Артемьев кивнул без энтузиазма. Вот ведь, не было печали.

- Диктуй номера, - сказал он Шурику, поворачиваясь к столу и доставая чистый лист бумаги: компьютеры в Ветрогорском управлении были пока ещё в диковинку и большой редко-стью (две "четвёрки" у аналитиков, одна - в архиве с выходом в сеть, и "тройка" - у экспер-тов), потому вся текущая документация оформлялась по старинке: или вручную, или на пишу-щей машинке.

Артемьев написал расписку: я, капитан МВД, оперуполномоченный уголовного розыска Артемьев Кирилл Борисович, принял от капитана МВД, оперуполномоченного уголовного розы-ска Скицина Александра Семёновича уголовные дела за номерами раз-два-три-четыре-пять-шесть, дата, подпись.

Артемьев перебросил расписку Шурику. Тот, не перечитывая (перечитывать подобного уровня документ было ниже его достоинства), сложил и сунул расписку в нагрудный карман.

- Ну давай, работай, - сказал Шурик и, как всегда забыв попрощаться, направился к выходу.

Артемьев задумчиво пролистал ещё одну папку из комплекта, потолще первой. Дело о пьяной потасовке у ресторана "Плакучая ива". Ресторан этот был славен потасовками, и прак-тически каждому из сотрудников угро раньше или позже приходилось участвовать в расследо-вании какой-нибудь из них. Данная конкретная потасовка закончилась, судя по представленным в папке документам, разбитой стеклянной стенкой и двумя проломленными черепами. Ещё в деле фигурировал некий ствол неопознанных тактико-технических характеристик. Его-то, ствол, неутомимый Шурик и разыскивал. Ствол этот то всплывал в показаниях свидетелей и непо-средственных участниках потасовки, то снова исчезал за пределами видимости. Судя по всему, никакого ствола в природе не существовало вовсе. А даже если бы и существовал, то нынче-то, в эпоху свободно конвоируемого рынка, стволом больше, стволом меньше - никто и не заме-тит; особого смысла в упорном его розыске Артемьев не увидел. Дело напрашивалось на ско-рое закрытие и передачу в суд, но Скицин и его следователь Никита Кондрашов чего-то там мудрили, и Артемьев папку отложил в сторону и подальше, решив, что пусть они, коллеги, эту кашу со стволом заварив, сами её до конца и расхлёбывают. А мы займёмся делом, простым и ясным, как дважды два.

Артемьев снова потянулся за тонкой папкой дела о многочисленных ножевых ранениях, но тут спохватился. Что же я делаю-то? Князев моего звонка ждёт, а я тут протоколы листаю. Ну, Шурик, выбил-таки из колеи!

Кирилл повернулся к телефону и быстро набрал пятизначный номер.

- Алло, я слушаю, - откликнулся на том конце знакомый голос с характерной хрипот-цой.

- Это Артемьев, - сказал капитан. - Доброе утро, Ефим.

- Доброе утро, Кирилл. Чем порадуешь?

- Рыбка клюнула, - произнёс Артемьев заготовленную ранее фразу.

- Без воплей?

- Без воплей. Ему это невыгодно.

- Хорошо, - человек на том конце провода помолчал. - Когда ты освободишься?

Артемьев взглянул на часы:

- Не раньше шестнадцати.

- Заглянешь на кофе?

- Загляну, какие вопросы.

- Значит, договорились?

- Договорились.

Артемьев положил трубку. Информация передана, встреча назначена, теперь можно спо-койно работать. Капитан МВД Кирилл Артемьев раскрыл папку и начал работать.

Глава пятая

Искушение

Еды было много. Даже очень много. Но ещё больше было выпивки.

Послушник удивился:

- Это всё мне?

- Да, - со спокойной улыбкой отвечал Наставник. - Это всё тебе.

- Мне столько не осилить, - послушник робко улыбнулся в ответ. - К тому же Господь учит нас воздержанности и...

- Никогда не говори за Господа! - осадил резко Наставник. - Всё, о чём говорил Гос-подь, записано в Книге. А Господь говорил совсем иное. И совсем иначе.

Послушник не решился уточнить, что именно (какой фрагмент Книги) Наставник имеет в виду. Вместо этого он подошёл к столу и робко присел на самый краешек предложенного стула. Сложил руки на коленях.

На то, что было расставлено перед послушником на столе, действительно стоило по-смотреть. Если даже и не попробовать. Огромные фарфоровые посудины, серебряные каст-рюльки, глиняные горшочки, хрустальные розетки содержали в себе яства, о существовании которых послушник даже не подозревал. Почему-то в первую очередь ему вспомнились весьма образные, если не сказать "цветастые" выражения, в которых Вальтер Скотт (читанный по-слушником в ранней молодости: тысячу, миллион лет назад) описывал подобный стол, подго-товленный к многолюдному праздничному пиршеству. Где это было конкретно, в каком тексте? В "Айвенго", кажется. Именно там послушнику встретился и запомнился пассаж о том, что яст-ва, стоящие на пиршественном столе, искусством поваров были доведены до полной неузна-ваемости - в смысле, что невозможно было определить из какого полуфабриката они приго-товлены. Вот и здесь, на этом столе, подготовленном для него и только для него, послушник видел нечто подобное. Какие-то аппетитного вида розовые ломтики - то ли рыба, то ли мясо; салаты то ли из экзотических овощей, то ли из ещё более экзотических моллюсков; густые с восхитительным запахом супы и прозрачные горячие бульоны; грибы на маленьких сковород-ках и пышная смоченная водой зелень; разноцветные соусы в необычной формы бутылочках и разноцветные напитки в причудливой формы бутылках. Впрочем, одно блюдо послушник опо-знал с полной определённостью икра чёрная, икра красная в двух хрустальных икорницах с краю от всего этого яркого, запахами сводящего с ума изобилия.

Послушник гулко сглотнул слюну - не смог удержаться. Но удержаться было бы выше человеческих сил.

- С чего начнёшь? - вкрадчиво осведомился Наставник.

- Я... не знаю... - послушник растерялся окончательно.

- Выбери что-нибудь, - Наставник был неумолим.

- Может быть... икра?

Послушник сказал это и тут же затрясся, ожидая в ответ чего угодно вплоть до громов небесных и Второго пришествия. Дело было в том, что послушник любил икру. И чёрную, и красную. В силу того, что семья его была малообеспеченной, отведывать икру ему доводилось только по очень большим праздникам, а теперь, после посвящения, он вообще полагал грехом чревоугодия любую, даже самую мимолётную, мысль о том или ином любимом им в прежние годы деликатесе. Однако ни громов небесных, ни тем более Второго пришествия за его выска-зыванием не последовало. Наставник едва слышно и по-доброму засмеялся.