут простые люди, у которых нет и сотой доли того, что имеет она. Доят коров и коз, картошку сажают, довольствуются малым и по-своему, наверняка, счастливы. А она, наверное, просто зажралась. У нее есть практически все, а ей все время плохо и ничего не радует. Вера тяжело вздохнула и прижалась лбом к стеклу.

Из соседнего купе вышел мужчина и встал неподалеку.

Вера почувствовала исходящий от него легкий приятный аромат мужского парфюма. Не поворачивая головы, она скосила глаза и осторожно посмотрела на мужчину. За сорок, симпатичный, брутальная небритость, стильные джинсы, белая рубашка – отметила она. Мужчина задумчиво смотрел в окно. А Вера смотрела на мужчину.

Неожиданно мужчина повернул голову и посмотрел ей прямо в глаза. Вера не успела отвести взгляд и почему-то испугалась, почувствовав неловкость. Но деваться уже было некуда, и она смело продолжила смотреть в его глаза, чувствуя, как где-то внутри, там, где сердце, постепенно разливается необычное тепло, пульсирующее и обесточивающее.

Так они смотрели друг на друга, не отрываясь, и как будто беззвучно разговаривали друг с другом. Вера понимала все, что говорил ей он, а он понимал все, что говорила ему она. Неизвестно, сколько бы продолжался их безмолвный диалог, если бы в коридор шумно не ворвалась проводница, неся в руках поднос с чашкой чая и сахарницей

– Ну вот и ваш чаек зелененький! – гаркнула она.

Вера вздрогнула и обернулась к проводнице. Входя в свое купе, она чувствовала, что мужчина смотрит ей вслед. Проводница поставила поднос с чаем на столик и увидела коробку с пирожными.

– Приятного аппетита! – пожелала она и вышла из купе, закрыв за собой дверь.

Вера тут же осторожно открыла дверь и выглянула в коридор – мужчины уже не было, коридор был пуст. Она закрыла дверь и села на нижнюю полку. В груди пылал пожар. Она дотронулась ледяными ладонями до лица. Лицо тоже пылало огнем, как будто у нее поднялась температура тридцать девять. Сердце билось так, что Вера испугалась, что ее сейчас хватит преждевременный инфаркт или инсульт.

Она пошла в туалетную комнату и ополоснула горящее лицо холодной водой. Проходя обратно по коридору мимо купе мужчины, остановилась и прислушалась, прижавшись ухом к двери. За дверью было тихо.

Вера вернулась в свое купе и залпом выпила зеленый чай, даже не успев понять, горячий он был или холодный. Словно в лихорадке она металась по купе и совершала какие-то ненужные и бессмысленные действия. Отыскала в сумочке духи и надушилась, распустила волосы, открыла коробку с пирожными и переложила их с места на место, облизала запачканные пальцы, нашла в сумочке крем и намазала им руки, зачем-то достала кошелек и проверила банковские карты и деньги. Обнаружила стопку постельного белья и кое-как застелила постель. Села на постель и замерла.

Стояла уже глубокая ночь. Вера попыталась успокоиться и сделала глубокий вдох и выдох, пригладила растрепавшиеся волосы и решительно встала. Не очень хорошо понимая, что она делает, на неслушающихся ватных ногах подошла к двери, рванула ее в сторону и тут же на пороге столкнулась с НИМ – мужчиной из соседнего купе. Опешив от такой неожиданности, она потеряла дар речи.