Девочка снова опустила голову на подушку.

А по тебе я буду скучать когда-нибудь? — спросила она.

Когда-нибудь, подтвердил мужчина.

Девочка замолчала, мужчина подумал, что она заснула, но потом она обратилась в темноту с другим вопросом: а тебе грустно, что вместо нее с тобой я?

Нет, что ты, вовсе нет! — ответил мужчина голосом, прозвучавшим слишком громко для этой комнаты, и крепче сжал руку девочки. Вовсе нет. Видишь ли, ты — моя радость, которая сильнее печали и тоски о том, что было когда-то. Без тебя…

Голос стих, мужчина устремил глаза в пол, потом — снова на дочь.

Без тебя я был бы совсем один, сказал он.

А я бы была одна без тебя, сказала девочка.

Вместе с летними сумерками в окно комнаты прокрадывался отсвет луны, и мужчина видел на лице девочки очерк лица женщины.

Я знаю, что мы с тобой сделаем, сказал он. Завтра мы заберемся на вершину горы — там лежит твоя мама. Она очень любила эту гору. Говорила, что вершина похожа на медведя. Я хочу, чтобы ты это увидела. Согласна?

Да, сказала девочка.

Вот и хорошо, прошептал мужчина и поцеловал ее в лоб еще раз, а потом укутал поплотнее. Тогда спи спокойно. Завтра нас ждет долгий подъем.

Девочка перекатилась на бок, свернулась под одеялом калачиком и уснула — еще до того, как за окном угас лунный свет.

~~~

ОНА ПРОСНУЛАСЬ НА ЗАРЕ ПОД ПЕСЕНКУ серого пересмешника и пошла на кухню, там папа готовил завтрак из ломтиков сушеных яблок и мятного чая.

Прекрасное утро, сказал он дочери. Ешь и пошли.

Девочка протерла глаза, села к столу. Ночью она несколько раз просыпалась, сон был тревожным. Ей приснилось, что она что-то потеряла между вершиной одиноко стоящей горы и домом. Но даже если у нее не было полной уверенности, что она сможет или даже хочет сегодня забираться на самый верх, мысли свои она оставила при себе. Мужчина сказал, что мама ее спит в земле на вершине горы, так что она будет стараться изо всех сил, чтобы туда попасть, — и ради себя, и ради него. Она ела молча, пила чай, потом наполнила водой высушенную тыкву. А после этого надела башмачки из плотной оленьей кожи, в которых удобно ходить по камням, и сказала: я готова.

ТРОПА ТАМ БЫЛА. ЗАГЛОХШАЯ, НО РАЗЛИЧИМАЯ. Первый участок оказался не сложнее того, по которому они ходили к дому от озера. Но чем выше они забирались, тем почва делалась каменистее, а уклон круче. Когда встало солнце, всем своим светом озарив восточный и западный берега озера, они успели вскарабкаться до середины, цепляясь руками и ногами за валуны. Здесь они отдохнули на голом камне.

Девочка попила воды, съела горсть пекана. Лоб ее взмок от пота, ноги ныли, но отступать она не собиралась. С того места, где они отдыхали, ей было видно, что участок до вершины даже сложнее того, который они уже преодолели.

Мужчина гадал, о чем она думает, потом произнес: мы с твоей мамой забирались сюда каждое лето, но мы-то уже были взрослыми. Знаешь, что это означает?

Девочка перевела взгляд с вершины горы назад на отца и сказала: что я сильнее тебя.

Да, сказал мужчина и засмеялся. И есть у меня ощущение, что такой ты и останешься.

Он встал, переложил поудобнее содержимое торбы — в ней мужчина держал вещи, которые брал всегда, выходя из дома. Нож, кремень и кресало, костяную иглу, веревку из высушенной жилы, дикие орехи и свою тыкву с водой.

Будет еще один привал, сказал он и зашагал вверх по склону.

Дочь его встала и пошла следом.

ДО ЩЕРБАТОГО УТЕСА НА ПОДХОДЕ К ВЕРШИНЕ ОНИ добрались, по расчетам мужчины, уже после полудня. Воздух был прохладным, небо — безоблачным, ярким. Ровный сильный ветер раздувал одежду из шкур на локтях и спинах, они постояли, глядя на орла, поднимавшегося вверх в потоке горячего воздуха, будто одинокий непокорный осенний лист. Весь знакомый мир простерся у них под ногами. Склон горы. Лес. Озеро.

Девочка спросила отца, видно ли отсюда дом, посмотрела туда, куда он указал пальцем, на белое пятнышко: дубовый гонт на заднем скате их крыши, вполне различимый на фоне простирающегося до горизонта зеленого покрова, на тонкую струйку дыма от огня в очаге. А потом она перевела взгляд на вершину, до которой оставалось всего-то двадцать больших шагов, — отвесные скалы были безлесны, бессчетное число дней и ночей открыты солнцу, снегу, ветру и дождю. А дальше было только небо, так что в профиль вершина и ей показалась головой медведя, который смотрит в синеву. А сбоку, как бы на плече рядом с этой головой, она увидела каменную насыпь, на которой сверху лежал большой плоский валун. Она почувствовала, как остывает пот, как ветер толкает ее в плечи и грудь, посмотрела на отца, указала на камни. Он кивнул, и эти последние шаги они прошли плечом к плечу.

Насыпь была широкой, но при этом не выше береговой сосенки. Положенный сверху плоский валун напоминал стол: гладкая поверхность без всяких узоров. Девочка осталась стоять в сторонке, гадая, как папа сумел поднять наверх и положить этот камень.

Подходи, сказал он. Можешь потрогать.

Она подошла и опустила ладони на надгробный камень, нащупывая слова или изображения — может, они там есть, хотя и не видно.

Она прямо под этими камнями? — спросила девочка через плечо.

Нет, ответил мужчина. Похоронена под ними, в земле. Ее останки. Я постарался вырыть поглубже. Чтобы никто ее не потревожил.

Рука ее не отрывалась от камня.

А как ты один его сдвинул? — спросила она.

Не знаю, сказал он. Помню только, что начал осенним днем, а когда закончил и спустился с тобой вниз, уже шел снег.

Со мной?

Да. На спине. Вот в этой торбе.

Так много времени понадобилось?

Нет. Так быстро все меняется.

Расскажи, попросила она.

Они сели под каменной насыпью с подветренной стороны, мужчина набрал в грудь побольше воздуха и рассказал девочке, что в то утро, когда он проснулся и понял, что женщина умерла во сне, ему стало ясно, что ее тяжкий труд наконец-то окончился, и он долго пролежал с ней рядом, пока не осознал, что именно должен сделать. Он вытащил девочку из колыбельки, напоил водой, накормил протертой свеклой, которую отварил накануне, уложил в торбу, которую смастерил специально, и стал собирать деревяшки самых разных размеров, от палок и прутьев до ветвей и целых бревен — кусков поваленных деревьев, которые нашел в лесу. Он сложил их на берегу озера в огромную кучу, самые тонкие и сухие — внизу, бревна и прутья наверху: получился погребальный костер. Прекращал работу он, только чтобы покормить девочку; закончил в сумерки. Потом вернулся в дом, отнес тело женщины прямо в одеяле на берег, поднял наверх и, когда в небе начали загораться звезды, поджег его.

Всю ночь он не спал, глядя, как пылает погребальный костер, утром встал с постели, чтобы покормить девочку завтраком, а потом, посадив ее в торбу, поднялся на вершину горы. Устроил дочь в тени скалы, формой напоминавшей медведя, и начал расчищать место от камней и земли. За работой он плакал по женщине и разговаривал с девочкой, чтобы она слышала, что он все еще тут, рядом; рассказывал ей, какой сильной и красивой была ее мама, но вот теперь пришла пора расстаться. А потом он убрал сколько смог камней, выкопал яму как можно глубже и при свете полной луны двинулся с девочкой обратно вниз.

Поспал несколько часов, чувствуя, что ночь студеная, но сил разжечь огонь в очаге у него не было. На рассвете спустился к озеру, собрал пепел и кости женщины, завернул в одеяло, которым раньше была покрыта их постель. А потом, снова посадив девочку в торбу на спине, он отнес останки женщины на вершину одиноко стоящей горы, сложил в неглубокую могилу, забросал землей, а поверх насыпи в три ряда положил камни.

И когда я распрямился и посмотрел на север, сказал он девочке, я увидел, что надвигается метель. Я почувствовал запах снега. Стало ясно, что вернуться можно будет только летом, а я тогда не знал наверняка, захочется ли мне возвращаться. Меня обуяла злость. Из-за смерти твоей мамы. Моего одиночества. Всего в природе. Вот тогда я и увидел этот камень. Я уже два дня ходил вокруг него.