Семилетний Тонти отправился на охоту. Взял лук, пять стрел из прямых тальниковых прутьев.

Залёг в зарослях тальника (в белой кухлянке его не видно) и стал выжидать, когда появятся куропатки.

Наконец, в стороне приземлилась стая. Шеи у куропаток узорчатые, брови красные. Мишень приметная.

Пополз к ним Тонти. Чувствовал себя прямо индейцем. Вот уже куропатки близко, совсем рядом. Можно стрелять.

Не успел Тонти руку с луком вытянуть перед собой, куропатки вдруг как закричат «Хабе, хабе!» И помчались. Им хорошо – ногами бежали, а Тонти пришлось по-пластунски за ними ползти.

Снег на весеннем солнце уже немного осел, стал рыхлым. Но Тонти упорно преследовал стаю.

Все же нет-нет, да вспыхивал в душе Тонти азарт охотника. Мешал. Хотелось поскорее подстрелить куропатку, обрадовать родителей первой добычей.

А куропатки, оказалось, очень чуткие птицы. Только приподымет Тонти руку с луком – они отбегают от него подальше, словно соревнуются, кто быстрей удерёт!

Никак не долетали до них стрелы Тонти. Может быть, надо было вымазать ему лицо чем-нибудь белым, мукой, например? Стал бы тогда совсем невидимым.

Устал. Сел отдышаться, махнув на куропаток: всё равно не догнать их. Огляделся – кругом спокойно.

Вдруг на проталинку, где только что клевали куропатки, опустились пуночки.

«Подстрелить бы, – подумал Тонти. – Однако они меньше куропаток. Разве попадёшь в такую цель? И всё же… охотник не должен возвращаться домой с пустыми руками. Тем более индеец».

Натянул тетиву Тонти, пустил стрелу – пуночки брызнули в разные стороны. Но одна осталась на месте. Крылышком одним заколотилась о снег.

Есть!

Есть добыча! Не куропатка, конечно. Но тоже птица.

Подбежал к ней Тонти. Она запрыгала, волоча крыло. Клювик разинула.

Накрыл её Тонти малахаем. Взял в руки, а она оказалась маленькой. Не глядела на него. В небо смотрела тоскливо. Сердечко её стучало у Тонти в ладонях. Маленькое сердце маленькой птички, а билось так, словно по рукам колотило. Тонти стало жаль пуночку.

Охотничий азарт у него улетучился. Холод почувствовал. Зима ещё щипалась, оказывается, не уступала весне.

Вернулся Тонти в родной вадун нимэ – дом, с добычей. А радости не испытывал. Пуночка сидела у него в ладони, как в гнёздышке, грелась. Больно ей было – глаза она закрывала.

Мама приняла от сына добычу.

– Какая маленькая! – воскликнула. – Моя кастрюля велика для неё, – а сама глядела на птичку жалостливо.

Тонти молчал.

Отец тоже молчал, курил папиросу. Дым табачный тянулся вверх, в онидигиль – дымоход.

Как хотелось Тонти стать сейчас дымом и улететь прочь!

– Ты молодец! – произнес, наконец, папа.

Тонти просиял. Стал показывать ему, какой стрелой подстрелил птицу.

– Вот этой. Сам её выстрогал. Надел наконечник, видишь, гильза от патрона тозовки.

Отец слушал молча. Опять всё курил.

Потом заговорил:

– Ну что, мама, надо ощипать птицу, пора обед варить.

– Однако, сперва надо убить пуночку, – возразила она. – А я не могу. Она такая маленькая и красивая. И как это ты, глупенькая, – склонилась мама над птичкой, – попалась на глаза такому горе-охотнику.

– Я тоже не могу, – сказал отец, пропустив мимо ушей последнюю фразу жены. – Руки у меня большие и сильные. Все косточки переломаю ей… Но отпускать тоже нельзя: будет долго мучиться и все равно погибнет.

Тонти молчал, опустив голову. Ему хотелось сказать: «Пускай пуночка останется жить вместе с нами в вадун нимэ, я её выхожу». Но язык не слушался. Только сейчас Тонти осознал полностью, что натворил.

«Браконьер проклятый! – обругал он себя. – Отец не доверит теперь ружьё. Ведь охотник должен твёрдо знать, что бить, а чего трогать нельзя».

Тонти было досадно и стыдно.

Перевод Инессы Бурковой, 1987

Мика и Кока соседи. Живут они на берегу озера. Это озеро называется Большое Улуро.

На Севере почти все либо оленеводы, либо рыбаки. Мика и Кока – рыбаки. Конечно, не они рыбаки, а их родители.

Мика и Кока целый день играют вместе. Каждый холмик вокруг озера, каждый кустик им знаком, потому что рыбаки не кочуют, как оленеводы, а живут оседло.

Весной множество птиц прилетает на Большое Улуро. Бывает, ещё снег кругом лежит, а уже летят гуси. Позже прилетают утки, чайки и кулики – им нужно много чистой воды, чтобы плавать и добывать корм.

Как раз в такую пору стали Мика и Кока после обеда собираться на охоту. А чтобы сборы были быстрыми, решили: Мика делает лук, а Кока – стрелы.

Красивый лук из тальника получился у Мики, а у Коки – белые прямые стрелы из досок ящика!

Вот друзья и говорят родителям:

– Мы пошли на охоту, придём вечером!

И зашагали по берегу озера. Утки крякают, чайки кричат, кулички-плавунчики в водоёмах вертятся. Но ребята на них даже не смотрят. Мика говорит:

– Охотники около дома не охотятся!

Идут они дальше. А утки и кулики совсем близко плавают. Куропатки и гуси прямо из-под ног выскакивают. Никто не пугает птиц на берегу Большого Улуро!

Наконец Мика остановился, посмотрел на дома – далеко они стоят, совсем маленькими стали, белеют, как куропатки в траве.

– Теперь можно и охоту начинать! – говорит Мика, вынимая из кармана кусочек юколы. Разломил пополам, одну половину протянул Коке:

– Далеко от дома ушли, можно и подкрепиться. Так настоящие охотники делают.

Перекусили друзья, чистой водой запили. А тут как раз несколько селезней сели рядом с ними на озеро.

– Вот и добыча!.. Нужно только подкрасться поближе, чтобы попасть наверняка, – шепчет Мика. А сам уже упал на мох и пополз к птицам.

Кока тоже упал и тоже пополз рядом.

Ох, и неприятно ползти по весенней тундре! Вода кругом. Будто не тундра, а мокрая губка лежит. В минуту намокают колени, грудь и руки. Но разве обращаешь на это внимание, когда ползёшь к добыче!

Вот и селезни. Самки-то у уток незаметные, серые, зато самцы – будто цветным бисером украшены!

Мика снял с плеча лук и протянул Коке руку – дай, мол, стрелу.

А Кока на селезней смотрит и тоже руку протянул – дай, мол, лук.

Пихнул Мика друга, шепчет:

– Давай быстрей стрелу, а то улетят!..

Кока с удивлением посмотрел на Мику:

– Стрелы у меня, первым я должен стрелять!

Тогда Мика удивлённо посмотрел на Коку:

– Ну и что? Лук-то ведь у меня!

– Без стрелы так и будешь лежать со своим луком! – ехидно говорит Кока.

– Ну а ты лежи со своими стрелами! – не отстает Мика.

Селезни от их шума уже давным-давно улетели. Что попусту лежать!

Вскочили наши друзья – мокрые, сердитые, недовольные друг другом.

Ничего не говорят. Домой идут. Врозь.

У Мики за спиной качается лук – красивый, из гибкого тальника. А Кока держит в руке стрелы – прямые, крепкие, сделанные из досок ящика. А над их головами летают чайки. Летают и хохочут. Или это им кажется?

Перевод Михаила Яснова, 1990

Олеринка и Татор бегали по берегу озера.

Целый день вчера ехали они с родителями на оленях по тундре. Вечером поставили нимэ – дом, похожий на колпак.

Для оленей здесь новое пастбище. А для Олеринки и Татора все вокруг новое. Земля даже пахнет необычно.

Ох, здорово на новом месте! Новые тайны здесь.

Не просто найти настоящую тайну. А потом её нужно особенно хранить. Если кто узнает, это уже не тайна, а пустяк.

Там, где они раньше жили, у Олеринки и Татора была, конечно, своя тайна. Тёмные коридоры песцовых нор. В них пахло звериным жильём. Чудилось, что в тёплой черноте мигает огонек, и песцы сидят за столиком – чай пьют. Сейчас об этом можно сказать. Постарела тайна, седая стала, как олений мох – ягель. А когда тайна была молодой, никто о ней не догадывался. Ни папа с мамой, ни тётя Маруся, ни дядя Володя.