– Милый, сколько гостей будет с твоей стороны? – поинтересовалась она, поставив меня в тупик.
– Гостей?! – удивился я, похолодев, ибо течение намечавшегося разговора мне не понравилось.
– Ну, твои родственники, друзья, – терпеливо объяснила она, явно перебарывая желание влепить мне затрещину за непонятливость. – Я же пока не знаю, кого ты хочешь пригласить на свадьбу.
– Н-на к-какую свадьбу? – с трудом проглотив невесть откуда взявшийся в горле ком, спросил я и почувствовал, что хладное тело мое начало трястись, словно его подключили к вибромассажеру.
Глаза у нее округлились, превратившись в два огромных, пустых блюдца.
– На нашу свадьбу, конечно, на какую же еще, – удивилась девица, и сразу стало ясно, что я, должно быть, все еще сплю и вижу кошмар. – После того, что ты со мной сделал, ты просто обязан на мне жениться.
– А что я сделал-то? – жалобно проблеял я, в то время как мой разум боролся с моими ногами – они никак не могли решить, что делать.
Разум приказывал ногам немедленно начать работать и унести меня как можно быстрее и как можно дальше. Ведь за тем ноги и были дарованы Всевышним. Однако ноги отказывались выполнить приказ и вообще заявляли, что провели референдум, вышли из подчинения и отныне будут жить самостоятельно. Сердце, которое могло бы выступить в споре третейским судьей, само бешено носилось по телу, пытаясь найти хоть какой-то выход и сбежать.
– Как это что? – прохрипела Анютка, и мне показалось, что чучело медведя от звука ее голоса вздрогнуло и тоже попыталось сорваться с места и сигануть в окно. – Сначала заманил на сайт, потом наобещал подарков с три короба, заманил сюда, обещал жениться, напоил, накормил, в гостиницу заселил, соблазнил…
Я молча смотрел на нее, стремительно утрачивая то ли разум, то ли слух. Словно кто-то закладывал мои уши ватой и ею же обволакивал сознание. А глаза мои, должно быть, начали расти и постепенно завоевывали все большую площадь лица. Анютка, судя по тому, как она загибала пальцы, перечисляла мои прегрешения, то есть, причины, по которым я должен на ней жениться. Мне стало жалко мать. Что она скажет, когда я приведу в дом такую невесту? Наверное, не скажет ничего, а молча рухнет и никогда не поднимется. А отец? У него и так больное сердце. Я также подумал, что на устранение всей моей семьи, включая семиюродных братьев и сестер, у Анютки с ее способностями вряд ли уйдет больше месяца, да и то лишь потому, что семья разбросана по необъятной стране. Надо спасать семью.
– Погоди, – прервал я, когда Анютка начала загибать пальцы по третьему кругу. – Мне надо позвонить. Выйду в соседний зал, а ты побудь здесь, я быстро.
– Э, нет, – замотала она головой, напоминая быка, которому осведомленные источники сообщили, что завтра его отведут не на пастбище, как обычно, а на бойню. – Второй раз меня не обманешь. Звони отсюда.
– Отсюда? – растерялся я и с надеждой взглянул на медведя, ища у него поддержки.
– И, кстати, не думай, что раз я такая хрупкая и нежная, ты сможешь мной воспользоваться. Я рассказала все отцу, а он знаешь какой? Он раньше, до переезда, на шахте работал.
– Переезда?
– Да, мы же раньше под Донецком жили, на Украине, а потом в Бендеры перебрались, к родне. У меня и братья на шахте работали. А сейчас на судоремонтном заводе.
– Братья?.. Отец… Никогда бы не подумал, что у тебя отец – шахтер, – пробормотал я, слабея. – Я думал, он у тебя артист, пианист или кто-то в этом роде.
– Если ты на мне не женишься, он приедет и намотает твою душу на кулак, пообещала Анютка, задумчиво окидывая меня взглядом снизу доверху. – С ним, кстати, приедут мои старшие братья Степан и Семен, они знаешь какие?!
– Это которые в шахте работают?
– Работали, – деловито поправила Анюта. – Семена-то недавно отпустили из тюрьмы. А еще приедет кум Петро, он быка кулаком убивает.
– И что, никак не убьет? – брякнул я, нервно хихикнув.
– Ладно, иди в свой зал, – разрешила Анютка, решив, что в случае чего вызовет подкрепление прямо из Бендер, и ее кровные родственники, которыми, видимо, кишат зарубежные тюрьмы, рано или поздно, но достанут меня из-под земли. – И помни – не только батя приедет, но и старшие братья и кум Петро.
– Как же, как же, такое забудешь, – хмуро отозвался я, все еще отказываясь верить в то, что мой жизненный путь так внезапно подошел к концу.
Вообще-то, я не из пугливых, хотя и к числу записных храбрецов меня не отнести. Но когда девица с тяжелым характером и весом в центнер говорит, что пожалуется бате, старшим братьям и куму Петро, каждый из которых, должно быть, во время семейных пирушек для забавы с легкостью перебрасывает ее с ладошки на ладошку, поневоле начинаешь трястись, как заяц под кустом. Ситуация осложнялась, и меня бесило то, что виновник, тот, кто заварил всю эту кашу, сейчас сидит себе в тепле и в ус не дует, лениво разглядывая сквозь темные стекла очков неприлично дорогие картинки на стенах своего офиса.
Я вышел в соседний зал, оставив Анютку наедине с медведем, и, кипя от возмущения, набрал номер Витька. Он ответил после второго гудка. Значит, не спал. Я кратко обрисовал ему ситуацию, не забыв рассказать о бате, старших братьях и куме Петро, который не дает быкам спокойной жизни. Они приедут, если я откажусь ходить у их родственницы на коротком поводке и не оплачу свадьбу, попутно вырядившись в костюм счастливого жениха.
– Положение тревожное, – взволнованно констатировал я, добавив, что сегодня же напишу завещание, но Витька в него не включу.
– Да она блефует, – решил, подумав, Витек, а я подумал – ему-то что, это ведь не на его голову вот-вот свалится многотонная родня из Бендер.
– Думаешь, у нее нету бати, старших братьев и кума Петро?
– Может, и есть, но она точно блефует. Я уверен, что никто из них не приедет сюда по твою душу.
– А если она не блефует? Если они приедут? Вот ты бы поехал, если бы твоя дочь оказалась в чужом городе, а жених обманул бы ее и отказался жениться?
– Не знаю, я вообще не представляю себя в такой ситуации. Может, и поехал бы. Но они не приедут, точно тебе говорю. Наверное, и без того все семейные сбережения потратили на билет для Анютки от Бендер до нашего города. Небось, даже заложили фамильное серебро. Это же провинция, им не на что купить билет. Сам посуди, откуда у шахтеров деньги?
– Они бывшие шахтеры, – уточнил я. – А сейчас они работают на судоремонтном заводе. А кум Петро, наверное, трудится на бойне. Так, и что же мне делать?
– Да ничего. Поводи Анютку по музею, покажи ей ваши черепки и скелеты. Потом выведи на улицу, заведи в кафе, угости ведром мороженого и смойся через черный ход. Если погонится за тобой, просто прибавь ходу, поддай газку. Главное, чтобы она тебя в первые сто метров не догнала. А когда она устанет, уйдешь в отрыв. Как окажешься в безопасности, позвони начальнице, скажись больным и на неделю спрячься.
– А если Анютка узнает, где я живу?
– Как она узнает?
– Например, мой лучший друг проболтается об этом по телефону и продиктует ей мой адрес, потому что он, видите ли, не в силах отказать девушке в исполнении малюсенькой просьбочки.
– На что это ты намекаешь?
– Просто к слову пришлось.
– А-а… Тогда найди берлогу, которую она найти не сможет.
– Легко сказать, найди берлогу, – грустно отозвался я.
– Короче, старик, не бойся, будь сильным, будь мужиком. Пойди и скажи ей, что ты еще не созрел для брака, что ты еще слишком молод, что ты ее недостоин, что она когда-нибудь найдет свое настоящее счастье. Намекни, что ваши дорожки тут и расходятся. Если она будет рыдать, покажи ей эти ваши черепки и скелеты, выведи на улицу и далее по плану, ведро мороженого, охапка роз, цистерна водки и все такое прочее. Как сбежишь, позвони, хочу знать подробности. Пока-пока!
Он отключил связь, и я понуро поплелся в зал к Анютке. Она все еще топталась рядом с медведем, и на ее фоне лесной зверь не казался таким внушительным и страшным, как обычно. Я захлебнул максимальное количество воздуха, которое была способна вместить моя отнюдь не богатырская грудь, и на одном дыхании выложил Анютке все, что посоветовал выложить Витек. И про расходящиеся дорожки, и про то, что я не созрел для брака, и про счастье, которое она обязательно найдет, и даже про то, что я не верю в визит ее бати, старших братьев и кума Петро.
