К. А. Такер
Дикая Флетчер
K. A. Tucker
THE SIMPLE WILD
Печатается с разрешения Atria Books, a division of Simon & Schuster Inc. и литературного агентства Andrew Nurnberg
Copyright © 2018 Kathleen Tucker
© Л. Войтикова, перевод на русский язык
© ООО «Издательство АСТ», 2023
* * *
Лии и Сэди,
Лучшие вещи в вашей жизни не появятся просто так.
Они всегда будут иметь свою цену.
Но, в идеале (ради меня), они никак не будут связаны с маленькими самолетами
Пролог
15 ноября, 1993
Анкоридж, Аляска
Рен ставит два темно-синих чемодана рядом с коляской, затем прикуривает сигарету, шатко сидящую между его губами, и делает долгую, медленную затяжку. Он выпускает дым в холодный воздух.
– Только эти?
– И сумка с пеленками.
Я вдыхаю мускусный запах. Всегда ненавидела табачную вонь. И до сих пор ненавижу, за исключением тех случаев, когда она исходит от Рена.
– Точно. Пойду схожу за ней, – говорит он, бросая окурок на заснеженную землю и раздавливая его ботинком.
Рен дышит на свои сжатые вместе мозолистые ладони, пока спешит, сгорбив плечи, обратно на площадку, где «Цессна»[1], доставившая нас сюда, ожидает часового перелета домой.
Я молча наблюдаю за происходящим, ежась на ледяном ветру в своем плюшевом, набитом пухом пальто, и яростно сдерживаю обиду, которую вынашиваю уже несколько месяцев. Если я перестану это делать, меня быстро захлестнет боль разочарования и предстоящей потери, и я не смогу пройти через то, что мне предстоит.
Рен возвращается и ставит увесистую красную сумку на асфальт как раз в тот момент, когда за моими вещами подбегает носильщик. Они обмениваются любезностями, будто это обычная доставка пассажиров, прежде чем носильщик уносит мои вещи.
Мы остаемся в напряженном молчании.
– Итак, во сколько ты прилетаешь? – наконец спрашивает Рен, почесывая неизменную коричневую щетину на подбородке.
– Завтра в полдень. По времени Торонто.
Я молюсь, чтобы Калла выдержала десять часов пути. Хотя ее срыв мог бы отвлечь меня от своего собственного. По крайней мере, следующий самолет будет солидным, в отличие от тех крошечных штуковин, на которых настаивает Рен. Боже, как я вообще могла подумать, что выйти замуж за убежденного пилота легких воздушных судов – хорошая идея?
Рен кивает сам себе, а затем берет нашу сонную дочь из коляски на руки.
– А ты? Готова к своему первому путешествию на большом самолете?
От его широкой улыбки, обращенной к дочери, у меня замирает сердце.
В сотый раз я задаюсь вопросом, не поступаю ли как эгоистка. Должна ли я стиснуть зубы и терпеть страдания, изоляцию Аляски? В конце концов, я сама застелила постель, из которой теперь бегу. Мой отец не преминул напомнить мне об этом, когда я призналась родителям, что жизнь с Реном не так романтична, как я себя убеждала. Когда поняла, что за последний год плакала по меньшей мере раз в день, особенно во времена мучительно долгой, холодной, темной зимы, когда мало дневного света. И что я ненавижу жить в последнем великом американском фронтире; что жажду быть ближе к семье и друзьям, к городской суете моего детства. К моей собственной стране.
На лбу Рена появляется глубокая морщина, когда он целует в нос нашу счастливую, забывчивую семнадцатимесячную малышку и ставит ее на землю. Она с трудом передвигается, ее коренастое тельце обтянуто толстым розовым зимним комбинезоном, который защищает от ледяного ветра.
– Ты же знаешь, что не обязана улетать, Сьюзан.
Так же быстро, как размякла, я снова затвердела.
– И что? Остаться здесь и быть несчастной? Сидеть дома с Каллой под лампой дневного света и ждать тебя, пока ты рискуешь жизнью ради кучки незнакомцев? Я больше так не могу, Рен. Каждый день тяжелее предыдущего.
Сначала я думала, что это послеродовая депрессия, но после месяцев полетов туда-сюда в Анкоридж только для того, чтобы поговорить с психотерапевтом и получить рецепт на антидепрессанты, которые делали меня вялой и не больше, я смирилась с тем, что гормоны тут ни при чем. А я-то, выросшая в Торонто, наивно полагала, что зимы на Аляске можно пережить. Что брак с любовью всей моей жизни перевесит любые трудности, в том числе трудности наличия мужа, чьи шансы умереть на работе в любой день тревожно высоки. Что моего обожания этого человека – и притяжения между нами – будет достаточно, чтобы преодолеть все, что Аляска взвалит на меня.
Рен засовывает руки в карманы своего пухового жилета в темно-синюю клетку и сосредотачивает внимание на огромном зеленом помпоне, украшающем вязаную шапочку Каллы.
– Ты хотя бы рассматривал возможность прилететь на Рождество? – осмеливаюсь спросить я, делая последнюю попытку.
– Я не могу взять столько отгулов, ты же знаешь.
– Рен, ты владелец компании!
Я вскидываю руку в сторону самолета, на котором Рен привез нас в Анкоридж, к логотипу «Дикая Аляска» на корпусе. И есть множество других самолетов с такой же эмблемой. Все они относятся к семейному бизнесу Флетчеров – чартерной компании, оставленной Рену после смерти его отца пять лет назад.
– Ты можешь делать все что захочешь!
– Люди рассчитывают, что я буду здесь.
– Я твоя жена! Я тоже рассчитываю на тебя! Мы рассчитываем на тебя!
Мой голос срывается от эмоций.
Рен вздыхает и разглаживает морщины на лбу.
– Мы не можем продолжать ходить по кругу. Ты знала, когда выходила за меня замуж, что мой дом – Аляска. Ты не можешь сейчас просто передумать и ожидать, что я брошу всю свою жизнь.
Горячие слезы обжигают мои щеки. Я яростно смахиваю их прочь.
– А как же моя жизнь? Неужели в этих отношениях я единственная, кто готов чем-то жертвовать?
Я точно не планировала влюбляться в американского чартерного пилота, когда была в Ванкувере на девичнике, но я влюбилась, и с тех пор все заботы о наших отношениях легли на меня. Я стремилась к этому с безрассудным рвением безумно влюбленной женщины. Переехала через всю страну в Британскую Колумбию и поступила на программу обучения садоводству, чтобы стать ближе к Аляске. А затем, когда я узнала, что беременна, то бросила учебу и переехала в родной город Рена, чтобы мы могли пожениться и вместе растить нашего ребенка. Только вот большинство дней я чувствовала себя матерью-одиночкой, потому что Рен всегда в этом чертовом аэропорту, или в воздухе, или строит планы, связанные с этим.
А с чем остаюсь я? Остывший ужин, младенец, который постоянно просит: «Па-па», и эта негостеприимная субарктическая почва, на которой мне повезло вырастить сорняки. Я просто продолжала отдавать этому человеку все, не понимая, что теряю сама себя в процессе.
Рен смотрит мимо меня, наблюдая за грузовым самолетом, взлетающим из близлежащего международного аэропорта. Похоже, он отчаянно хочет вернуться в воздух, подальше от этой бесконечной борьбы.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Если возвращение в Торонто – это то, что тебе нужно, я не собираюсь тебя останавливать.
Рен прав, мы не можем продолжать в том же духе, особенно если он не хочет ничем жертвовать, чтобы удержать меня рядом. Но как он может вот так просто отпустить нас? Когда я сообщила, что у меня билет в один конец, он лишь хмыкнул. Но, опять же, я не должна была удивляться. Выражение чувств никогда не было одной из сильных сторон Рена. Однако чтобы он вот так просто прилетел сюда и поставил наши вещи на эту холодную, твердую землю…
Может, Рен не любит нас достаточно сильно.
Я надеюсь, что моя мама права и несколько месяцев без жены, которая готовит ему еду и греет постель, приведут к изменению его мировоззрения. Он поймет, что может летать на самолетах куда угодно, включая Торонто.