Студитский сдал привезенное имущество майору Сполатбогу. Двух сестер милосердия (третья осталась в Арчмане) он привел в свою казенную квартиру, велел располагаться как дома, а завтра приступить к службе в госпитале. Пообедав вместе с медичками в офицерской столовой, капитан отправился на конюшню, приказал конюхам оседлать коня и в назначенное время был в свите генерала Комарова. Вместе с отрядом отправились Махтумкули, Бабахан и Омар. До последнего дня начальник области намеревался послать их в Мерв с небольшим конвоем джигитов. Но теперь, когда пришли сведения, что сильный отряд из Хорасана находится в Мургабском оазисе, Комаров поднял в седло несколько эскадронов. Действовать решил в соответствии с обстановкой.
После двухдневного перехода отряд Комарова достиг реки Теджеп и остановился на плотине Карры-Бенд, где стоял небольшой гарнизон русских казаков. Из доклада хорунжего и рассказов туркмен, работавших на плотине, генерал тотчас составил довольно точную картину происшествия на Мургабе. Студитский и Алиханов, бывавшие раньше в Мерве, находились при генерале в качестве советников. Они же должны были ехать с ханами в Мерв.
— Не опоздать бы, господин генерал, — высказал опасение Студитский. — Я уверен, что за барантой[37] скрывается нечто большее. Не сомневаюсь — в деле замешаны английские офицеры, и прежде всего полковник Стюарт.
Комаров, низенький и плотный, свесив черную курчавую бороду на грудь и заложив руки за спину, энергично ходил у шатра и поносил шаха:
— Вот фарисей! Уму непостижимо. Всего полмесяца назад он обещал нашему посланнику в Тегеране не нарушать границ Мерва.
— Господин генерал, но, может быть, шах и не виноват? Границу перешли персы по наущению англичан. Они с шахом мало считаются, а с хорасанским правителем — тем паче, — предположил Студитский. — Дайте мне небольшой отряд. Я отправлюсь с ханами в Векиль-Базар. Мы переоденемся в туркменских джигитов и без помех пройдем по оазису.
— Хорошо, капитан, — согласился Комаров. — Но давайте условимся так: если вам понадобится моя помощь, любым способом дайте знать.
— Несомненно, господин генерал.
После недолгих сборов отряд отправился в путь. Ехали по пескам, обходя аулы. К Векиль-Базару приблизились с севера, со стороны Каракумов, и у самой крепости появились внезапно. Никто тут не ждал в этот день и час Махтумкули. Нукеры, увидев с крепостной стены конников, открыли по ним стрельбу. Тогда ишан, осмелившись, выехал вперед отряда и замахал руками. Его подпустили к самым воротам, и он с досады, что свои стреляют по своим, разразился отборной бранью.
Отряд въезжал во двор, и по айвану разносились крики слуг:
— Ханум, выйдите поскорей, Махтумкули вернулся!
— Ой, Гюльджемал-ханум, поторопитесь!
Ханша вышла на айван, увидела пасынка и заплакала:
— Вий, пропащий! На кого ты меня тут одну оставил? Весна прошла, лето кончилось, а его все нет. Зима опять началась, наконец-то вернулся! Ограбили твою мачеху! Овец угнали, чуть было и саму в Хорасан не увезли.
— Гюльджемал, прекрати лить слезы, — сдержанно попросил Махтумкули, пожав ей руки. — Зачем плакать? Я вернулся цел и невредим. Ишан тоже жив, Бабахан, слава аллаху, даже поправился, — пошутил он. — Русские — с нами. Вот капитан Студитский, вот Алиханов. Говори, что тут произошло? Все ли живы, здоровы?
— Живы все, — отозвалась она, вытерев слезы и оглядев приезжих: все в чекменях и тельпеках. Спросила с упреком: — Чего же, Махтум, ты добился? Поехал к русскому государю в чекмене и вернулся в нем.
— Не спеши, Гюльджемал, сейчас увидишь, — успокоил ее Махтум и снял чекмень.
Увидев офицерские погоны, ханша заулыбалась и тотчас вновь сникла.
— Пойдем-ка в дом, Махтум, поговорить нам надо…
Введя его в свою комнату, она притворила дверь, усадила на ковер, села сама и начала рассказывать обо всем, что произошло в последние дни. Он слушал ее внимательно. Лицо его то хмурилось, то озарялось снисходительной улыбкой.
— Гюльджемал, теперь послушай, что скажу тебе я, — сказал он, когда она умолкла. — Прежде всего обрадую тебя тем, что государь император возвращает мне Геок-Тепе, кяриз и все земли, принадлежавшие раньше моему отцу в Ахале. По праву супруги моего отца ты могла бы ехать со мной в Ахал и владеть половиной всех наших владений.
Лицо молодой ханши сразу расцвело от столь заманчивых посулов и возможностей. Она приосанилась и заулыбалась.
— Аллах милостив, услышал мои молитвы, — проговорила с благоговением.
— Гюльджемал, но это еще не все, — продолжал Махтумкули. — Мы решили создать в Мерве четыре отделения: два — от рода Утамыш, два других возглавят тохтамышцы. Ханом веки-леи станет твой сын Юсуп. Но придется управлять людьми тебе, пока Юсуп не вырастет. Тебе нет никакого смысла переселяться со мной в Ахал.
— Мед твоим устам пить, — поблагодарила пасынка Гюльджемал, но тотчас тяжело вздохнула. — Все хорошо, вот только овец жалко. Вчера чабаны сказали мне: в руки персов попала та отара, которая паслась ближе к Мургабу. Голов восемьсот… Ах, Махтум, неужели нельзя возместить потерю? Русский царь очень добрый…
— Гюльджемал, я скажу об этом капитану Студитскому, да и сам поговорю с генералом Комаровым. Но сейчас у нас другие заботы. Надо поскорее собрать ханов и старшин всех четырех отделений сюда, в нашу крепость, и провести маслахат. Утвердим ханов, примем русского начальника.
— Кто будет нашим начальником, Махтум? — спросила ханша.
— Для всех четырех ханов назначается один начальник. Им будет Алиханов. Недавно ему дали погоны штабс-ротмистра. Теперь, ханум, надо идти к гостям, чтобы не обиделись, и сразу пошлем людей за ханами и старшинами.
Махтумкули, выходя на айван, пропустил мачеху вперед. Лицо ее осветилось улыбкой.
— Омар-ишан, — распорядилась она, — посылайте гонцов к соседям. Завтра же проведем маслахат…
Начались приготовления к тою по случаю возвращения ханов из Петербурга и предстоящего маслахата. В глубине двора, где виднелись хозяйственные постройки, столпились слуги, зазвенели огромные чугунные котлы, водоносы понесли в бурдюках воду. Плотники принялись сколачивать еще одну тахту, чтобы разместились на пиршестве все, кто приедет в крепость. Тут же женщины, расстелив белые тряпки, просеивали муку, перебирали рис и мыли посуду. Гости, утомившиеся в дороге, легли отдохнуть. И, когда проснулись, сразу же поехали на Мургаб — взглянуть, спокойно ли вокруг. Персы как внезапно нагрянули, так и покинули Мургабский оазис, угнав с десяток тысяч овец, вместе со своими, отбитыми у Каджара. Осмотрев окрестности и не увидев никакой опасности, Махтумкули все же решил выставить посты на ночь. Студитский согласился с ним:
— Верно, хан. Рисковать сейчас нельзя. Хотпм мы этого пли нет, но Каджар уже сегодня узнает о нашем приезде. И о масла-хате ему скажут.
В полночь, после долгих разговоров о Петербурге, все отправились на покой.
Утром начали съезжаться ханы и старшины всех четырех родов.
ХХХIII
Каджара разбудил ночью домашний слуга:
— Хап, проснитесь! Проснитесь, к вам человек с важной вестью. Русские — на Мургабе, гостят у векилей!
Каджар мгновенно встал с тахты, оделся и вышел на айван:
— Где этот человек, зови ко мне!
Пока слуга ходил за лазутчиком, Каджар разбудил полковника Стюарта, Аббаса и сообщил им об услышанном. Вскоре поднялся на айван человек, закутанный до подбородка платком, в длиннополом чекмене.
— Ты, Худояр? — сказал Каджар, узнав своего человека. — Откуда у тебя сведения о русских?
— Хан-ага, весь Мерв знает об этом с самого вечера. Только вам еще неизвестно. Русские привезли ханов из Петербурга, завтра назначили маслахат. Все говорят, Мерв соглашается служить России.
— Замолчи, раб! — вскрикнул Каджар. — Как язык твой поворачивается говорить такое!
Стюарт, нервничая, закурил, вышел на айван, заметался, скрипя половицами. Но вот он успокоился; облокотился на перила и стал смотреть в черное звездное небо зимней ночи. Докурив сигару, погасил ее, вложил в коробку и сунул в карман. В комнату вернулся с твердо принятым решением:
