Если ты поступишь иначе, ты (корпускула миропорядка) – не избежишь мирового апокалипсиса, зато – предоставишь миру хоть какой-то шанс; ничтожный, но – другого не будет: в какой-то мере Николай Перельман становился мускулом, могущим (даже) – подвинуть реальные пласты.

Итак (кроме этого «потщиться») – что он мог? А всё то же самое, что делал «до» этого своего нового «могу»: не знаешь, что делать, делай шаг вперед. Поэтому он (даже ежели он – наперед себя забегая – глобально ошибся) всё равно бы сделал всё правильно.

Ведь Николай Перельман (просто-напросто) – бросал свою душу ещё дальше на-перёд, к плотским ощущениям. Для этого ему надо было сейчас всего лишь выйти в мир. Что ничуть (то есть – напрямую) не обозначило частного суицида: предположим, броситься из окна.

Хотя и было бы (виртуально) – весьма схоже.

Поэтому он вернулся к монитору и решил озаботить своими проблемами всю доступную ему невидимую реальность.

Как уэлсовский марсианин со смешным шагающим треножником (и тепловым лучом смерти) он тщился вторгаться в тонкий мир чувства над чувствами и души над душой. Разумеется, его ждала судьба того марсианина: слабое (петрониевское) человечество убьет его своими болезнями.

Для начала(!) – он «вышел» в фейсбук и наконец-то (прежде только мы – сторонние ему читатели реальности – были об этом извещены) с удовольствием обнаружил, что его имя хорошо в этой сети известно.

Тогда как сам он вот только что узнал о существовании помянутого детища Цукеберга; ну и что с того?

Не долго думая (а точнее, совсем не думая и опять-таки ничего не спросив у «себя будущего») – он принялся переводить виртуальность в ощутимое. Его душа (у монитора) – принялась выбирать себе воплощение по душе.

А вот его тело (у которого выбора не было) – отделилось от души и направилось к выходу из квартиры. При этом его душа точно так же, как на экране направляют стрелку курсора, так и его душа принялась заправлять движениями мыши.

То есть(!) – его душа с помощью стрелки курсора могла бы реализовать свои прижизненные реинкарнации (предлагая иллюзию выбора: в одного «себя», в другого или третьего «себя»).

Что (в реальности) означает это – «с помощью»? Что такое (в виртуальности) – «курсор»? Какая связь между его знанием и незнанием, его волей и его без-волием (интересный вопрос: кто нам нашептывает наши желания?); какая связь между предопределением и необоримостью мировой энтропии, против которой предопределение его направляет?

Он не знал.

Но он захотел узнать.

На полпути к выходу его тело заозиралась, дабы собственными глазами определить, что за мир достался его душе. Здесь его тело удивило само себя, вдруг обнаружив своими вполне материальными глазами у компьютера отдельную от себя (нематериальную) душу: оказывается, некоторые тонкие вещи теперь ему становились доступны.

Это его душа подвинула тот самый курсор на экране: его тело становилось курсором на широчайшем экране различнейших виртуальностей.

Впрочем, процесс этот возымел обратную силу: заозирашись, тело его «захотело» – тоже разглядеть (вот так: в ритме, слове, гармонии) свою душу.

Душа же (провиденчески проникаясь и прошлым, и будущим) прекрасно «осознавала», что (в «настоящем») – продвигая тело-курсор сквозь дантовы круги обыденности, надобно и телу предоставить понимание того, к чему дело неизбежно придёт, если самоотравление различными излишествами продолжится.

Поэтому (первое) – чтобы её «личное» тело-курсор впредь не медлило повеления души исполнять, душа обратилась к его «прошлым» слабостям, пообещав доступную и быструю (как есть искусственную) благодать алкоголически достижимой нирваны; как это сделать?

А (просто) – подвинув курсор на экране.

Сказано-сделано: тотчас тело его – обнаружило (на компьютерном столике, рядом с душой) кошелёк, полный денег; тотчас тело – вдруг физиологически «осознало», что ему стали доступны продажные сладости тела.

Он («сам он») – не задался вопросом: откуда деньги? Он (почти) – догадался, что ему «нынешнему» их заработал «будущий» он; причём – эта «халява» ему «прошлому» понравилась.

Он («сам он») – решил: пусть всё для его «нынешнего я» полезное (не только гениальное и провиденциальное, но и просто необходимое для жизнеобеспечения) созидает эта его другая (будущая) ипостась.

И это в то самое время, как его чувственная ипостась (ипостась с юными устремлениями) – будет всеми этими пользами пользоваться.

Такая вот «умная» жизнь наслаждений.

На радостях от таких перспектив он (ещё и ещё раз – и на этот раз «окончательно») решил выпить водки. Ведь прежде, чем его жизнь стала виртуальна и версифицирована, он как бы «решал» – не окончательно: он словно бы не жил, а писал Великую Книгу по имени Многоточие: (…)!

Но теперь его жизнь стала виртуальна и версифицирована, и он решил стать от многоточий свободен! Он хотел быть – свободен от времени, он хотел быть – без времени и в быстродоступной нирване.

Когда-то именно так и начинался его личный (рукотворный) алкоголизм.

Он (почти иллюзорный) – захотел для себя рукотворной (почти рукоблудной) нирваны, сладкого со-не-бытия: захотел отодвигать сроки любого со-бытия, заключить себя в бесконечное мгновение своего я.

Ему хотелось этой странной максимы древнего философа: «наилучшее для тебя – не существовать, не быть вовсе, быть никем. А наиболее предпочтительное для тебя – скоро умереть»: не умереть, не умирать (как птичья рать: орать-рать-рать, но – спать-спать-спать посреди Великой Книги по имени Многоточие; чем не нирвана?

И вот (по дроге в нирвану) – тело его опять зашагало и (окончательно оставив душу у монитора) направилось к двери, памятуя, что сейчас оно находится на четвертом этаже блочного дома.

Разумеется, что деньги (из кошелька) – перекочевали в его карман; сам пустой кошелёк он зачем-то оставил на месте; даже и говорить не стоило, что «будущей памятью прошлого тела ему (настоящему телу) – прямо-таки«захотело» немедленно (как Венечке Ерофееву) выпить.

Для оного «нужного дела» ему (рьяному телу) предстояло всего лишь спуститься к весне. Той самой (едва-едва) – на-глядной весне: забыв о том, что настоящая весна (повсеместное воскресение из мёртвых) – не-наглядна; то есть – ему попросту захотелось невысоко грехопасть.

А в это время на мониторе (в ленте фейсбука) вдруг мелькнула новость, позволяющая с некоторой точностью определить время, в которое мой Перельман оказывался вброшен (мы же понимаем, что «весна» – не более чем термин: в этом мире словно бы нет весны: настолько она – повсеместна и постоянна, что не оставила места всем остальным именованиям времён).

На экране монитора мелькнула строка: «Огонь Олимпиады зажжёт Кабаева! А что ты сделал для своей девушки?» Это был распространённый в то время «фейк»: Алина – любимая женщина моего Президента; слава Богу, Николая Перельмана не интересуют сплетни полусвета: ему необходим весь свет.

Зато(!) – теперь определилась временная точка отсчёта. Всё потому, что на экране мелькнул некий креативный плакатик. Всё потому, что надпись на нём не стиралась ровно на столько времени, чтобы к себе привлечь.

Чтобы стало понятно, на что намекает данная речь.

Душа Перельмана – ведать не ведала, что перед «глазами её души» явлен всего лишь политический анекдот; но – разве одно человеческое сознание другого человеческого сознания (даже и в бытовой похабщине) не поймёт?

Даже так: немедленно переврав (превратив или оборотив) трагедию (или счастье) чужой души в снисходительный (аки падшие души) человеческий анекдот; ну и что? Сам по себе Перельман мог бы и даже не знать имени предполагаемой любовницы нашего Президента.

Но лента фейсбука тотчас ему всё-всё растолковала про откровенный (креативно-глумливый) смысл сего любовного мадригала. Подарив некую точку отсчёта: даже он – знал, что нынешняя (тогдашняя) Олимпиада в России является зимней.

Знал, что Кабаева занималась художественной гимнастикой! При этих словах словно бы материализовалось сброшенное трико в инее (бред полных – из давних видений ледяной преисподней); он смахнул курсором этот «фейк».