Вдобавок ко всему, один из Т-26 навернулся через десяток километров. Тот самый, двухбашенный – его трансмиссия оказалась изношенной донельзя и сейчас посыпалась хлеще, чем на «жигулях». Все, что удалось сделать, это снять с танка пулеметы и, спихнув его с дороги, на скорую руку замаскировать. Даже горючее сливать не стали – время поджимало, торчать на дороге никому не хотелось.

Немцев по дороге не встретилось – их концентрация все же была пока совсем невелика. Зато дважды видели самолеты, и оба раза, что интересно, советские. Это вызвало бурную и не вполне адекватную реакцию у Вострикова – несмотря на происходящее, дурь из его мозгов полностью вылететь не успела. А каждый истинный либерал знает – в начале войны по вине тирана Сталина СССР лишился всей авиации, а та, которая попустительством Бога и люфтваффе уцелела, все равно не могла ничего сделать, ибо советские летчики не умели летать…

А вот черта с два. Оба раза шли большие, по полтора десятка машин, группы бомбардировщиков. В четком строю, под прикрытием истребителей//. Более того, когда на одну из этих групп вывалилась из-за редких облаков четверка мессеров, ей навстречу протянулись многочисленные трассы из бортовых пулеметов, а истребители прикрытия контратаковали. И немцы, а не советские пилоты, в короткой стычке потеряв один самолет, бесславно ретировались. Судя по охреневшим глазам журналиста, ломка стереотипов в его голове продолжалась. Ну и пусть! Никто выказывать сочувствие чужим тараканам не собирался.

И вот сейчас, замаскировав технику в лесу примерно в километре от цели и выставив часовых (последние, впечатленные шамкающими товарищами, чьи зубы вчера изрядно проредились, выказывали даже избыточное рвение), они все дружно выдвинулись к месту предстоящей операции. По всему выходило, что справятся, вопрос лишь в количестве жертв. Не то чтобы это выглядело критичным для циничных выходцев из двадцать первого века, но все равно как-то нехорошо получалось.

– Ну, Палыч, что предложишь? – когда после долгой паузы молчание стало чересчур утомительным, спросил Игнатьев. Мартынов лишь пожал в ответ плечами:

– Будь здесь моя группа, сделали бы их без шума и пыли. Но с этими олухами… – он раздраженно махнул рукой в сторону расположившихся в овраге красноармейцев. – Они ж почти все могут только в атаку ходить, да и то на дистанции прямой видимости.

Интересно, что за группа у него была… Впрочем, этот вопрос Сергей оставил при себе. Неважно, по большому счету, захочет – скажет сам. Куда больше Хромова волновали ноющие кисти рук, но с этим ничего нельзя было поделать.

– Лучших взять один черт неоткуда.

– Это точно. Придется работать с тем, что есть. Смотрите сюда, – Мартынов ткнул пальцем в сторону лагеря. – Наибольшую опасность представляют их пулеметчики на вышках. Их надо валить, без вариантов. Любые две вышки я на себя возьму, но две другие… Кто из вас? Сергей, ты вроде со своим карамультуком освоился уже?

– Не уверен, что смогу их снизу вверх быстро снять, – честно признался Сергей. – Дистанция метров двести, вроде немного, только и я не снайпер.

– Одного возьму я, – вмешался Игнатьев.

– А второго – я.

Все дружно обернулись к Хинштейну. Тот пожал плечами – истрепавшийся за эти дни, измазанный мазутом пиджак колыхнулся мятой тряпкой.

– Я когда-то занимался стрельбой. И винтовку пристрелять успел.

– Решили, – кивнул Мартынов. – Петр, Володя, гоните сюда нашу доблестную Красную армию, пускай харчи отрабатывает. Стрелки на позиции. Сергей, а ты…

– А я, – тут Сергей зло усмехнулся, – возьму на себя всех остальных.

Полчаса спустя он, обряженный в мышиного цвета мундир, возился около полевой кухни, старательно держась спиной к немцам. Бывший хозяин одежки лежал недалеко, примерно в пяти метрах, в состоянии глубокого нокаута, со скрученными руками и кляпом во рту. Если у него насморк – задохнется. Впрочем, черт с ним. Вырубить фрица было просто, тяжелее оказалось подловить момент, когда никто с вышек этого не увидит. Однако повар – тоже человек, и, отойдя до ветру, оказался уязвим настолько, насколько вообще может вляпаться человек со спущенными штанами.

Кстати, натянуть их Сергей так и не смог себя заставить. Брезгливость никуда не делась. Пришлось ограничиться мундиром и надеяться на то, что внимания на это не обратят. Хорошо еще, остальные немцы и сами не слишком соблюдали форму одежды. Во всяком случае, без мундиров ходили многие. Расслабились тут.

Все, пора, вот только… как? Именно сейчас Хромов сообразил, в чем слабость его плана. Он же ни бельмеса по-немецки. И как на их гавкающем наречии будет слово «ужин»? И вообще, когда он у них? Ладно, придется импровизировать.

Звук, с которым половник бьет по котлу, трудно назвать мелодичным. Однако же сигнал и впрямь оказался универсальным. Фрицы потянулись к кухне как те коровы – организованной толпой. Некоторые, правда, поглядывали с легким удивление на часы, но тут немецкая дисциплина сыграла не в их пользу. Если ужин раньше срока – значит, так нужно, потому как без приказа повар ничего не сделает. И, когда ругающийся капрал сообразил, что процесс идет без его контроля, и двинулся разобраться, большая часть немцев уже сбились в кучу недалеко от кухни. И две гранаты, полетевшие в них, разметали людей в разные стороны.

Сергей взрывы благополучно пересидел за котлом. Хотя, конечно, когда осколок прошил тонкое железо над его головой и оттуда вырвалась струя аппетитно пахнущего, но чертовски горячего пара, было неприятно. Тело упорно требовало от хозяина сжаться в комок и спрятаться, но разум все же оказался сильнее. Подхватить автомат, спрятанный позади кухни, вжать приклад в плечо и выпустить по уцелевшим немцам длинную, на весь рожок, очередь. Удержать оружие в руках оказалось сложно, ствол упорно задирало вверх, и, наверное, не меньше половины пуль ушло «в молоко». Но и тех, что попали, хватило. А со стороны леса уже гремели выстрелы, и с воплем упал с вышки один из пулеметчиков…

Все было кончено меньше чем за минуту. К тому моменту, когда Хромов сменил магазин, стрелять было уже не в кого. Ну и замечательно! И вновь организм удивил – почему-то страшно захотелось есть. Что, впрочем, по здравому размышлению – с самого утра он съел всего-то пару сухарей. Еще одно доказательство того, что когда всерьез проголодаешься, чужие трупы аппетит не портят. Так что когда остальные подошли, Сергей, освободившись от тесного мундира и реквизировав одну из мисок, с аппетитом чавкал.

– Ну у тебя и нервы, – с ноткой восхищения в голосе заметил Мартынов, подходя. – Если так пойдет дальше, станешь хорошим солдатом.

– Нет уж, спасибо, как-нибудь переживу. И вообще, я пацифист. Садись, ешь, у них хороший повар.

– Пацифизм – это хорошо, – Мартынов сел рядом. – Но нам еще разбираться с пополнением.

– Знаешь, не хотел тебе говорить, но с ним будут проблемы.

– Это почему?

– Да потому, что когда вы в бинокль фрицев срисовывали, я потратил чуточку времени, рассматривая тех, кого планировали освобождать. Так вот, их, похоже, еще не сортировали, и среди них хватает офицеров.

– Командиров, – механически поправил его Мартынов, до которого, похоже, начала доходить неоднозначность ситуации.

– Да какая разница? – приподнял левую бровь Сергей. – Ты лучше скажи, что значат три шпалы на вороте?..

– …Вы что, с ума тут все посходили? – орал подполковник Поженян, экспрессивно размахивая руками. Тот самый, с тремя шпалами. Кавказский акцент вкупе с развевающимся полуоторванным шевроном, грязным и напоминающим драную тряпку, производили неизгладимое впечатление. – Как стоите? Что за вид?

Бедняга. Похоже, он от жизненных коллизий малость умом тронулся, лениво подумал Сергей. Глаза слипались, видать, остатки адреналина ушли, и теперь организм хотел только одного – спать! Спать, завалившись куда-нибудь, хотя бы даже под кустик, а не слушать этого придурка. Чтобы хоть как-то отвлечься, он в который уже раз осматривал царапины на прикладе СВТ, уже привычно уместив винтовку на сгибе руки. Получалось так себе.