– До отвороту нажабался? Молодец, работяшшим мужиком вырастешь. Так ить и вырос, однако, уже и теперь мужик. Я и проглядела, как вымахал.

– Позавчера вроде здоровались. За два дня, чё ли, вырос?

– Дык позавчера голова была другим забита, по-другому и смотрела на тебя, а теперь нарочного нашла, чтобы гостинцы в город отправить. Нинка-то родила, свинню надо забить, вот и смотрю, што мужик за столом.

– Да не управицца он, – засомневалась мать.

– А кого там управляцца, видел, поди, как папка делат.

– Не только видел, но и помогал, – загорелся он.

– Ага, помогал, из пузыря мячик надуть, – засмеялась мать.

– Так это когда совсем челяденком был.

– А теперь мужиком стал.

– Готовый мужик! – вступилась тетка Лиза и, не ослабляя напора, взяла его под руку. – Так, может, сейчас и пойдем?

– Запросто.

– Вы посмотрите на него! Запросто ему! Ой, подруга, натворит парень дел, потом не обижайся.

– Никово не натворит. Вечером печенки принесу. Собирайся, Николай.

– Сейчас пойдем, только мне к Тулупу забежать надо, обещал ему.

Тулупу он ничего не обещал, но дома не было тозки, отец унес в тайгу, а запасливый дядька Павел на промысел не ходил, но ружье в чулане держал, на всякий случай. Застать Тулупа нетрудно, он целыми днями сидел дома.

– А зачем тебе тозка?

– Тетка Лиза попросила свинню забить, – небрежно отмахнулся он.

– Взаправду, чё ли?!

– А чё, я и прошлой осенью, считай, один управился, папка с похмелья болел и только мешался. – Не хотел врать, но как-то само с языка сорвалось. – Если не веришь, пойдем со мной, сам увидишь.

– Не, лучше почитаю, и не люблю я смотреть, как беззащитных животных убивают.

Тулуп сходил в чулан и принес тозку, завернутую в тряпку. Отдал легко, словно лопату какую-нибудь. Не любил он оружия, не было к нему интереса. Когда еще совсем челядятами были, нашли на берегу настоящий охотничий нож, вместе увидели, но Тулуп стоял ближе и поднял первым. Он выпрашивал, но тот зажмотился, а через день увидел у него прожигательное стекло и сам предложил сменяться. При этом каждый считал, что обхитрил приятеля.

– Вечером верну.

– Не надо, вечером отец с работы придет, ругаться будет. Приноси днем. Он все равно не хватится.

Так вот запросто отдал оружие в чужие руки. А сам он вряд ли бы доверил.

Тетка Лиза уже вывела свинью из хлева, поставила греться два бачка воды, чистые тазы приготовила и дощатый щиток под тушу помыла и ножом отскребла. Все продумала – дело оставалось за ним. Пока хвастался, был уверен, что справится, представлял себя взрослым мужиком, а увидел, как складно подготовилась хозяйка, и уверенности поубавилось. Тетка Лиза плеснула в тазик пойла и, присев на корточки около свиньи, чесала ей брюхо и приговаривала:

– Поешь, поешь напоследок…

Он зарядил тозку. Наметил звездочку на лбу, как делал отец, а с выстрелом тянул.

– Теть Лиз, ты бы отошла на всякий случай.

– А ково отходить-то, так она спокойнее, когда я рядом. Свиння-то мелкая, ей много не надо.

Выстрел получился точный. Свинья молча ткнулась носом в таз. Когда убирал его, увидел дырку от своей пульки.

– Извини, теть Лиз, таз нечаянно прострелил, ошибся маленько.

– Да ладно, он все одно поганый, залеплю чем-нибудь. Спасибо, што со скотиной легко управился, не мучал беднягу.

Когда нес домой печенку, чувствовал себя героем.

Телефонов у деревенских не было. Все новости узнавали в магазине. На другой день возле школы его окликнула продавщица Ольга Шумакова.

Он побаивался эту Шумакову. И не только он. И другие пацаны, и взрослые парни. Не похожая была на деревенских, хотя здесь и родилась и выросла. После школы поступила в институт на экономиста, но не доучилась, вышла замуж. А через год вернулась в деревню, потому что мужа посадили, и был он, по слухам, в большом авторитете. Поговаривали, что и она в одной шайке с мужем ходила, но вовремя успела уехать. Болтать можно что угодно, если правду не у кого узнать. А сама она в откровенные разговоры не ввязывалась. Даже с бывшими школьными подругами. Жила на отшибе. После работы шла домой, в клубе не появлялась. Выпившие мужики в магазине пытались подкатываться, но она сразу осаживала, предупреждала, что жене передаст, и руки распускать неудобно – прилавок мешает. Но все-таки надежнее сдерживало наличие загадочного мужа-бандита – пусть он и в зоне, да мало ли, руки у них длинные. Вернулась из города, но хозяйство держала.

Окликнула, по-взрослому имени назвала.

– Николай, дело к тебе есть. Тетка Лиза похвасталась, что свинью забил, может, и меня выручишь?

В магазине бывал редко, но как-то заскочил украдкой купить папирос, а она припугнула: не боишься, мол, что папке заложу. Папиросы все-таки продала и ни папке, ни мамке не пожаловалась, но при этом как-то странно смотрела на него, словно что-то пыталась вспомнить. И голос был без привычной холодной резкости. А тут вдруг подошла к нему, мальчишке, и попросила забить свинью. Красивая. Одетая в рыжую дубленку и черный платок в больших красных розах и с кистями. Таких нарядов у деревенских молодок не было.

– Что молчишь, испугался?

– А ково мне пугаться?

– Не знаю. Так выручишь или кого другого искать?

– Конечно, выручу. А когда надо?

– Да хоть сегодня. Приходи часа через два, а я пока все приготовлю.

– Воды нагрей обязательно, – сказал и поперхнулся от волнения.

– Знаю, не вчера родилась. – И засмеялась.

А он думал, что она не только смеяться, но и улыбаться не умеет. Всегда гордая, с отпугивающим взглядом.

Отдать тозку он не успел, собирался после школы, как договаривались, но получалось, что договор придется нарушить. По-хорошему надо было бы предупредить приятеля, но решил не ходить, вдруг потребует принести, придется объяснять – зачем, для кого? – не говорить же, что его попросила Ольга Шумакова. И матери ничего не сказал. Да и не до него ей было, стояла, процеживала молоко, не заметила, что он как на иголках, только посмеялась, что тетка Лиза убоины принесла и шибко его хвалила. Пока мать стояла к нему спиной, он прихватил тозку и крикнул из сеней, что пошел к пацанам.

Дом Шумаковых стоял на другом конце деревни, с самого края, аж за механическими мастерскими. Отец Ольги после армии работал у старателей, вернулся с деньгами и построился ближе к тайге. Народ его уважал, не считая забулдыг и завистников, все отзывались, что Мишка Шумаков, хоть и бирюк, но мужик правильный и вдобавок самый удачливый охотник в округе. Он утонул в Ангаре четыре года назад. Весной поплыл проверять самоловы, ночью в темноте напоролся на всплывший осенец. Жену успел схватить за фуфайку и перевалить в лодку, а сам подняться не смог. Мотор заглох, лодку отнесло километра на три. Жена в набрякшей мокрой фуфайке едва доплелась до деревни. Тело Шумакова нашли через неделю. Мать от переохлаждения и от горя слегла и за полгода угасла, отмучилась. Говорили, что дочь приезжала на похороны, но он ее не помнил, хотя и приходил на кладбище с родителями, да там вся деревня была. А через год она вернулась насовсем.

Когда подошел к избе, свет горел и на кухне и в горнице. Не успел дернуть за кольцо, а Ольга уже показалась на пороге.

– Проходи, не бойся.

– А чего мне собак бояться, они меня любят.

– Моя не всех любит. Не разувайся.

На печи стояли тазы с горячей водой. В кухне было жарко. И ножи были приготовлены. Четыре штуки, на выбор. Он потрогал пальцем лезвия. Чтобы показать себя матерым мужиком, спросил с усмешкой:

– Брусок в доме имеется?

– Есть, наверное, пойду поищу.

– Ладно, я свой нож принес. Острый, хоть брейся.

– А ты что, уже бреешься?

– Давно, – соврал он и с гордостью протянул ей красивый отцовский нож – не терпелось похвастаться оружием перед женой бандита. Подмывало спросить, за что посадили мужа, но слышал от старших, что об этом спрашивать не принято. Тем более что Ольгу нож не заинтересовал.