- Подай серый кафтан, да сапоги сафьяновые, - приказала Эйлин, расчесывая волосы.

- Ой, а сапожки-то вам в терему зачем? – тут же последовал вопрос.

Княжна вздохнула и не ответила. И как она раньше терпела эту девчонку? И как же ей не хватало верной, мудрой не по годам Сувды.

Впрочем, подавая госпоже наряд, Сура уже болтала о другом, о сапогах не вспоминая.

Вниз Эйлин спустилась поздно. Уже все собрались в горнице. Брат расстарался и накрыл богатые столы, словно в последний путь провожал и ее, и гостей. Никогда Калиша не была столь расточительной, а для хлебосолия хватило бы и половины выставленного.

Печеных лебедей сменяли сдобные хлеба и говяжий бок, перепела, рыба на зеленых листьях морского салата, всевозможные вареные гады, грибочки да огурчики квашеные, поздняя земляника, щедро залитая топленым молоком, груши в меду с орехами, вафли да пироги… А потом Эйлин и вовсе перестала следить. Она пригубливала хмельной ягодный напиток каждый раз, как прославляли имя Великого Хана.

Етугай слушал хозяина, скупо улыбался, но княжна видела, насколько джинхар внимательно за всеми наблюдает. И вопросы князя ему не нравились.

- Когда отбываете назад, в саинарские степи? – спросил его Раен.

- Осмотрюсь здесь, - пожал плечами Етугай. – Посмотрю, как устроилась княжна, а потом, может, и останусь.

Мужчины рассмеялись, но то был совсем не веселый смех, не от сердца он шел, а из-за хитрости человеческой. Эйлин очень сожалела, что повелась на речи брата и перенесла свой поход к Акише. С каждым мигом над ней словно тучи сгущались, черное предчувствие подкралось и сжало тисками сердце девушки.

Она пыталась гнать от себя эти мысли. Ну что может с ней случиться дома? Оторогов нет, Туроский князь отбыл дальше на север, а брат… Это ведь Раен! Ее родной и любимый Раен, который был ей защитой после смерти родителей. Не может же он…

Мысли путались, неимоверно клонило в сон. Уже соловыми очами Эйлин посмотрела на саинарцев - все как один спали. Лишь Етугай все еще встряхивал головой, но и он уже находился меж сном и реальностью.

Мрак плотным покрывалом накрыл княжну и не отпускал, пока сквозь дрему она не услышала голоса:

- Вижу… Расстарался ты в этот раз… - прокаркал чей-то совсем древний голос. Было непонятно, кому он принадлежит: визгливому старику или простуженной старухе.

- Верши ритуал. Я давно заслужил и хочу получить свое, - ответил второй голос. Хозяин пытался его изменить, но Эйлин все равно узнала бы говорившего.

Ей хотелось крикнуть: «Стой! Что же ты делаешь?». Но увы, она не могла пошевелить даже мизинцем, лишь на слабые вдохи была способна в тот момент девушка. Веки стали пудовыми, и приоткрыть их было выше ее сил.

- Поторапливай своих оторогов. Сегодня нас ждет славная жатва, - прокаркал старческий голос. Все-таки старуха, но Эйлин ее не знала, в отличие от своего брата.

***

Степной барс внутри Хана скулил и прижимал уши. Он топорщил шерсть на загривке, словно чувствовал врага. Признаться, и самого Кайсара ощущение опасности не покидало с тех самых пор, как он вышел из пути, построенного с помощью силы Матери Всех Степей.

Хан рассчитывал, что окажется рядом с Калишей, но что-то сбилось, и городища он не увидел даже с высокого холма. Он находился на северных территориях, здесь молились иным богам, и возможно поэтому Кайсар не попал в нужное место. Или попал? Деяния высших не подвластны разуму человека.

Чуть сжав бока вороного жеребца пятками, Хан заставил идти того чуть быстрее. Лесная дорога была узкой, но пользовались ею часто. Етугай оставлял видимые только им двоим знаки, и Кайсар читал их, понимая, что маленький караван княжны проехал здесь пару дней назад. Друг словно предвидел, что Хан бросится за ними следом.

А разве могло быть иначе? Сейчас он понимал – нет. Без Эйлин его жизнь невозможна.

Конь всхрапнул и остановился, учуяв кого-то. Кайсар прислушался, но привычных лесных звуков ничто не нарушало, но барс тоже кого-то заметил.

- Выходи, коли с добром. Не трону, - произнес он.

И никак не ожидал, что на дорогу выйдет сухонькая старушка в темном сарафане, лаптях и вышитом кокошнике, покрытом красным платом. Она опиралась на посох, но ступала бесшумно и бодро.

- С ночи тебя дожидаюсь, - вместо приветствия заявила вещунья.

Иная бы не знала о его приходе, потому что сам Кайсар только утром решил отправиться на север. А с момента своей встречи с боо Мэргэн, шаманов всех мастей он недолюбливал. Божья сила – всегда большая ответственность и порой, находясь в хлипком душой и телом человеке, приносит больше вреда, чем пользы. Так он думал, но в глазах старухи светились ум и житейская мудрость.

- Как зовут тебя, бабушка? – он спешился, помог сесть пожилой женщине на пенек, а потом достал лепешку и разделил ее пополам и часть протянул гостье. – На вот, поешь.

- Благодарствую, сынок, - кивнула она. – Только не за этим я тут. Весь день до ноченьки шла, опоздать боялась. А кличут меня все бабкой Акишей, родственница я княжне Калишской, Эйлин.

- Что с ней? – встревожился Кайсар, а барс зашипел, распушив хвост.

- Проглядела я, старая. Все думала, что зло сети по всей Элитаре разбросало, а оно рядышком притаилось. Только на рассвете, на росе луговой мне руны правду сказали – отсюда, из Калиши родной черные путы тянутся. Да пока девочка моя, Эйлин своей светлой улыбкой мрак разгоняла, не справиться слугам Проклятого бога с людьми было, а как уехала она в степи ваши, так и не стало защиты… - старушка вдруг вскинула взгляд и внимательно осмотрела Кайсара, а потом спросила: - За ней ли ты пришел, молодец?

- За ней, бабушка, - не задумываясь, ответил Хан.

- Вижу, силен ты, знатен да богат, но это ничего не значит. А любишь ли?

- Люблю, бабушка. Больше жизни люблю и стану любить вечно, - снова без запинки произнес он.

- Дай-ка я получше разгляжу тебя, витязь! – Акиша встала и подвела Кайсара к такому месту, где тень от деревьев не касалась его лица. А вглядевшись, старушка ахнула: - Знавала я отца твоего – Данияра, знавала я и мать твою – Тайлин, когда любовь ее к Хану лилась через край, но ты, сынок, хоть и познал любовь материнскую, а все ж не от родной матери.

- Тайлин умерла, давая мне жизнь, а заменила мне мать Сайхан Эмегтэй Анира.

- Чудны дела божьи, - покачала головой старушка. – Я была женой любимого ханского нукера Аяза, а когда мой муж погиб, вернулась на север, потому что знала – не полюблю больше никого так крепко, как любила его. Знавала я и Аниру. Не бывать ей Сайхан никогда, будь жива Тайлин, не ей предназначался Данияр, но любовь бывает и зла. Я рада, что Анира нашла в своем сердце уголок и для тебя, мальчик. Я же всю нерастраченную любовь отдала Эйлин, когда малышка тоже осталась без матери.

- Где она? Что с ней? – спросил Хан.

- Отсюда недалеко. Видишь, гора стоит? – Акиша показала рукой. – У подножья тропинка. Да коня не бери, там конный не пройдет. В горе выступ есть, там и вход в пещеру найдешь. А теперь ступай, ты там нужен. И помни, только настоящая и взаимная любовь может сотворить истинное чудо, а такая раз в сто лет бывает. Иди, Хан саинаров, и возвращайся с победой. Старая Акиша будет молить всех богов за тебя и за свою девочку.

Кайсар преклонил перед пожилой женщиной колено, и та возложила на чело его холодные свои ладони, благословляя и желая удачи.

Он ушел, а Акиша еще долго смотрела вслед, утирая влагу с глаз.

***

Северные горы выглядели совсем не так, как сопки в степи. Кайсару предстоял трудный подъем по едва заметной тропинке.

Но еще подъезжая к подножью, Хан почувствовал, что не один. Рядом находился человек весьма умелый, знающий, как лес, так и степь. Кайсар спешился, потрепал верного коня по холке и шепнул:

- Жди меня, а коли не вернусь, выходи к людям. Ты был мне верным другом, но она – мой свет.

Конь закивал, но не проронил ни звука.

Высшая сила требовала, чтобы Хан выследил и нашел того, кто прятался на тропе. Но, судя по тому, что цель постепенно удалялась он него, Кайсар понял, что человек тоже пробирается к пещере, и решил не спешить, проследить за ним. Барс был согласен с хозяином.