Мужчина был одет в строгий темно-синий костюм, светло-бежевую рубашку и синий в полоску галстук. А наряд его спутницы меня просто поразил. Ничего подобного я раньше не видел. Если только по телевизору. Женщина была одета в ярко-красный брючный костюм, розовую блузку и красную широкополую шляпку. Нет, даже по телевизору я такого увидеть не мог, поскольку цветные телевизоры в ту пору в нашем селе были большой редкостью. Брюки у нее от колен к низу сильно расширялись и практически закрывали собой ярко-алые туфли. «Клеш», вспомнил я, как называл такие брюки мой двоюродный брат Серега. Он недавно из армии вернулся и, чтобы произвести впечатление на наших сельских девчат, пошил в местном ателье брюки-клеш. Сам-то он росточка низенького, ножка у него маленькая, тридцать шестого размера, а штаны в нижней части расширялись до сорока сантиметров. Когда он важно так, выпячивая колесом грудь, шел вечером в клуб на танцы, то подметал своими штанами пыльную дорогу как веником.
Пара приблизилась к нам, женщина едва слышно поздоровалась, а мужчина обратился к бабушке:
– Доброго здоровья, Настасья Петровна. Как жизнь молодая?
– Да жива пока. И вам доброго здравия. Мамашу приехали навестить? А она на огороде картошку сажает. Я ей говорю: «Нюрка, с ума что ли сошла, рано еще сажать, земля не прогрелась». А она свое: «Вон как солнышко припекает. Раньше посажу, раньше молодую картошку есть буду».
Мужчина засмеялся и обратил взгляд в мою сторону:
– А это, стало быть, внук ваш – Петра сын?
И не дождавшись ответа, продолжил:
– Как звать-то тебя, Петрович?
– Саша, – робко ответил я.
– Александром, стало быть. В каком классе учишься?
– Седьмой заканчиваю.
– Седьмой значит… Тогда ответь мне на такой вопрос: чему равен квадрат разности?
Сначала я немного растерялся, можно сказать, опешил, но быстро взял себя в руки и отстрочил:
– Квадрат разности равен квадрату первого числа минус удвоенное произведение первого на второе плюс квадрат второго числа.
– Молодец, – одобрил мужчина. – Отличник, наверное?
За меня ответила бабушка:
– Хорошист, две четверки у него – по зоологии и по пению.
– Ну, пение это только для артистов важно, а вот зоологию надо подтянуть. Обещаешь?
Он смотрел на меня таким веселым взглядом, что я невольно заулыбался и ответил:
– Постараюсь. Но у нас биологичка такая вредная – она никому «пятерки» не ставит.
– Ну, брат – это все отговорки. Для настоящего мужика непреодолимых препятствий нет.
При этих словах мужчина вручил мне леденец «барбарис», который вытащил из кармана пиджака, и снова обратился к бабушке:
– Пойдем мы, Настасья Петровна, поможем маме картошку в холодную землю закапывать.
– Ступайте с богом, дай вам бог здоровья, – ответила бабушка и перекрестилась.
Я смотрел, как удалялась от нас эта красивая пара, нежно сжимая ладони друг друга, и вспомнил, как однажды по радио услышал фразу: «Они любили друг друга всю жизнь и вместе красиво состарились». Меня тогда возмутило выражение «красиво состарились». Что может быть красивого в старости. Но теперь я, кажется, понял смысл этой фразы.
Нашу улицу разрезал на две части довольно глубокий овраг, который все называли «лог», хотя я где-то читал, что лог – это неглубокая сухая балка с пологими откосами. А наш «лог» был довольно глубоким и узким, с крутыми, почти вертикальными откосами. И к тому же вовсе не сухой, а очень даже мокрый, поскольку по его дну бежал ручей. Чтобы можно было переходить и переезжать с одной стороны оврага на другую, отсыпали небольшую плотину, а ручей пропустили в бетонную трубу. Но трубу заложили не на самое дно ручья, а примерно на полтора метра выше. В результате образовалась небольшая запруда, в которой летом детвора купалась, а зимой каталась на коньках. А пацаны постарше играли в хоккей.
Помню один трагикомичный случай, связанный как раз с этим оврагом и прудиком. Дело было в декабре 1975-го, перед самым Новым Годом. Уже начались зимние каникулы, и мы целыми днями пропадали на катке – гоняли шайбу.
Рядом с нашим селом, практически на околице, располагалась танковая часть. И никто из моих односельчан не удивлялся, когда по улице, поднимая клубы пыли, проносился танк или бронетранспортер. Все прекрасно знали – это танкисты за самогоном пожаловали. И вот в канун очередного Нового года, 31 декабря, часов в девять утра по нашей улице в облаке из снежной пыли просвистел танк Т-64. Танк пересек овраг по плотине и скрылся за поворотом.
– К Типуновым направился, – заметил Ванька Самохин, который стоял в нашей хоккейной команде на воротах.
И добавил:
– Я сегодня в семь утра мимо Типуновых проходил, а у них уже вовсю «производство» кипело – со всех труб и в доме, и в летней кухне, и даже в сарае дым валил. Мамка говорила, что у Типуновых целых три самогонных аппарата. И перед праздниками они их все сразу врубают. А потом первачком торгуют – по два рубля за пол-литра.
Стоит сказать несколько слов об этих Типуновых. Семья их состояла из семи человек – отец, мать, четверо дочерей и сын. В семидесятые годы такие многодетные семьи уже стали большой редкостью даже на селе. Чтобы прокормить, одеть, обуть такую ораву, никаких денег не хватит. А большое хозяйство держать далеко не всем дано. Это ведь адский труд.
Типуновы никакого хозяйства не держали. Так, десяток кур да петуха. Ну, еще собаку с кошкой – вот и все «хозяйство». И огород у них чертополохом зарос, как у тех «большаков» Авдеевых, о которых бабушка рассказывала. А деньги у Типуновых водились и немалые. Был у них, как сейчас говорят, «семейный бизнес». Типуновы-старшие работали в совхозе. Отец – сторожем на ферме сутки через трое, а мать – на сезонных работах по уборке овощей. Хотя работа эта была так, «для галочки», чтобы за тунеядство не привлекли. А все свободное время они посвящали главному делу жизни – самогоноварению. Дело это было настолько отлажено, что процесс не прекращался ни днем, ни ночью, ни в праздничные дни. Наоборот, если в обычное время Типуновы «заряжали» один аппарат, то на праздники сразу три. Рыночная экономика, понимаешь: спрос определяет предложение.
Мой двоюродный брат, Серега, тот самый, что носил модные брюки-клеш, познакомился с одной из дочек Типуновых – Галиной. Галка к тому времени окончила торговое училище и работала продавщицей в нашем сельмаге. В первый же вечер знакомства Серега проводил Галину до дома, а она пригласила его в гости – чайку попить. Серега зашел в дом и… пропал. То есть «пропал» не в смысле «исчез», а в смысле «попал на крючок», как рыбка на наживку. А наживкой послужил тот самый первачок.
Через месяц Серега, не приходя в сознание, женился. Да так по сей день и живет с Галиной. Детей вырастили, уже внуки подрастают…
Галина оказалась мудрее своих родителей и сестер с братом. Сама к самогонке не прикладывалась и Серегу помалу с самогонной «иглы» сняла. Дом хороший построили, большим хозяйством обзавелись. В общем, все как у людей. Помню, тетя Шура, Серегина мать, невестку нахваливала:
– Хорошая у меня невестка, своего не упустит. Вчера я в сельмаг пошла сахара купить да хлеба. Попросила Галю взвесить мне три кило сахарного песка. Гляжу – маловато как-то сахарку в пакете. А у меня с собой безмен был в сумке. Я накануне возила творог на рынок и безменом взвешивала. Подвесила я кулек с сахаром на безмен и говорю: «Погляди, невестушка, как так выходит – тут же полкило не хватает». А она мне: «Мама, мы же строимся, а вы мелочитесь». «Так мы ж с тобой родственники вроде». «Мама, ну не могу ж я только чужих обвешивать, несправедливо это». Люди, которые в очереди за мной стояли, поддержали Галину, правильно, мол, говорит. Так что хорошая у меня невестка, с такой Сережка не пропадет…