- Это революция в производстве и искусстве,- впервые с момента нашего знакомства заметил Бонихатч.
Схватив мою руку, Бентсон потащил меня в другую комнату, в которой окна были завешены тяжелыми шторами. У стены стояло нечто вроде музыкального пюпитра с горящей лампой на нем. Рядом стоял шар с водой. В центре комнаты находилось сооружение, очень напоминавшее громоздкое турецкое орудие. Оно почти целиком было сделано из красного дерева и по периметру охвачено прекрасной бронзовой цепью. Его ствол состоял из пяти кубических секций, уменьшающихся по направлению к жерлу. Сооружение стояло на прочном основании с четырьмя бронзовыми колесами.
- Это пушка? - поинтересовался я.
- Она может сделать пролом в стене самодовольства, окружающей каждого человека, однако это просто мой заноскоп, названный так в честь немецкого монаха, который открыл принципы его действия.
Бентсон похлопал по дулу:
- В стволе установлена линза для собирания лучей света. В этом весь секрет. Специальная линза большого размера. Таких линз малайсийские стеклодувы не производят. Сегодня утром она была доставлена на корабле и только что установлена. Когда Глас Народа подозвал тебя, я как раз держал ящик с линзой под мышкой.
Теперь Бентсон похлопал по заряжающей части.
- Там установлено зеркало. Это тоже секрет. А сейчас я покажу, как установка работает.
Взяв с полки картинку с пейзажем, он установил ее на пюпитр, повернул фитиль лампы и пододвинул аквариум с водой так, чтобы он находился между подставкой и лампой, а лучи лампы сфокусировались на пейзаже. Затем Бентсон плотно задвинул шторы и усадил меня около заряжающего устройства. Комната освещалась только светом от лампы.
Я как будто сидел за партой. Плоская поверхность парты была из стекла. А на стекле чудесно воспроизводился пейзаж во всей своей первозданной красоте.
- Это прекрасно, Мастер. Вы можете устраивать здесь великолепные представления с волшебным фонарем.
- Это инструмент, а не игрушка. Мы устанавливаем слайдовое стекло на видоискатель и регулируем ствол, что изменяет фокусное расстояние до тех пор, пока мы не получим точный размер картины, необходимой для слайда, независимо от размеров исходной гравюры. Затем мы можем с большой точностью нанести краску на изображение. Я захлопал в ладоши.
- Вы больше, чем художник! Вы актер, как и я. Вы берете бледные тени реальной жизни, усиливаете их, добавляете яркие цвета к восторгу зрителей... Но зачем вам нужен я? Я не могу работать кистью художника.
Он смотрел на меня презрительно, выпятив нижнюю губу.
- Люди бывают двух типов. Либо они слишком умны и им нельзя доверять, либо слишком глупы, что подразумевает то же. Я не могу понять, к какой группе отнести тебя.
- Мне можно доверять. Все доверяют Периану де Чироло, спросите Кемперера, когда-то вы работали у него, он знает меня досконально. Его жена также может сказать обо мне только хорошее.
Небрежным жестом Бентсон остановил мои словоизлияния и уставился в пустоту, застыв в позе, которую я использовал, играя роль слепого Кедгори.
- Ну, хорошо, мне нужен молодой человек с хорошей выправкой, этого нельзя отрицать... Чем больше стареешь, тем труднее даются некоторые вещи.
Наконец он обернулся ко мне.
- Я решил довериться тебе, молодой человек, но предупреждаю, то, что я скажу, не должно обсуждаться ни с кем, ни с самым закадычным другом, ни с самой любимой девушкой. Пойдем в выставочную галерею. Я объясню тебе принцип моего изобретения и намерения...
Бентсон поднял шторы, загасил лампу и повел меня обратно в мастерскую. Мы поднялись по ступенькам, прошли через дверь и оказались в другом мире, где не было беспорядка. Мы вошли в галерею, стены которой были уставлены тысячами стеклянных слайдов на специальных подставках. Слайды сдавались напрокат по разным ценам в зависимости от качества и событий, показанных на них. Длинные ряды из 20 или 30 слайдов изображали героические истории прошлого, катастрофы, красочные сцены из жизни бандитов. Последние пользовались наибольшей популярностью. Хорошо одетые люди прогуливались по галерее, рассматривая картины. Бентсон понизил голос.
- Несмотря на то, что это место воняет аристократией, в нем хранится часть культурного наследия Малайсии, так же, как в государственном музее графа Ренардо. Эндрюс Гойтола эксплуатирует дешевый труд - этого нельзя отрицать. Он классовый враг, если такие вообще имеются, тем не менее он не просто торговец, но и художник, человек, обладающий даром предвидения. Однако, вернемся к моему изобретению.
В Бентсоне была загадочность, не соответствующая моей открытой натуре. Он подтолкнул меня в угол, сказав, что собирается прочесть мне лекцию о вещах, которых обыватели не разумеют.
- От ученых алхимиков до нас дошли знания о том, что некоторые соли определенным образом взаимодействуют со светом. Отсюда следует вывод, что часть солей выпала с солнца, а другая - с луны. Я разработал процесс, посредством которого определенная смесь йода и серебра обеспечивает закрепление на стеклянном слайде любого размещенного перед заноскопом изображения. С помощью другого процесса, в котором задействованы масло лаванды и нагретая ртуть, происходит прочная фиксация изображения на стекле. Это создание картины без помощи человеческих рук, мой дорогой де Чироло.
Он улыбнулся и сразу помолодел на несколько лет.
- Почему вы открываете мне свои секреты? Бентсон, не соглашаясь, покрутил головой.
- Это лишь секрет природы. Любой, кто захочет, может воспользоваться им. Ты не представляешь гнетущую атмосферу государства, в котором мы живем...
- Я люблю свой родной город.
- И поэтому как иностранец, я не имею права его критиковать? И все же, любые научные достижения, подобные описанному мной, в этом государстве подавляются... В Малайсии отвергается справедливость и красота.
Бентсон схватил с одной из подставок слайд и заставил меня поднести его ближе к свету. На слайде было изображено извержение вулкана. По снежным склонам, оставляя борозды, неслись потоки лавы, и сквозь них я смотрел на одно из самых красивых лиц, которые когда-либо встречал в своей жизни темно-золотистые глаза, красивая переносица, сверкающая улыбка, которая, правда, предназначалась не мне, благородная форма головы, черные и непослушные, но хорошо уложенные волосы, перевязанные голубой лентой; женщина, лицо которой материализовалось сквозь вулканическое извержение, сначала стояла ко мне в профиль, затем повернулась спиной, и я мог рассматривать лишь ее локоны и ленты. Но даже это было достаточно волнующим. Никогда в жизни я не видел такого восхитительного профиля, такого оригинального очертания аристократического носа. Он был идеален.
Чуть-чуть опустив картину с изображением Везувия, я посмотрел на фигуру, которой принадлежала эта сказочная головка. И хотя у меня была возможность рассматривать ее только сзади, я заметил тонкую талию, роскошные бедра и ягодицы, с которыми не могли сравниться снежные склоны вулкана. Вся обворожительная фигура была заключена в длинное шелковое платье абрикосового цвета, достигавшее пола. Мои эстетические чувства, возбужденные пропорциями лица, были подавлены плотским желанием, и я решил приблизиться к красотке любой ценой.
Во время всей этой сцены Бентсон продолжал говорить в своей эксцентричной манере, ошибочно определив объект моего глубокого погружения: "...этого прекрасного пейзажа никогда не касалась рука человека".
- Я рад слышать ваши слова.
- Эффект сочетания огня и снега...
- О да, этот эффект...
- Тем не менее это лишь копия копии.
- Нет, в это я не могу поверить. Это, наконец-то, настоящий шедевр.
- Ты льстишь мне. Но заноскоп действительно может копировать реальные вещи. Он может имитировать жизнь без посредства искусства.
Я поставил слайд на пол. Видение собиралось покинуть галерею. Возможно, мне никогда больше не представится случай увидеть ее снова и мое счастье не будет полным.
