– Уааа! Уааа!

Стоп… А чего это я кричу? Спокойно, ты взрослый тридцатилетний мужик, не пристало тебе устраивать такие вот истерики.

И вообще, где это я? Над головой белый потолок с какой-то золотистой отделкой. Не то чтобы я особо разбирался в таких вещах, но это явно не моя квартира. Вокруг какие-то незнакомые тётки. И что это на них за одежда, что за чепчики на головах? Куда я, блин, попал?!

Первым делом попробовал пошевелить пальцами рук и ног. Вроде всё на месте. Поднёс руку к лицу. Да, она цела и невредима. Вот только… какая-то очень уж маленькая. В мои тридцать такой ручонки у меня быть никак не может. И в двадцать не могло быть. И в десять. Такие больше подходят новорожденным детям.

Поднял голову. Одежды нет. Пузико слегка выпирает. Ноги подняты и согнуты в коленях. Так… Не понимаю до конца, что происходит, но одно могу сказать наверняка – я младенец.

Ох, постойте-ка. Я пересмотрел немало аниме и уже видел подобные сюжеты. Герой умирает в своём мире и перерождается в другом. Чаще всего в своём обычном теле, но иногда и вот так – в виде только появившейся новой жизни. Похоже, именно это со мной и произошло.

Вот, значит, как… Судьба дала мне второй шанс. Прощай, жизнь девственника-неудачника! В этот раз я непременно овладею боевыми искусствами, открою в себе магические способности, спасу весь мир и стану прославленным героем.

Я ещё раз приподнял голову и осмотрел себя. И кое-что понял. Героем я не стану. Точно не стану. Для этого у меня кое-чего не хватало. Да, вы всё правильно поняли. Я стану героиней.

Блин, серьёзно?! Я переродился в женском теле?! Это что же теперь: терпеть приставания от всяких подозрительных типов, страдать от месячных, постоянно бриться в нескольких местах, краситься, ухаживать за волосами, наводить маникюр и педикюр, сливать кучу денег на салоны красоты, а потом ещё и детей рожать? Это же жесть как больно! Кошмар, просто кошмар!

Хотя рано так далеко загадывать. Пока что всё неплохо. Я только родился, вокруг меня счастливые лица родственниц и акушерок, они так и светятся любовью и заботой. Смотрят на меня с улыбкой, тычут пальцами, приговаривают: «Улюлю, кто это у нас тут такой холосенький?»

Мда, хотел бы я так сказать… Вот только они не улыбаются. И ничего не говорят. И ничем в меня не тычут. Лица окруживших меня молодых и не очень тёток не предвещают ничего хорошего. Что это? Злость? Страх? Нет: то, что я вижу, на моём языке принято называть презрением. Или, если хотите, отвращением.

Что же я такого успел натворить в первые минуты своей жизни? Может, родился уродом? Или я просто нежеланный ребёнок? Или родители хотели мальчика? Ну, если верно последнее, то тут вам не о чем беспокоиться. Вы мне, конечно, не поверите, но в некоторой степени я и правда мальчик. Конечно, чтобы полноценно им называться, у меня не хватает кое-каких запчастей, но поверьте, внутри я самый что ни на есть мужчина.

Ладно, чего попусту гадать. Да и какая мне разница, что там думают обо мне какие-то посторонние люди? Главное, чтобы мои новые родители меня любили, а я постараюсь полюбить их в ответ, пусть они мне и не совсем родные. Ну что, мама, ты-то мне рада?

Я повернулся налево – туда, где ощущалось тепло чьего-то тела. Вот и она. Молодая, довольно симпатичная. Прямые русые волосы. Вот только она тоже не улыбается. И не моргает, уставившись на меня остекленевшим взглядом. И, кажется, не дышит. Изо рта стекает струйка алой крови.

Предвещая худшее, протянул свою маленькую ручку и коснулся её шеи, поближе к челюсти, нащупывая сонную артерию, как учили на лекциях по оказанию первой помощи. Его нет. В смысле, пульса. Она мертва.

Ах, так вот в чём дело. Моя мать умерла при родах. Я-то здесь, конечно, ни при чём, но вот пойди объясни это окружающим. Я знавал много случаев, когда таких вот детей всерьёз считали виноватыми, называли убийцами своих матерей и гнобили за это всю жизнь. И меня, похоже, ждёт то же самое. Мда уж, не так я себе представлял свой второй шанс. Я и в прошлой-то жизни не сказать чтобы завоевал всеобщую любовь и уважение, но вот такие взгляды с самого появления на свет… Тут я превзошёл сам себя.

Ну, у меня в любом случае остаётся ещё отец. Хотя не исключено, что он давно свалил в тёплые края с сисястой любовницей. И теперь с него некому даже алименты затребовать.

И вот я лежу в своей колыбели в детской комнате. Мне отрезали пуповину, обтёрли полотенцем и принесли сюда. Примерно полчаса назад приходила какая-то женщина и, не скрывая неприязни, покормила меня грудью. У меня не осталось воспоминаний о том, как я сосал её в своей первой жизни, так что я боялся, что не разберусь, как это делается, но в целом всё получилось.

Да, я слышал что-то такое: в случае смерти матери детей кормят другие женщины, которые, в свою очередь, потеряли ребёнка, и им надо куда-то деть своё грудное молоко. В моём мире в средние века младенцев иногда поили коровьим молоком, но современная медицина это строго-настрого запретила.

А теперь, пока я ничем не занят, пришла пора кое в чём разобраться. А именно в том, как я вообще сюда попал. Да, да, припоминаю… Я возвращался поздно вечером домой и увидел, как трое подозрительных типов пристают к какой-то красотке.

– Беги отсюда, я их задержу!

Наверное в тот момент, произнося эти слова, я был невероятно крут. Наверняка та девица сейчас пытается узнать, кто я такой, чтобы отыскать и признаться в любви. Или уже узнала о моей кончине и теперь рыдает в здании морга. Или, что более вероятно, вернулась к своему хахалю и поведала ему потешную историю о том, как какой-то идиот вступился за неё и поплатился за это своей жизнью. А может, её хахаль и вовсе был одним из тех троих, и я просто неправильно понял ситуацию.

В любом случае, во время дальнейших событий крутым я совсем не выглядел. Получал по морде, падал, вставал, снова получал и снова падал. «Если упал – вставай. Если ты бился – ты уже не проиграл». Как-то так. Где я слышал эти слова? Вроде, в какой-то песне, теперь уже не вспомнить.

В какой-то момент я понял, что просто бить в ответ бесполезно. Даже когда умудрялся попадать, мне, не знавшему, что такое физические тренировки и боевые искусства, не удавалось даже носа им разбить. Но вот один из них потерял бдительность, а я, наоборот, осмелел, и в момент, когда мы в очередной раз сошлись, что было сил ткнул пальцем гопнику в глаз. И, кажется, успешно сделал его пиратом.

Это и стало последней каплей. Увидев, что его дружка сделали инвалидом, другой парень что-то прорычал, достал нож и пырнул меня. Пырнул удачно – я помер меньше чем за минуту. А потом проснулся здесь.

Эх, что же меня ждёт… Ладно, поживём – увидим.

А сейчас пора бы сходить в туалет. Сходить… Ну да, я же ещё не умею ходить. В таком случае нужно позвать на помощь.

– Эй, кто-ни…

Так, стоять. Здесь ведь не знают этого языка. Никто меня не поймёт. Более того, на меня и так косо смотрят, а если я ещё и начну изъясняться на странном наречии, то ситуация только ухудшится. В таком случае остаётся только одно.

– Уааа! Уааа!

Пять минут спустя:

– Уааа! Уааа!

Полчаса спустя:

– Уааа! Уааа!

Два часа спустя:

– Уааа! Уааа!

И вот он настал. Момент истины. Момент, когда мои возможности по сдерживанию подошли к концу, и тёплая жидкость растеклась по простыне.

Мокро. Некомфортно. Воняет. Поскорей бы уже кто-нибудь пришёл. В принципе, для детей писаться в кровать – вполне нормальное явление, так что ненавидеть меня за это никто не станет. Ну да, кого это я обманываю. Не станет, как же…

Наконец кто-то пришёл. Кажется, это одна из тех тёток, что присутствовала при родах. Осмотрев место преступления, она недовольно что-то проговорила, после чего подняла меня и… ткнула лицом прямо в свежее жёлтое пятно.