В середине октября 1845 года в письме к сестре Николай Некрасов указывал новый свой адрес: Владимирская улица, Поварской переулок, дом Тулубьева. Жил он здесь, впрочем, с весны. Именно в этот дом в мае 1845-го Дмитрий Григорович принес Некрасову «Бедные люди» Федора Достоевского. И жил здесь Николай Алексеевич до осени 1846 года. Написал душераздирающее стихотворение «В дороге» и лихого «Огородника» («По торговым селам, по большим городам я недаром живал, огородник лихой, раскрасавиц девиц насмотрелся я там, а такой не видал, да и нету другой…»).

13 декабря 1853 года Иван Тургенев писал в Москву Сергею Аксакову: «Сегодня пятый день, что я приехал сюда, любезный и добрый Сергей Тимофеевич – и я еще не успел хорошенько оглядеться – а потому не ждите от меня путного письма. Я хочу дать Вам пока мой адрес – а именно: я поселился в Поварском переулке, в доме Тулубьева, близ Владимирской». Прожил на Поварском Тургенев около года, написал повесть «Затишье».

Особенно долго жил в доме Тулубьева Николай Чернышевский – с осени 1855 года до середины лета 1860-го. Николай Гаврилович создал здесь ту основу произведений, которая сделала его самым известным публицистом России: «Очерки гоголевского периода русской литературы», «Эстетические отношения искусства к действительности», «Русский человек на rendez-vous», «История цивилизации в Европе от падения Римской империи до Французской революции»; вел в «Современнике» обозрение текущих событий в России и за границей.

Чернышевский был необычайно трудоспособен – не человек, а фабрика по производству печатной продукции. Круглый день стоял он за конторкой и писал, одновременно диктуя какой-нибудь перевод стенографистке или секретарю. Его логику и аналитические способности отмечали даже враги, тогдашние и будущие. Много позже Василий Розанов писал, упрекая правительство Александра II: «Не использовать такую кипучую энергию, как у Чернышевского, для государственного строительства – было преступлением, граничащим со злодеянием». В результате, в пору «перестройки» после Крымской войны писатель оказался в уникальной позиции политического деятеля по преимуществу. Его основная мысль в том, что русская крепостническая элита не способна изменить Россию. Надежда – на давление снизу разночинцев и учащейся молодежи. Если коренного переворота правительственной политики не будет, неизбежен всеобщий «русский бунт».

Авторитет Чернышевского к 1862 году, когда он был арестован – нечто среднее между отношением к Александру Солженицыну в 1980-е и Михаилу Ходорковскому в 2000-е. Николай Некрасов сравнивал его с апостолом:

Его еще покамест не распяли,

Но час придет – он будет на кресте;

Его послал бог Гнева и Печали

Рабам земли напомнить о Христе.

Дом Всеволода Гаршина

Дмитровский переулок, 5

Всеволод Гаршин – один из самых много обещавших и мало сделавших русских писателей: его проза укладывается в один нетолстый томик. Подобно Эдгару По, он предвосхитил в своих рассказах 1870–1880 годов ХХ век. Его «Красный цветок» (1883), «Attalea princeps» (1880), «Из воспоминаний рядового Иванова» (1883) предвосхищают если не Кафку, то уж точно Леонида Андреева и символистскую прозу. Преждевременный гений – такое бывает.

Детство Гаршина может послужить предметом исследования для психоаналитика. Мамаша бежала от отца с домашним учителем. Отец, помещик, пожаловался жандармам. Поклонник матери оказался революционером, его арестовали и сослали. Женщина последовала за ним. Мальчик жил то с матерью и отчимом, то с отцом. Родители ненавидели друг друга. К тому же, у Гаршиных безумие было в роду: позже покончили жизнь самоубийством два старших его брата. Всеволод Гаршин, уже начинающий прозаик, в 1877 году ушел добровольцем на русско-турецкую войну, где получил тяжелую контузию и стал убежденным пацифистом.

«Четыре дня», «Трус», «Из воспоминаний рядового Иванова» – предвестники военной прозы «потерянного поколения».

С конца 1870-х Гаршин страдал тяжелыми депрессиями, не раз лечился в психиатрических клиниках. В 1883 году он женился на курсистке. Не надеясь на литературный заработок, в том же году поступил секретарем в канцелярию Съезда представителей железных дорог, это у церкви Владимирской иконы Божией Матери и снял квартиру в Дмитровском переулке, в верхнем этаже дворового флигеля дома № 5. Квартира была недорогая, «с крутой грязной лестницей и низким потолком, с беспокойными соседями и звуками пианино за досчатой перегородкой».

Весной 1888 года депрессия Всеволода Гаршина обострилась. «Ему трудно было даже стоять на ногах. Домой приходилось его провожать. Но вдруг на полпути он срывался, с удивлением смотрел на идущего с ним рядом приятеля и быстрым шагом удалялся от него». Гаршины собирались на Кавказ – отдыхать и лечиться. 19 марта, сообщает «Петербургский листок», «делая приготовления к этой поездке, писатель отправился сделать кое-какие покупки и, возвращаясь вечером домой, оступился на лестнице, причем получил несколько ушибов». Большинство современников, однако, считали, что Гаршин сам бросился в пролет. Еще неделю Всеволод Михайлович промучился в больнице на Бронницкой, умер 24 марта, был отпет в Измайловском соборе и похоронен на «Литераторских мостках».

Извозчичий трактир

Стремянная, 4

Трактир сменил множество названий, а в начале XX века существовал под вывеской «Одесса». Для тысяч петербургских извозчиков трактиры были важнейшими институциями: чем-то вроде салунов в жизни американских дальнобойщиков или котлетными для ленинградских таксистов. Здесь можно было распрячь лошадь, напоить ее, задать корма и провести (особенно ночью, когда мало седоков) несколько часов в тепле с земляками. По наблюдениям петербургского журналиста Н. Н. Животова, проработавшего в 1893 году несколько дней извозчиком, чтобы посредством «включенного наблюдения» лучше узнать быт представителей этой профессии, в извозчичьих трактирах, «…большая часть извозчиков ездит в известный свой трактир, где съезжаются его же земляки, люди одной волости, а то и деревни. В таких трактирах образуется нечто вроде артели. Имеются большей частью и общие кружки, где извозчики хранят сбережения. Все сидящие… одна семья, близкие товарищи – земляки или работники одного хозяина. В Эртелевом переулке есть трактир, в который ездят извозчики известного села и уезда Рязанской губернии. Администрация этого трактира на свой счет отремонтировала сельскую церковь на родине извозчиков и послала туда новую церковную утварь на значительную сумму. Другой трактир на свой счет выстроил в деревне своих посетителей здание для школы…»

Артели существовали при трактирах на Кабинетской (Правды), Спасской (Рылеева), Глазовой (Константина Заслонова), Волоколамской, Стремянной, Боровой, Можайской, Верейской, 8-й Рождественской (сейчас – 8-я Советская) улицах, в Басковом и Кузнечном переулках. В «Одессе» собирались в основном извозчики-калужане. Место это для них было стратегически важное, так как седока легче всего было взять на Невском проспекте. А жило большинство извозчиков в Ямской части.

Извозчичьи трактиры, в том числе и «Одесса», открыты были круглосуточно. Места – не для состоятельных петербуржцев. Извозчики сидели в своих тулупах, запах стоял соответствующий, половина клиентов спала, половина пьянствовала. Да и лексика употреблялась в соответствии с поговоркой: «Ругается, как извозчик».

Дом князя Владимира Мещерского