— Ты так накинулась на это хрючево, как будто ничего вкуснее не пробовала, — веселился он.
— Я ела и хуже, — выдала сквозь зубы.
Язык еле ворочался. Слова давались с трудом. Голова прояснилась, но вот выговаривать их оказалось чертовски затруднительно.
Парень посмотрел на меня как будто небезразлично, поэтому я решила закрепить успех и продолжила:
— Я из детдома. Не мажор… не мажорка. Тоже хотела в медицинский поступать, но не вышло.
— Хах… — залился он идиотским клокочущим смехом, — А чего ж не вышло?
— Мозгов не хватило. Вы ж все с головой, а для меня слишком сложно. Темный лес, — по его поощрительному молчанию я почувствовала, что нашла верный путь. — У меня вот сегодня пробирки брали, а я вообще не секу. Я слышала, что хороший медбрат двух докторов стоит. Ты-то, наверное, разбираешься…
— Ну, так ясен пень! — он выпятил вперед сиськастую грудь, — Посмотрят концентрацию препарата в крови. Будут увеличивать, а то чего-то ты живчиком таким скачешь… как на курорте тут, да?
И снова затрясся от хохота.
Ну, надо же! А ведь Толя был прав. Мне же действительно поднимут дозу. Значит, нужно было действовать как можно быстрее, иначе просто не будет шанса.
А потом он даже сводил в туалет, но выйти наотрез отказался и смотрел на меня все время, пока я сидела на унитазе. «Скоро мне будет уже совсем все равно», — повторяла я про себя, как молитву, и все же почти радовалась, что мне нужно было сходить только по маленькому. Я сцепила зубы, стараясь подавить гордость и стыд.
Когда протискивалась обратно мимо его фигуры, заслонившей три четверти дверного проема, то меня повело в сторону, и я почти задела грудью его живот. А Толя жадно сглотнул и поправил в штанах член. Я сделала вид, что ничего не заметила.
У кровати я совершенно обессилела. Мне пришлось перегнуться через матрас и попытаться, извиваясь, взгромоздиться на ложе. Как только я распласталась на койке, изворачиваясь и подтягивая ноги, то обнаружила за спиной тяжело дышащего Толю. Я дернулась, а он шлепнул меня по ягодице и тут же вогнал шприц с жидкостью.
Он перевернул меня, как пушинку, и начал пристегивать к койке. Я медленно погружалась во тьму.
IV
Только ночь и кромешная темнота палаты. Сначала мне казалось, что тело падает, а потом догадалась, что массивная плоть прижимает меня к матрасу. Я не могла доверять своим чувствам. Ничего не видела. Будто ослепла. Силилась открыть глаза, но обнаружила, что они и так были распахнуты. И тут же из этого клубка ощущений очень четко проступил один: мерзкий и кислый запах пота. И вмиг мое тело взорвалось от поглотивших осязательных вспышек. Эти прикосновения были пугающе громкими и тошнотворно знакомыми для всех взбунтовавшихся рецепторов.
Влажное, тяжелое дыхание на моих ключицах. И руки… руки, тянувшие за ворот футболки, разрывавшие ткань. Они шарили по моей фигуре. Наглые, грязные касания ранили, раздирали душу.
Я как будто снова оказалась в детстве, в том самом спецприемнике. Только в этот раз все было еще хуже. Теперь я уже знала, чего хочет эта похотливая мужская плоть.
Вот он запустил лапищу под футболку, ожесточенно мял нежную кожу и больно ущипнул за живот. Я бы снова заорала, но рот оказался запечатанным скотчем. И все же я дернулась, сопротивляясь, пытаясь сбросить человека. Пошевелиться вышло на удивление просто. Ноги послушались меня. Щиколотки больше ничего не удерживало. Этот гад, вероятно, рассчитывая на действие лекарств, развязал их. Жаль, что руки по-прежнему сдавливало ремнем.
Зрение постепенно адаптировалось, и в полумраке проступила фигура Толи, елозящего по моей койке, по мне. Он оторопел, никак не ожидая встретить сознательный отпор. Все еще сомневаясь, парень полез выше, чтобы заглянуть мне в лицо. Это была та самая секунда промедления, которая решила все.
Превознемогая себя, я двинула ему между ног согнутым коленом. До Толи наконец-то дошло, что в моем поведении не было ошибки. Он взвыл и, согнувшись пополам, рухнул с узенькой кровати на пол.
— Сууууука, — задребезжал его голос.
Я не отвечала, не радовалась, а рванула изо всей силы перетянутые запястья. Крепкие фиксаторы не поддались. Они бы удержали и человека в два раза тяжелее и сильнее меня. Я догадывалась, что только на короткое время лишила дееспособности этого маньяка. Пауза, подаренная случаем, была катастрофически незначительна, и, отдышавшись, здоровяк примется за меня по новой. Руки как и раньше оставались прочно зафиксированными. Стараясь разорвать путы, я только зря теряла время и силы. И все же, уже не могла не сражаться.
Я сделала еще несколько резких движений, когда неожиданно поняла, что ремень на одной руке не так плотно обхватывает запястье, как на другой. А Толя перестал барахтаться и уже поднимался на четвереньки.
— Я все равно тебя трахну, — яростно пророкотал он, — Тебе не выйти отсюда. Ты не сможешь сбежать, только не через все посты охраны. Расслабься и получи удовольствие от последнего в жизни мужчины!
Я его не слушала. Прижала большой палец к ладони и начала вытягивать более свободную руку, молясь чтобы она проскользнула под ремнем. Когда ладонь почти до половины вышла, кость в пальце издала отвратительный хруст. Кисть опалило огнем. Но боли я не чувствовала. Только страшный испуг и бешено молотящееся о ребра сердце.
Воодушевленная второй маленькой победой, я трясущими непослушными пальцами принялась за освобождение другого запястья. Голова Толи с прилипшими от пота волосами показалась как раз в тот момент, когда удалось расстегнуть второй ремень. Машинально, абсолютно не готовая к реакциям собственного тела, как в замедленной съемке наблюдала за тем, как сжатая в кулак моя освобожденная конечность летит в челюсть медбрата. Он глотнул воздух раззявившейся пастью и позорно откинулся назад. Клянусь, его мерзкая рожа отклонилась от удара не меньше, чем на пол метра.
А я кубарем слетела с кровати. Рука ссадила. По-любому, я поранила ее об его зубы. Но сейчас это не имело значения.
Я откатилась под кровать, а этот тупой боров кинулся перелезать через койку. «Даже, если я не смогу, он меня запомнит!» — решила драться до конца. Теперь парень оказался сверху, а я — на полу. И чтобы преодолеть последнее препятствие ему нужно было просто перегнуться. Я вздрагивала всем телом. Обе руки начали нестерпимо болеть. Ту, в которой я подозревала сломанный палец, простреливало словно током.
А мне нужно было как-то избавиться от борова, закрыть в палате и сбежать! О, как бы я неслась со всех ног! Как бы теперь ценила свободу и свою жизнь! Лишь бы впереди был еще один день! Лишь бы он был.
Девочка, девочка… — послышался его зловещий голос с одной стороны кровати, — Не думай, что ты всех переиграешь! В коридоре все просматривается камерами. Ты даже шага за палату не сделаешь, как тебя скрутят. Сдайся мне, девочка, и я буду с тобой ласков…
А я начала осторожное движение в противоположную от его голоса сторону. И тут же он неожиданно шлепнулся прямо у моего бока, чудом не придавив телесами. Толя затряс башкой, которой приложился при падении. Как же бы я орала, если б мой рот не был заклеен. Не в силах выразить ужас, охвативший меня, я вдруг схватила какую-то холодную миску из-под кровати и, размахнувшись, опустила ее на его глупую голову. Била, а он дергался и хрипел. А я била, била и била. Пока совсем не выдохлась.
И тут только поняла, что Толя уже давно не шевелился. И, кажется, даже не дышал. Больничная утка с глухим стуком выпала из ослабевших пальцев. Все мышцы тянуло от чрезмерного перенапряжения.
Я разматывала скотч, отдирая вместе с волосами. И первым делом вытащила два ремня и перетянула «квалифицированному медику» конечности. «Вот, побудь в моей шкуре!» — подумала и вдобавок пнула его носком ноги. Он даже не хрюкнул, но я все равно достала скотч и запечатала его поганый рот.
Я тяжело дышала, зато полной грудью и уже от одного этого меня крыла эйфория. Я подозревала, что Толя не соврал, и в коридоре действительно могли быть камеры наблюдения. Поэтому я выбрала окно. Я выглянула через зарешеченное стекло и обнаружила себя на этаже третьем или даже четвертом. Точнее определить не представлялось возможным, окна внизу не горели. Блок был полностью необитаем. Даже если бы удалось каким-то образом справиться с решеткой, то я рисковала попросту разбиться.
