Репнин рассказал об этом итальянцу из подвала, каблучному мастеру. Странные вещи приключаются с его женой, не иначе, это особое отношение в Англии к женщинам. Черта с два, возразил на это итальянец.

Посмотрел бы Репнин, как обращалась полиция с женщинами на днях, во время какой-то демонстрации на Трафальгарской площади. Просто у его супруги на лице отпечаток ангельской доброты — хоть он ее и видел мельком лишь однажды, но это сразу же бросается в глаза. L’anima immortal della donna onesta^[16]. И безотказно действует на самого дурного человека. В больших городах — даже в Марселе и Пирее, о чем ему доподлинно известно, — на доброту падки и самые отъявленные негодяи. Зато на лице самого Репнина — пусть он извинит его за откровенность — сейчас же прочитаешь такое недовольство, тоску, надменность и презрение к людям, даже к женщинам, что это сразу отталкивает от него. Ведь взрослым, как и детям, так хочется встретить какую-нибудь живую Золушку, Красную Шапочку или Белоснежку.

Из какого-то внутреннего протеста Репнин отказался от своих обедов в сквере. Теперь он старался провести обеденный перерыв, отыскивая живописные уголки где-нибудь около церквей, у фонтанов или бродя по музеям. Благо вход туда был бесплатный.

Новый управляющий фирмы Лахуров, Робинзон, солидарен с Ордынским и советует ему переквалифицироваться в автобусного гида, который возит иностранцев на экскурсии, показывая им Лондон и его ночную жизнь. Вот где он действительно был бы на месте с его-то знанием иностранных языков!

Одно совершенно ясно — Репнин стоит у Робинзона поперек горла.

Ордынский, как игрок, советовал ему рискнуть и попытаться вырваться из этого кошмарного подвала. Все или ничего. Довольно с него унижений. Или пусть — кровь из носа — найдет издателя и выпустит свои сумасбродные книги об охоте в Сибири и туризме на Кавказе. Да вся Европа повалит туда валом, едва эти книги прочтет! А если с книгами дело не выгорит, тогда надо испробовать другое — попытаться стать секретарем какого-нибудь английского аристократического клуба. Вот достойное место для русского эмигранта — или уж тогда жениться на богатой!

Надя весело смеялась на эти предложения, хотя в чем-то она и соглашалась с поляком, все же нашедшим выход после долгих мытарств. Ордынский обещал Наде ввести ее мужа в клуб английских либералов — это известный клуб, и при этом не был враждебным по отношению к царской России, с тех пор как в России была сделана попытка образовать парламент, Думу. Клуб уже принял одного русского эмигранта. Если с этим клубом не получится, он введет Репнина в другой клуб, там ужинают люди искусства, артисты с женами, он славится своими связями с английской аристократией. Может быть, Репнин мог бы исполнять роли писателя-негра, как называют тех, кто пишет за другого. И таким образом издать под чужой фамилией свои книги о Сибири и Кавказе. В Лондоне за это платят. И немало.

В начале того лета, пришедшего в Лондон, Репнин уступил настояниям поляка, бывшего графа, сохранившего внешнюю элегантность, благодаря военному мундиру. (Когда он из концертного зала Albert Hall направлялся с дочерью в ближайший Польский клуб, люди смотрели ему вслед.)

Ордынский, большой добряк и волокита, точно так же, как и за прочими женщинами, ухаживал за женой Репнина. Но безуспешно. Он предлагал Наде бежать с ним из Лондона и поселиться на каком-нибудь острове Центральной Америки, где у него были друзья, и там упиваться блаженством и счастьем. Ордынский сдержал свое обещание и по широкой роскошной мраморной лестнице ввел Репнина в знаменитый лондонский клуб либералов и представил его тамошним завсегдатаям. (При этом он всем и каждому давал понять, что Репнин княжеского рода и либерал.)

Таким образом Репнин очутился в тиши высокопоставленного клуба на этаже палаты общин, куда не достигал шум городского движения и гомон улицы. Репнину обещали найти работу — несколько членов клуба вызвались ему помочь. Ордынский ввел его также в свой клуб, где собиралась артистическая публика и поляки и где по вечерам блистало несколько красавиц в окружении множества декольтированных старух.

Репнин считал надежной рекомендацией для своих книг сделанные им снимки: сибирские охотники идут на медведя с рогатиной и прекрасные виды Кавказа. Он считал вполне соответствующим и свой английский текст к ним. Однако Ордынский находил необходимым отработать стиль и искал для него бесплатного редактора. За ужином поляк представлял Репнина светским дамам как русского эмигранта, но главным образом, как тренера по верховой езде. До сих пор Репнин искал знакомства в подвалах, парках и на станциях с трудовым людом — продавщицами, подсобными рабочими, упрямо убежденный в том, что так он вернее услышит биение сердца огромного города, поймет печали, и слезы, и смех миллионов лондонских жителей, самых его низших слоев. Ордынский считал эту идею вздорной. И настаивал на том, чтобы Репнин узнал «совершенно другой лондонский мир». Мир аристократов, куртизанок, актрис, лордов, одним словом, «высший свет», тот самый высший свет, который, по словам старого князя Репнина, ждал сына в Лондоне. (На самом деле, Репнин знакомился в клубах с пропойцами и неудачниками, эксцентричными типами или нищими родственниками аристократов.)

В огромном зале самого дорогого лондонского отеля, где теперь ужинал. Репнин, введенный туда поляком, слышался бой часов с башни Парламента. Часы отбивали полночь. За мороженым, поданным на десерт, его начинали донимать расспросами о Сталине. Но самым неприятным для его жены были рассказы Ордынского о том, что с первого появления в этих так называемых аристократических клубах Репнина осаждали женщины. Они буквально завладели им. Вот уж чего не могла предвидеть бедная Надя, уговаривая своего мужа выбраться из подвала и показаться в обществе. Но она терпела и молча слушала. Возвращаясь после очередного вечера, Репнин рассказывал ей, что все его новые знакомые дамы предлагают ему свою помощь. Они так и крутятся возле него, жонглируя этим словом: help, help, help. Ордынский лишь злорадно посмеивался. Ради спасения мужа Надя готова была с ним расстаться, но только не ради своего спасения. Не раз повторяла она это с вызовом. Репнин, однако, по-прежнему не отказался от мысли уговорить свою жену уехать к тетке в Америку. Спасти ее от нищенской старости в Лондоне. Разве одна только страсть определяет глубину и подлинность чувства мужчины к женщине, прежде всего он должен позаботиться о теплой зимней обуви для любимой. Ордынский просто покатывался со смеху, слушая эти теории Репнина. Главная его задача — нашептывать разным старухам на ужинах в клубах, куда ему удалось протащить Репнина за неполный членский взнос, какой из него выйдет идеальный секретарь. Молодым дамам поляк доверительно сообщал о близком будто бы разводе Репнина с его обворожительной женой и о том, что он княжеского рода. Хотя Репнин это скрывает. Репнина он просил побольше рассказывать о том, как он ходил на медведя, вооруженный рогатиной, или расписывать своим собеседницам красоты Кавказа. Вообще надо побольше разглагольствовать в обществе дам о лошадях, травле лисиц, рыбной ловле и особенно в Гималаях. По прогнозам Ордынского, англичане в скором времени двинутся на Гималаи. Репнин чувствовал себя отвратительно. Дома он рассказывал жене об этих сборищах, где были одни уроды, карикатурные персонажи, разные пентюхи, понятия не имеющие о том, что такое охота или верховая езда. Они наверняка и в седле-то не могут удержаться. Да и само их аристократическое происхождение весьма сомнительно. Едва познакомившись с ним, они начинают допытываться, есть ли у него фотографии местечка, где родился Сталин. И может ли он написать книгу о нем.

Они ждут от него красочных описаний русских и кавказских рек, кишащих форелью, русских экспедиций на китов в районе Южного полюса, особых способов ловли рыбы на Каспии и тому подобной экзотики. Их страшно занимают верблюды, которые водятся в Средней Азии. При упоминании русской зимы, женщины ахают: «Awful!» «Ужасно!»