На мануфактурах широко применялся женский и детский труд, а также труд подростков. Последним на частных заводах Урала платили вдвое меньше, чем взрослым. Только в начале 60-х гг. велено было подросткам старше 15 лет платить, как взрослым.
На мануфактурах царил такой же произвол, как и в крепостной вотчине. Там, где господствовал принудительный труд, мануфактурист распоряжался судьбами работных и мастеровых людей так же бесконтрольно, как помещик своими крепостными, - любая оплошность работника влекла телесное наказание или вычет из жалованья. Главным средством наказания наемных работников являлись штрафы.
Дифференциация быта четко обозначилась и среди дворянства. Во второй половине XVIII в. усилилась тяга к роскоши, к изысканному столу, к неизвестным ранее наслаждениям и развлечениям. Возможность удовлетворить их была различной у такого богача, как Н. П. Шереметев, владевшего в конце столетия 198 785 крепостными обоего пола, и у безвестного помещика, довольствовавшегося где-либо в глухомани 10 - 15 душами. Богатые помещики разъезжали в дорогих, выписанных из-за рубежа каретах, одевались в мундиры и фраки, сшитые самыми модными портными европейских столиц, употребляли изысканные блюда и напитки, тоже доставленные из-за границы, их прихоти мгновенно готовы были удовлетворить множество слуг, облаченных в роскошные ливреи. Содержание дворни, достигавшей 300 - 500 человек, являлось одной из самых значительных статей расхода. Каждое из многочисленных блюд готовил отдельный повар, за столом прислуживало десяток-полтора официантов, знатный барин имел своего парикмахера, портных, башмачников и др.
Во второй половине XVIII в. модной стала роговая музыка, оркестр состоял из 40 - 60 музыкантов, каждый из них извлекал из своего инструмента единственную ноту. Столь же модным считалось иметь в усадьбе свой театр. Под Москвой существовало несколько усадеб, принадлежавших баснословно богатым вельможам. Таковы усадьбы в Архангельском, Кускове, Останкино, Нескучном саду и др. Если усадьба в Архангельском приобрела репутацию музея, то главной достопримечательностью Останкино был театр, труппа которого насчитывала свыше 300 актеров: музыкантов, певцов, танцовщиков.
Вельможам подражали помещики средней руки и тоже заводили у себя роговую музыку и театры, причем сами определяли актерские способности своей дворни. А. В. Суворов писал управляющему: "Васька комиком хорош; но трагиком будет лучше Никитка. Только должно ему научиться выражению, что легко по запятым, точкам, двоеточиям, восклицательным и вопросительным знакам".
Некоторые вельможи держали открытый стол - каждый дворянин, даже незнакомый, мог воспользоваться гостеприимством хозяина и отобедать у него. Хлебосольство русских бар приобрело европейскую известность. Один иностранец заметил, что можно было объехать всю страну, не издержав ни одной копейки на провизию.
Вельможа лето проводил в окружении семьи на лоне природы - в усадьбе. День барина начинался распоряжениями дворецкому, старостам, приказчику. Остальное время он проводил праздно: на охоте, рыбной ловле, принимая гостей, выезжая в гости, за пустой болтовней. Обед продолжался часа три, за ним следовал десерт, называвшийся заедками.
Зимние месяцы обеспеченный барин проводил в столицах - в Москве или Петербурге. С наступлением санного пути туда двигался огромный обоз, нагруженный всякой снедью: замороженными поросятами, гусями, утками, маслом, мешками с мукой и крупами. Через несколько дней за обозом со снедью следовал обоз, доставлявший в столицу барина и его семью. Месяцы пребывания в столице представляли сплошной праздник. Устраивались балы, званые обеды, маскарады, из-за стола с карточной игрой вставали, только чтобы пообедать и отдохнуть. Держать шутов и дураков считалось теперь дурным тоном, приличным почитали развлекаться в театрах, которых в Москве в конце века существовало 15, из них 14 частных. По четвергам приезжали в Благородное собрание, куда одни вывозили в свет невест, а другие подыскивали выгодные партии для сыновей.
Выше речь шла о богатых дворянах, сытую жизнь которых обеспечивали тысячи крепостных. Таких было немного. Три пятых помещиков владели менее чем 20 крепостными д. м. п., и только у 16% их насчитывалось свыше 100 д. м. п. Совершенно очевидно, что размер получаемой ренты не позволял мелкопоместным дворянам жить в роскоши: их хоромы мало чем отличались от крестьянской избы, в них было два покоя, отделенных друг от друга сенями, а все убранство составляли сколоченные из досок лавки и стол. Такой дворянин разъезжал в сооруженной доморощенными мастерами колымаге, употреблял незамысловатую, но обильную пищу, у него не было возможности следить за модой и в соответствии с ее веяниями менять гардероб.
Столь же разительно отличалось воспитание и образование: если представители дворянской элиты держали гувернеров и гувернанток, а также нанимали учителей, платя им крупные по тем временам суммы в 300 - 500 руб. в год, то мелкопоместный дворянин обучал детей грамоте силами своей семьи или привлекал для этой цели священнослужителей и отставных солдат. Вслед за домашним образованием богатый барин пристраивал свое чадо в частный пансион губернского города, а затем - в сословное учебное заведение в столице, в то время как образование отпрыска мелкопоместного дворянина ограничивалось чаще всего главным училищем губернского города.
Современники, прошедшие школу домашнего воспитания, единодушны в оценке педагогического мастерства наемных учителей. В их роли сначала выступали немцы, а затем эмигранты-французы, большинство из которых были людьми невежественными. Главным средством поощрения усердия учеников у них были розги. Память дворянских мемуаристов запечатлела жестокие истязания, которым в детстве их подвергали заезжие учителя.
На уклад жизни дворян оказывали влияние не только размеры земле- и душевладения, но и происходившее во второй половине XVIII в. расширение их привилегий. При Петре Великом, когда служба дворян была обязательной и бессрочной, дворяне проводили время либо в казармах, либо в канцеляриях гражданских учреждений. В усадьбах они появлялись наездом. Поэтому постоянными жителями деревни были либо увечные, либо старики, неспособные к дальнейшей службе.
Положение резко изменилось после опубликования Манифеста о вольности дворянской, проведения Екатериной II областной реформы и обнародования Жалованной грамоты дворянству. Во-первых, изменился возрастной состав провинциального дворянства: в усадьбах стали оседать полные сил дворяне, либо воспользовавшиеся правом уходить в отставку, либо перешедшие на службу в уездные и губернские учреждения, штаты которых сильно разбухли после областной реформы. Во-вторых, в губерниях и уездах были созданы сословные корпорации дворян: раз в три года они съезжались в уездные и губернские города для избрания должностных лиц в сословные учреждения и предъявления своих претензий правительству.
Контакты, установленные во время дворянских съездов, продолжали поддерживаться и в остальное время. Прежняя замкнутость исчезала, в обычай вошли взаимные визиты; помещик два-три раза в году отправлялся в путешествие по округе, чтобы навестить не столько близлежащих соседей, с которыми он, как правило, находился в ссоре из-за порубки леса или спорной межи, сколько помещиков, чьи владения были от него удалены.
В массе своей дворянство не отличалось ни образованностью, ни высокой духовной культурой. Значительная часть его паразитировала, прожигала жизнь, оставляя после себя долги и расстроенное хозяйство. В то же время из дворянской среды вышли М. М. Щербатов и А. Т. Болотов, Д. И. Фонвизин и А. Н. Радищев, Г. Р. Державин и А. П. Сумароков, а сыновья этого поколения дворян стали декабристами.
Быт купечества отличался своеобразием. Главное состояло в том, что духовный облик подавляющего большинства богатых купцов значительно отставал от их материального достатка. Отсюда чувство власти денег сочеталось с чувством сословной неполноценности. Другая черта быта купечества состояла в его подражании быту дворянства.
