Нар продолжил водить бруском по лезвию.

Это как-то странным образом успокаивало его. Еще в бытность молодым шкетом он имел нездоровую тягу к колюще-режущему оружию, позже переросшую в прямую зависимость к огнестрелу, которую удалось побороть спустя несколько лет и кучу пуль, застрявших в черепах, конечностях и прочих выступающих частях тел нехороших дядечек, оказавшихся не в том месте не в то время. Заточка коллекции из ножей, кинжалов, тесаков и топоров вгоняла его разум в подобие медитационного транса, успокаивающего и расслабляющего.

— И что будем делать? Ждать долго, вроде как.

— Я слышал, как несколько подростков забравшихся в мои катакомбы играли в одну игру — булькнул вздувшимся рядом с частоколом ребер легким Ползучий Ужас, — я не понял какой в этом был смысл, но суть в том, чтобы рассказать самую, как они выразились, отбитую историю из своей жизни.

— Я тоже не понял смысла — заметил Темный.

— Что ты сделал с детьми? — как бы между делом спросил ушастый.

— Живьем содрал с них кожу, высосал костный мозг, по маленьким кусочкам сожрал внутренние органы и вылизал мозг через трещины в черепах.

— Ч-что?.. — эльф подавился хлебом.

— Шутка. Они не входили мою пещеру.

— Ты же говорил, что не знаешь, что такое "анекдот", — нахмурился Истинный.

— Я и не знаю.

— Но шутка — это же анекдот. Или нет?

— Я как-то над этим не задумывался.

Нару показалось или он услышал скрежет не смазанных шестеренок в их головах? Хотя, в случае Рорика это вполне мог быть не до конца переваренный насильник-педофил-некрофил, путешествующий по извилистому пищеводу, в возможности существования которого усомнился бы любой биолог.

— Кто первый? Ухо?

— Я убил человека, который спас мне жизнь. Потому что он был человеком. Старейшины не любят людей. Они вообще никого не любят кроме себя, даже эльфов, хотя говорят, что это не так, — ушастый мрачно сплюнул на песок. В сгустке слюны застряли несколько крошек "лембаса".

Помолчали.

В цивилизованном обществе подобное высказывание могло привести к совершенно непредсказуемому результату, но… ставка человека, поклоняющегося Темным богам потому что они в разы лучше Светлых, вряд ли могла претендовать на хотя бы подобие этого лицемерного блеска позолоты на окровавленной стали, ржавеющей от миллионов смертей, пропитавших ее насквозь.

Это звучало, как-то… обыденно.

Как, что-то само собой разумеющееся.

Нечто, чему не удивляются и не придают особого внимания.

— На День Благодарения, два года назад я сломал проигрыватель брата. Я ему не признался — знал, что он психанет. Но он понял, что это я. Я спал когда он пришел избить меня в первый раз. Он на пять лет меня старше — рука тяжелая. Отец на работе был, остановить его было некому. И каждый раз, как он видел сломанный проигрыватель он свирипел, как в первый и втаскивал мне по новой. Однажды мне осточертело, я нашел в лесу наручники, приковал его во сне к постели. Хорошо приложил его пару раз и проигрыватель в конец доломал. Но наручники подвели. Он спустил меня с лестницы. Я долго не вставал, он испугался, что видать прибил меня и вызал скорую. Врач сказал, что чудо прям было. Я ведь минуты две мертвый был, но я этого не знал… потому что мертвый был.

Помолчали.

Хотелось курить.

В "Землях Меча и Магии" есть курево или хотя бы его заменитель? Да не, должно быть. Обязано.

— Я съел труп своего брата.

Удивленные взгляды.

— Когда нас завалило, другую Истинную Химеру задавило камнями. Сразу насмерть. Просто месиво из которого даже нам невозможно восстановиться, — безэмоциональный, даже какой-то монотонный голос Темного еще сильнее дополнял вечер охуительных историй, — мне и тем кто выжил нужна была энергия, чтобы впасть в сон. Мы поглотили его тело. Точнее то, что от него осталось.

— Рорик?

— Понятия не имею. Большую часть жизни я находился в катакомбах.

— Тогда другой вопрос — откуда ты там взялся.

— Чей-то неудачный эксперимент стек по водопроводным трупам на самое дно города, где начал эволюционировать, поглощая островки плесени и гниющие трупы. Так появился я.

— Звучит неплохо.

— Согласен. Так что такое анекдот?

— Хм… ну… например, "у сороконожки — двадцать хуев и одна жопа" — это шутка. Пусть и не очень удачная.

— Кто такие сороконожки?

— Те у кого сорок ног.

— Логично.

— А вот, что-то из разряда е#ать, заходит в детский дом педофил, е#ать его в ухо, ставит в шеренгу десять пи#дюков. Спрашивает у первого, типа как тебя зовут. Тот отвечает, что Саньком. Замочил его педофил на#уй. Подходит ко второму спрашивает как его зовут. Говорит, мол, Толиком. И его вальнул педофил. И так дальше, пока до последнего не доходит. Тут к нему, педофилу, значит, ковыляет воспитательница и спрашивает на кой х#й он это делает. А педофил ей в ответ — ну ты прикинь, как у последнего сильно очко сжалось. Это уже анекдот.

— А откуда этот анекдот?

— "S-T-I-K-S Милосердие Ада".

— Что?

— Если ты не понял, то я сейчас крайне филигранно и утонченно сломал четвертую стену.

Рев сигнального горна. Не надрывный вой Корпуса Смерти, словно сдирают кожу с матерого орка, после чего куском наждачной бумаги с остервенением втирают в кровоточащее месиво смесь соли, текилы и мелкого стеклянного крошева. Скорее… пение сирены, но без гипнотизирующего эффекта. Негромкий, мелодичный, но отчетливо слышный на огромных расстояниях, отдающий соленным бризом и легким прибоем, качающим чаек на пенных волнах.

Нар медленно поднялся на ноги, скрипнув сочленениями доспехов. Ему нравился этот звук, на доли секунды отбрасывающий мозг в далекое прошлое, когда маленькому мальчику дали посидеть в кабине боевого механоида.

Песок и камни. Накатывающие на берег волны.

Рядовой состав почтительно расступался, едва завидев приближение их процессии. Отец Монстров говорил, что ему нравился страх? Страх придает уверенности в разы больше, чем любовь, уважение, почитание и обажание. По крайней мере здесь, среди толпы генетических мутантов, матерых головорезов и тех, кому только суждено стать чем-то средним между ними.

Темный и остальные остановились под конец, замерев на границе лагеря. Дальше химеролог пошел один.

Песок поскрипывал под его весом.

Меч Мертвого Рейдера в ножнах.

Оскал кривовато ощеривается своей извечной усмешкой людоеда, истекая кровью из двух косых крестов на месте глаз. Как же удобно ходить в маске — никто не поймет что на самом деле происходит на твоем лице. При всем своем горделивом самолюбовании Нар сомневался, что сможет в должной для политического словесного мордобоя степени сохранить каменное выражение мимических мышц.

Они встретились точно посередине узкого перешейка, на одном конце которого расположились закрывающиеся городские ворота, а на противоположном безликая масса убийц. Это нормально, что в голову почему-то лезут навязчивые мысли про Рим и племена варваров? Все таки надо было замутить своего Конана или хотя бы Крига из "Бордерлэндс".

Криг, который ведет Корпус Крига на криг, оно же война с немецкого. К-к-комбо.

Почему подобная дичь всплывает в мозгу посреди такого ответственного момента?

Их было четверо.

Рыболюд. Вполне стандартной модификации, если вообще можно так выражаться. Сгорбленная фигура, замотанная в церковную рясу. Рыбья морда, жабры, чешуя и холодные выпученные глаза.

Человек. Тоже в религиозном облачении. Узкое костистое лицо. Лысый. Левая щека, скула, часть виска и подбородка — сплошной слой наезжающих друг на друга пластинок чешуи, серебристо переливающихся на солнце.

Ни оружия, ни доспехов, по крайней мере на виду. Колдуны, ненужные смертники или идейные дипломаты, приходящие на переговоры без охраны, на полном серьезе считая, что не найдется психа, которому будет просто плевать на последствия от нескольких проломленных черепов.