Горе, горе гуляет в одеждах
Мы — темная волна прилива.
Мы — зло во плоти.
Мы — те, кого боятся владыки Ада.
Мы — грешники и праведники.
Мы — пророки Четверых.
Нар никогда не слышал подобных словосочетаний, но вдруг отчетливо понял, что они закружились в черепной коробке у каждого из его последователей.
Оскаленные в чистейшей ненависти лица. Сверкающая сталь оружия и доспехов. Строй тут же сломался, разрозненная толпа, винегрет из людей и химер. Смерть. Боль. Ярость. Насилие. Отмщение.
Но нет страха, лишь липкий, растекающийся по сырой земле ужас, рвущий сердечные мышцы врагов.
Они несутся вперед. Лавина озверевших ублюдков.
Знаете почему орки отступили перед нашествием роханской конницы? Возможно, потому что несколько центнеров разгоряченной плоти, завернутой в стальной панцирь, сомнут практически любой строй. Возможно. Но Отец Монстров, когда был маленьким, думал, что все дело в "СМЕРТЬ!!!" — очень сложно не боятся тысяч психов, которые прекрасно осознают, что они умрут, штабелям лягут в месиво людских и лошадиных тел, конвульсивно дергающихся в кровавой грязи. Их жены уже не увидят мужей, матери сыновей, сестры братьев, а дочери отцов. Они трупы. Гарантированные и стопроцентные покойники, идущие прямым рейсом в пасть Саурона, но…
НА СМЕРТЬ!!!
Из простыней городских покоев.
Демоны Преисподней.
Вестники насилия.
Отец Монстров не оглядывался. Он знал, что его бойцы пойдут за ним куда угодно.
Скрип.
До боли знакомый в дивном новом мире.
— ПОДНЯТЬ ЩИТЫ!!!
Град стрел, свистящий роем мутировавших ос. Парни вздымают щиты. Стук. Оперение, древко и металлический наконечник. Стрелы пробивают доски, пронзая трепещущую плоть. Скрежещут по артефактным доспехам. Усеивают борта и палубы кораблей. Вода краснеет от крови. В шею, в руку, в голову или в сердце. Тела идут на дно под тяжестью амуниции. Крики раненных. Боль.
Рорик наконец выполз на берег. Пришествие дна. Огромная амеба, вокруг которой мечутся крохотные на ее фоне силуэты человекав.
Подразделение Элендила отвечает залпом с кораблей, бьет практически наугад, стараясь не словить в корпус по парочке снарядов. Стрелы чередуются со слабенькими заклинаниями, с гулом вспарывающими воздух.
Раб с добровольным клеймом на челе
Отступники стекают с холмов. Стрелы продолжают собирать черный урожай Костлявого. Песок и галька под ногами. Криговцы рвутся вперед с неистовством диких зверей, загнанных в угол.
Камень. Нар падает на землю. Боль почти не чувствуется. Рядом три стрелы, торчащие из спрессованного песка сломанными клыками неведомой твари.
Не камень.
Череп.
Голый и выбеленный солнцем полузакопаный череп, ветвистые трещины вокруг правой глазницы, нижней челюсти нет, как и двух зубов на верхней.
Рядовой состав вырывается вперед.
Кто-то падает на спину. Беззвучно, ни вскрика, ни сдавленного дланью смерти стона.
Стрела в шее. Кровь на песке. Щит, топор, кольчуга и… ярость. Исконная ярость битвы, еще не успевшая омрачиться непониманием и удивлением того крайне неприятного факта, что оказывается ты тоже смертен. Тебя могут ранить и убить. Ты не избранный — ты кусок остывающего мяса, по которому пройдут другие, те, кто пока еще жив.
Боевой топор
Обычное
Простой и надежный инструмент превращения все вокруг в кровоточащие обрубки. Плох против хорошей брони, но идеален против незащищенной плоти.
Плевок Хаоса летит в сторону приближающейся волне предателей.
Пальцы, затянутые в металл, сжимаются на окровавленной рукояти. Отполированное сотнями прикосновений дерево. Отточенное лезвие. Предыдущий обладатель слепо смотрит вверх. Ярко-голубые глаза, как безоблачное небо. Эти глаза меньше всего походили на глаза покойника или убийцы. Скорее одухотворенного мечтателя, с улыбкой смотрящего в светлое будущее, которое определенно будет на порядок лучше, как жестокого и мрачного прошлого, так и блеклого, ускользающего сквозь пальцы настоящего. И еще страшнее было сочетание таких глазных яблок и изуродованных ненавистью мимических мышц.
Запеленал непокорную совесть,
Чья-то рука… нет, когтистая лапа, хватает химеролога за плечо. Рывком поднимает на ноги. Темный.
Другая конечность уже изменилась в костяную пластину, защищающую от несмолкающего ливня стрел.
Лицо Истинной Химеры корежится в неверном свете.
— Всадник, — единственное слово с хрипом срывается с губ Отца Монстров вместе с капельками слюна и скрипящими на зубах песчинками.
Все уже давно обговорено и спланировано.
Темный прыгает вперед, отпустив своего лорда. По сути резкий переход из положения стоя в положение лежа, но в момент полета… какие скакуны были у Всадников Апокалипсиса? Точно не уступающие тому, во что превратилось тело вершины химерологического искусства.
Это не лошадь, это чертов чернобыльский паук. Шелоб, мать его, из костей и сокращающихся жгутов освежеванного мяса. Двенадцать многосуставчатых лап, оканчивающихся когтистыми лапами, угловатая головогрудь, на переднем конце которой призывно распахнутое чрево, топорщаеся несколькими рядами выступающих вперед клыков, а задняя — раздувшееся брюшко, ощетинившееся костяными шипами. Подобие седла, выплавленного прямо в теле Темного прилагается. Лихо, по-ковбойски запрыгнуть туда и монстр тут же срывается с места со скоростью свихнувшегося мотоцикла, выбив из мозга болезненные ощущения после жесткой состыковки.
Ветры поют колыбельные гимны там,
Они спускаются с холмов.
Почти так же, как и Корпус Смерти. Разобщенный салат алчущих крови отморозков. Их волна в некоторых местах зверским образом разорвана тушами демонов, монстров и Четверо поймут кого еще. Гаргульи, перекинувшиеся оборотни, низшие вампиры, в окружении свиты упырей и вурдалаков, плюс толпы зверолюдов и нежити.
— БОГИ С НАМИ!!! — истошный вопль химеролога смешивается с надрывным воем Темного.
Большая часть богов, как Светлых, так и Темных, любят, когда в их славу проливают кровь.
Продолжайте.
+1 к репутации с Темными богами.
На вас и ваших солдат наложен временный эффект "Мужество отчаявшихся".
Вы не дрогните, покуда руки могут поднимать клинки.
+5 % к Защите.
+15 % к Дисциплине.
+15 % к морали,
На вас и ваших солдат наложен временный эффект "Неистовство обреченных".
Пришло время воздать каждому свое.
+20 % к Дисциплине.
+10 % к Атаке.
Возле твоей любви.
Нар впереди всех. Прилив насилия почти настигает его, он — его вершина, самая высокая точка, до которой только смогло добраться неукротимое цунами, под толщами которого земля смешается с небом.
И если я пойду долиною смертной тени…
Отец Монстров не говорит этого вслух. Но единственная фраза вытесняет из его захлебывающемся в адреналине мозга все остальные мысли.
… не убоюсь я зла, ибо я и есть самое страшное зло в этой долине.
Коли ты князь, собирай полки,
— Стена щитов! — запоздалый крик.
Те, на кого летел Темный, не останавливаются — вздымают куски дерева, по идее должные хоть как-то защитить от воплотившегося в материальном мире ночного кошмара. Тусклый отсвет на металле. Они сплотились в единое целое, живая стена, ощетинившаяся клинками.