— Меня просят, чтобы я взял на себя заботу по эксплуатации электрической железной дороги. Компания близка к разорению. И все это из-за плохой администрации.

— Именно, сеньор, из-за плохой администрации. А кроме того, в Кочабамбе и с сельским хозяйством плохо.

Вмешался мистер Рит:

— Здесь, в Боливии, население не умеет извлекать пользу из железной дороги.

— Ясно, — рассмеялся Эстрада, — пользу умеет извлекать компания «Боливиэн рейлвей».

— Говорят, — заметил миллионер, — говорят, что движение в сторону долины очень большое, колоссальное, и поезда всегда битком набиты. Мне это хорошо известно. И пассажиров много и грузов.

— Именно, сеньор, — вставил управляющий, — но многие, индейцы например, предпочитают топать ногами: гонят себе ослика, а на облике — жена…

Все снова вежливо рассмеялись.

— Надо заставить индейца пользоваться железной дорогой, — сказал мистер Стевенсон, — хотя это дело нелегкое. Индейцы привыкли жить скотской жизнью.

— Как-то раз, — начала супруга мистера Рита, — пришел к нам индеец с женой и с ребенком и принес шкурку шиншиллы. Какая это прелесть, как это красиво! Тут я смотрю на ребенка и вижу, что лицо у него все в болячках. Я спрашиваю индейца: «Что это у мальчика?» Тот молчит. Тогда я позвала waiter^[41] и он сказал: «Сеньора, у мальчика оспа!» Я отдала шкурку и сказала индейцам: «За такие вещи в Соединенных Штатах дают десять лет тюрьмы». Пришлось потом сделать во всем доме дезинфекцию. Кошмар! Индейцы же как ни в чем не бывало: таскают за спиной ребенка, а у него оспа.

— Да, да, им незнакомы правила гигиены. Им нравится жить в грязи. Отсюда и смертность. Сами виноваты.

За ужином прислуживали камердинер сеньора Омонте и местные слуги, все в белых перчатках. Но шампанское разносил только камердинер. Встал управляющий и предложил тост:

— …Успехи рудника очевидны: если в прошлом году он давал сорок тысяч тонн, то в этом году, наращивая темп добычи, он, следуя приказу сеньора Омонте, побил собственный рекорд, выдав пятьдесят тысяч. Думаю, это должно понравиться сеньору Омонте. Так выпьем же за процветание нашего предприятия, за сеньора Омонте, которого мы имеем счастье лицезреть здесь и за его супругу, пребывающую в Швейцарии.

Блеск хрусталя и яркие цветы утомили сеньора Омонте, он начал было подремывать, но потом слегка откашлялся и, не поднимаясь с места, произнес:

— Ну, выпили.

Перешли к кофе. Дамы и служащие невысокого ранга ретировались. Откланялся и Эстрада. Сеньор Омонте, доктор Давалос и доктор Лоса, управляющий горнорудным отделом, мистер Мак-Ноган и мистер Стевенсон заперлись в кабинете и расселись возле камина.

— С рабочими надо держать ухо востро, — сказал управляющий. — Они отряжают делегатов для встречи с сеньором Омонте с целью добиться от него уступок. Идиотская манера: вечно они клянчат.

— Им неплохо живется, — вставил Давалос.

— Совсем неплохо, — подхватил управляющий, — по им все мало. У них дешевая пульперия, у них дома, футбольная площадка, техника безопасности улучшилась и вполне гарантирует их от несчастных случаев. Но они требуют повышения зарплаты. На выпивку.

— Их сбивает с толку большевистская пропаганда. Чилийцы завезли ее сюда. Теперь они организуются в профсоюзы. И хуже всего то, что закон — на их стороне. Новое правительство атакуют со всех сторон, и оно находит поддержку только у этого сброда. Потому-то оно и поспешило одобрить закон об охране труда.

Омонте резко повернулся к Давалосу:

— А вы, уважаемый доктор, сделали что-нибудь, чтобы провалить этот закон?

— Проблема заключается в том, что конгресс в большинстве состоит из всякой швали. Наши кандидаты не могли сладить с этим большинством, и они совершенно распоясались в своих нападках на капитал. Но мы их полностью разоблачили в нашей прессе.

— Вот почему я не желаю втравляться в политику, — прохрипел Омонте.

— Тогда нам было это нужно. А теперь… теперь приходится продолжать начатое. Надо свалить это правительство. К счастью, все порядочные люди против него. Но есть еще и сенат, а сенат как раз и голосовал за пресловутый закон.

— Что говорит на этот счет доктор Гуаман?

— О, доктор Гуаман хорошо разбирается в финансовой стороне вопроса. Он выступил в палате против законопроекта. Но что он мог поделать против крепко спаянного большинства, которое в поисках денежных средств для правительства выступает против капитала?

Вмешался мистер Рит:

— Вероятно, мы могли бы с ними договориться. Потребовать роспуска конгресса и больше не выступать. А от правительства мы попытались бы добиться согласия.

— То есть как это так? — воскликнул возмущенно миллионер. — Согласиться, чтобы из нас качали деньги?

— Я имею в виду, что если мы достигнем согласия, то с друзей будут брать меньше денег, чем брали с врагов.

— А как же тогда понимать закон об охране труда? Он стоит нам полмиллиона в год.

Омонте нервно хлопал себя по коленке. Новости не радовали его, и он шумно запыхтел.

— Ладно, — сказал он, — надо собрать совещание в Оруро. Пригласите доктора Гуамана. Приедет мистер Апельд. Куэльяра тоже пригласите.

— Мы вызовем его телеграммой.

— Ясное дело — не по почте!

Давалос смутился и замолчал. Омонте, поерзав в кресле, обратился к управляющему. Тот сидел слева от хозяина, красное, как морковка, лицо его лоснилось от пота.

— Я хотел спросить у вас, почему разработка жилы «S» стоила так дорого?

Управляющий стряхнул пепел сигары и сказал:

— Да, жила «S»… Видите ли, здесь пришлось монтировать оборудование, не останавливая работу.

Тогда из-за кресел, на которых сидели заправилы компании, встал Ноган. Лицо его блестело, сверкали и очки.

— Мистер Рит тут ни при чем: он был в отпуске. Это я распорядился производить монтаж, не снижая темпов выработки.

— Ах, вот что! — проурчал Омонте. — Вы, значит, распорядились. И во сколько же обошлась выработка?

— Нужно было сделать много штреков, поставить крепь в галереях. Порода там рыхлая, мог случиться обвал.

— И что же: были обвалы?

— Ни одного: мы всюду поставили деревянные крепления. Иначе обвала не миновать.

— Ясно, что не миновать. Рудник ни к черту не годится. Вы же инженер и сами видите, что к чему. Почему, однако, вы распорядились платить в этом отсеке сверхурочные?

Последние слова вылетели из глотки Омонте с угрожающим свистом.

— Не могли же рабочие бесплатно работать после восьми часов.

Магнат посерел, вены у него на висках набухли.

— Ах вот как! Бесплатно, говорите? Значит, я не плачу своим рабочим?

— Я этого не сказал, сеньор.

— Так не пойдет, сеньор мой! Инженер мистер Кларк осмотрел жилу и сказал, что ее надо проходить с юга на север, а вы начали с другого конца.

Ноган взглянул на присутствующих и, откашлявшись, сказал:

— Не есть точно, сеньор Омонте, сказать с юга на север, потому что трещины не показывают простирание жилы, а показывают смещение горных пластов… О, это долго объяснять. Одно дело разговаривать здесь, другое видеть все в руднике.

Омонте оттопырил нижнюю губу, отчего обнажились зубы — верный признак неудовольствия, — и немного помолчал. Потом, обращаясь ко всем, с явной издевкой сказал:

— Только этот сеньор разбирается в делах рудника. А я для него — вроде агронома или юриста. Но вам следовало бы знать, — закричал он, глядя на Ногана в упор, — что я в этих делах понимаю больше, чем вы думаете, во всяком случае, достаточно, чтобы не дать себя обкрадывать.

Мистер Ноган подскочил к Омонте и встал против него. Все были изумлены.

— Я иметь чувство ответственность. Я есть инженер, вы есть рудокоп, но нельзя говорить, что я вор.

— Замолчите, — прохрипел Омонте, — и катитесь, катитесь отсюда со своим инженерством!

— Конечно, я иду, но я вам говорю, что вы не понимаете дела, вы только удачливый богач, и все.

Омонте с помутневшими глазами двинулся на него, но мистер Рит и Давалос встали между ними и принялись подталкивать Мак-Ногана к двери.