Если все эти речи, статьи и прочее не грандиозная игра с целью сбить с толку Гитлера, то, видимо, дело со вторым фронтом серьезно затягивается. «Таймс» и другие газеты признают затяжку — «пятно на Англии» и т. д.
…Если Англия и США не выступят осенью, Гитлер усилит удары на Востоке. Может быть, ожесточенные штурмы под Сталинградом и есть результат заминки со вторым фронтом — у немцев все еще развязаны руки.
Звонил член Военного совета товарищ Смирнов. Хочет иметь пьесу с машинки. Есть! Перепечатку и правку сделаем к 16 сентября.
Правлю второй акт. Днем немного походил по нашему садику.
…В 7 часов пришел Николай Тихонов. Его как-то взволновала вчера читка пьесы. Он попросил разрешения прийти к нам. Рады… Пришел точно. «У вас тут, как в голландском домике, а в Морской академии вы жили, как пираты в старину, — в каких-то руинах. Ветер выл, а вы поджидали, кого бы сцапать на рифах, на отмелях… Хо-хо!»
Мне кажется, что Тихонов с детства видит мир романтизированным, любит все «чрезвычайное, необычное, отстраненное». Сидели в нашей комнате и беседовали до самой тьмы. Во многом внутренние литературно-философские ощущения наши совпадают. Западная литература с трагическим вопросом: «За что?» (о войне 1914–1918 годов), литература и французская, и английская, и американская, и — с другой стороны — немецкая (Ремарк и др.) кончилась 1 сентября 1939 года… Новая война по-новому освещает всю войну 1914–1918 годов.
Литература сейчас только «варится», все в переоценках, в перестройке.
Тихонов говорил о своей работе… Хочет написать трехчастную поэму о Кавказе, о Серго, о горцах, о людях старого и нового века, о взаимовлиянии, о процессе изменения сознания, о проблеме Кавказа в истории России… Тяга России к Кавказу извечна, неистребима, органична. Говорили о Грузии, об ее природе и истории, о встречах с грузинами…
Рассказывал Тихонов о своем литературном пути. Начал писать лет четырнадцати (в 1910 году); писал о войнах, исторических потрясениях… «Откуда эти предчувствия?» — «Поколение тогда жило, видимо, войной».
Во Франции в 1935 году на Первом конгрессе писателей слова Тихонова о близости войны вызывали усмешки и возражения Ма-льро и других: «Это только впечатления от поездки в район исторических мест Соммы и Вердена». В книге Тихонова «Тень друга» удивительно точно переданы ощущения европейских бед и приближение катастроф для той же Франции.
Говорили о некоторых суевериях, о том, что война обострила эти начала в людях…
Засиделись до одиннадцати часов вечера… Подарили Тихонову «букет» для его жены: цветную капусту с нашего огорода. Шутит: «Меня не задержат? Скажут, с чужого огорода». Завернули на всякий случай капусту в газету.
Беседа как-то внутренне взбудоражила литературные эмоции и мысли…
Опять и опять о городе, о Ленинграде. Хватит ли сил изобразить наш город в 1941–1942 годы? Город, где Эдгар По казался бы только бытовиком!
Догорает свеча…
14 сентября 1942 года.
Работаю. Отделка второго и третьего актов. Нашел ряд хороших мест: усилил роль «старухи» — Марьи Астафьевны. Она должна быть несколько перезрелой красавицей из народа, душевной, забавной. Вышло! Продумываю отдельные дополнительные штрихи.
В 12.45 приехали Янет и директор. Они всецело за немедленное начало репетиций. Завтра в 12 часов услышим о решении.
Весь день — до головной боли — работали с композиторами. Сделали всю музыкальную разметку. Слушали ряд пробных номеров и вариаций.
Месяц величайших лютых боев под Сталинградом. Горит земля! Немцы пишут, что «русские дерутся, как звери, целыми сутками поливают нас огнем». «Русские превзошли себя» — из речи Ламонта в Нью-Йорке. (Желаем того же и американцам!)…
15 сентября 1942 года.
…В «Знамени» № 7 прочел очерк «Германские колонизаторы на Украине». Второй год там идет какая-то «деятельность» — немецкая администрация, частники, петлюровцы, продажные журналисты, какие-то «теоретики», немецкие инженеры, немецкие акционерные общества и т. д. Читать об этом — мучительно. На Украине все было так близко, так дорого нам.
Жесточайшие бои у Сталинграда, у Моздока (в горах выпал первый снег).
Вчера Ольга Константиновна рассказывала о своем прошлом… Рассказывала Матюшина и о Маяковском, — как он, художник Малевич и другие громыхали в комнатах, где сейчас пишем, шумим и спорим мы… Задумчивый, хмурый Хлебников часами сидел в углу, забывая о еде. Однажды все пошли на костюмированный бал в Медицинский институт. Хлебников был одет римлянином. Встал в римской тоге на лестнице и молча простоял часа два. Потом вышел без пальто на улицу, где его немедленно забрали городовые: «Сумасшедший!..»
Бригадный комиссар Рыбаков о нашей пьесе: «Споры, может быть, пойдут с гражданскими организациями — вытянет ли Музыкальная комедия вашу пьесу, сумеет ли театр преодолеть свой опереточный жанр? А замечаний по военно-морской линии у меня мало…»
Говорил дружелюбно (обычно он угрюмый).
К двенадцати часам в солнечный прохладный день помчались на мотоцикле через Троицкий и Марсово поле на обсуждение пьесы. Задорные, мы влезли на мотоцикл все трое, как экстренный вызов десантников. Забавляемся, озорничаем… Прохожие, наверно, думают: «Морячки с утра уже выпили…»
В театре дружная встреча — очень хвалят пьесу. Обсуждение прошло на хорошем уровне — много похвал, серьезных мыслей, замечаний, советов. Все это у меня записано в «деле» пьесы «Раскинулось море широко».
Решение: ставить пьесу… 19-го читка всей труппе. (Ох, устал…) 20-го — первая репетиция.
Послал письмо и телеграмму Таирову о том, что написана героическая комедия о балтийцах, о ленинградцах. Таиров с театром в Барнауле. Театр выезжал на фронт с «Оптимистической».
…Гитлер признал, что 1942 год ему не даст развязки!.. Внутренние осложнения в Венгрии: убийства близких к Хорти людей.
Передача по радио: вернулась подлодка Грищенко. Командующий флотом говорил горячо… Пахнуло 19-м годом…
16 сентября 1942 года.
Встали к девяти часам. Солнечное прохладное утро… Ежимся от холода: дверь в сад — настежь…
Ощущение творческого порыва, радости проходит — пьеса уже написана… Началась фаза критики, обсуждений, забот…
Обдумываю новую пьесу…
Из флотских дел. На Лавансаари два-три раза в день бомбят. Это крайняя западная точка СССР (в данный момент)… Обстановка в Финском заливе трудная. Засады против наших лодок… От меридиана Хельсинки до эстонского берега к West’y девять параллельных рядов антенных мин. Фашисты постарались. Наши подлодки проползают чудом…
Наш десант на Дубровку не удался: части отошли опять на правый берег Невы.
Ненадолго остался один. Разбираю библиотеку художника Матюшина. Есть хорошие старые книги. Так хочется сидеть и читать, читать… Но в 7 часов надо идти на «Полярную звезду» выступать на митинге (новый отряд подводных лодок уходит в море).
На митинге выступали: командующий КБФ и несколько командиров-подводников. Хорошо говорил главстаршина с лодки Вишневского. Он потерял отца и брата — партизан… «Мстить!»
Говорил командир, утопивший финский транспорт. Последним выступил я…
17 сентября 1942 года.
Сильная ночная канонада… Дождь…
Работаю над шлифовкой второго акта. Работал весь день.
Говорил по телефону с С. К. Она на форту. Была больна… Сейчас поправилась. Ходила на катере в дозор к финским берегам. Штормовая погода помешала ей перебраться на сестрорецкий берег и быть на читке. Вернется в ближайшие дни.