«Я должен попрощаться, – думал я, – я должен попрощаться и исчезнуть, пока еще не слишком поздно». Я смотрел на других пассажиров, смотрел в окно и чувствовал, что скоро мне придется со всем этим расстаться, скоро мне придется попрощаться со всем, что было мне близко и дорого. Моя остановка, я вышел.

Пройдя небольшое расстояние по внутренним дворам жилых блоков, я вышел к нужному подъезду, подошел к домофону и набрал «42». Мне вскоре ответили. Голос был женским, я хорошо знал этот голос:

– Да? – в нем слышалась сонливость.

– Это я, – ответил я как-то автоматически, будто не произнес слова, а услышал себя, произносящим их.

– Что тебе нужно? – тон сменился с вялого на резкий и какой-то холодный.

– Я зашел попрощаться, – снова услышал я себя, как если бы смотрел необыкновенно реалистичный фильм со своим участием.

К моему удивлению, которое так же, как и все вокруг, было, скорее, данностью, чем натуральной реакцией, я услышал характерный звук открывающегося электронного замка типовой железной входной двери стандартного подъезда многоэтажного квартирного дома. Войдя внутрь, я прошел к лифту, поднялся на нужный этаж и подошел к нужной квартире: в сущности, ничего не хочется описывать – настолько неестественно-естественным все казалось. Естественным и органичным, правильным, если можно так выразиться, таким, каким и должно быть. Может, так было с непривычки.

И вот дверь открылась, на пороге стояла Она, та самая она, но на этот раз это была просто она. Мое сердце не забилось чаще, я не ощутил смятения чувств, не ощутил ничего, и на этот раз реакция была настоящей, она принадлежала мне-вспоминающему, а не мне-переживающему. Как будто в тот момент, когда я столкнулся лицом к лицу со своей немезидой, своим мучителем и мистерией, я освободился от томительной неизвестности, некоего подобия власти, каковой ее образ обладал надо мной столько времени. Однако это откровение длилось недолго, происходящее в воспоминании перехватило мое внимание.

Холодные глаза девушки, к которой я заявился, сверлили меня с порога, немой вопрос «какого черта ты здесь забыл?» почти оглушал. Но вместо того, чтобы озвучить его, она сказала:

– Будешь чай?

– Да, буду, – ответил я. Она пригласила меня войти, помещение квартиры было мне знакомо так же хорошо, как и все остальное до сих пор, хоть я и понял, что не жил здесь, и даже больше: мне здесь были не рады. По-прежнему не имея представления о том, кем мы приходились друг другу, но притом зная это абсолютно точно, я прошел в оставленную открытой входную дверь. Хозяйка квартиры, не дожидаясь меня, уже ушла на кухню. Пассивно-агрессивный жест «чувствуй себя, как дома».

Я разулся и проследовал за ней на звук свистящего чайника. Стеклянная кружка с заранее приготовленным пакетиком стояла на столике рядом с ним. Сама же девушка, так хорошо мне знакомая и совершенно неизвестная одновременно, сидела за столом, покуривая сигарету. Сняв чайник с плиты, я налил кипяток в чашку. Все движения были механическими и выполнялись как будто не мной. Оставив чай остывать, я развернулся к ней и посмотрел ей в глаза. На долю секунды в них как будто блеснула теплая искра, но потом они вновь померкли и заледенели.

– Итак, что на этот раз нужно нашему простофиле? – сказала она с явным оттенком злой иронии.

– Мне ничего не нужно, – спокойно ответил я, – просто подумал, что надо с тобой проститься.

– Ты не в первый раз прощаешься со мной, и каждый раз он оказывается не последним, что делает этот раз особенным?

– Кое-что случилось, – сказал я. Когда произнес это, меня сковали тоска и грусть, но, ощущая эти чувства вполне определенно, я не мог сказать, с чем именно они были связаны. Подобно зрителю необыкновенно реалистичного остросюжетного фильма, я с нетерпением ждал разъяснения таинственного хода событий.

– Что именно? Ты опять во что-то вляпался?

Мое сознание существовало как бы в двух проекциях: я испытывал эмоции и мог безразлично аналитически их оценивать со стороны. Вот и в тот момент, после того, как она сказала то, что сказала, я ощутил гнев, слепящую волну ярости и одновременно мог хладнокровно это оценивать.

– Ты всегда была груба ко мне, почему? – услышал я себя спрашивающим.

– Ты вроде пришел ко мне домой попрощаться, или ты хочешь выяснять отношения? – сказала она, испустив нетерпеливый вздох.

– Да, – произнес я, немного погодя. Затем прошелся по кухне с чашкой в руках, явно подбирая нужные слова, правда, что это были за слова, я знать не мог и просто ждал, когда произнесу их.

– Ну? – сказала она надменно-нетерпеливым тоном. – Хватит ходить вокруг, да около, раз пришел, говори уже!

И снова злость, снова ощущение мелочной обиды, подкрепляемой глубинным чувством бессилия и оскорбленного достоинства, во всяком случае, так я оценил эти чувства. Встав посреди комнаты, я, наконец, заговорил, стараясь сохранять спокойный тон голоса:

– Как ты знаешь, последние месяцы я работал в научно-исследовательской лаборатории, – начал я и крайне удивился столь неожиданному открытию о себе. – Так вот, ученые работали над крайне опасной формулой нового вируса, поражающего иммунную систему: организм при столкновении с ним не знает, как реагировать, потому что белые тельца в крови моментально умирают, не знаю всех тонкостей процесса, но одно можно сказать с абсолютной уверенностью: смерть неизбежно наступает в течение суток.

– Подожди, – вдруг перебила она, – ты говоришь, что работаешь в какой-то тайной правительственной лаборатории, разрабатывающей биологическое оружие? Больше похоже на сюжет какого-нибудь любимого тобой комикса или сериала, – насмешливо-скептически произнесла девушка.

– Ты дашь мне закончить или нет?! – вдруг вспылил я, повысив голос.

– Конечно, прошу, это даже интересно, – сказала она, и я невольно подумал, что мне и самому интересно, к чему я веду.

– Речь не о биологическом оружии, а о центре по контролю заболеваний. Я работаю там ассистентом лаборанта, иными словами, я никто, если тебе так легче, ни за что важное не отвечаю, в основном, чищу пробирки и отношу образцы. Разумеется, все стерильно, и я соблюдаю все необходимые протоколы, вот только в этот раз произошло нечто ужасное. Вирус был разработан случайно, насколько я смог понять, и, не найдя решения, меня попросили уничтожить образцы после окончания рабочего дня. Казалось бы, столь важная задача несколько превышала мои полномочия, но я не стал спорить. Я понес образцы в нужный кабинет, но каким-то образом один из них пропал. Его не было на месте, в ячейке, я все осмотрел, а когда увидел, было уже поздно.

Похоже, моя собеседница, да и я сам впрочем, не на шутку заинтересовалась рассказом:

– Что же было потом?

– Ампула оказалась за пределами чистой комнаты. Не знаю, как, но я упустил это из виду…

Внезапно я вновь очутился в кабинете терапевта. Не сразу сориентировавшись, первым делом я испытал досаду: меня словно оторвали от просмотра интересного кино в самый интригующий момент.