«Память ускользает от меня. Я знаю, знаю, почему. Это место – не более чем временная, нестойкая конструкция, обреченная на крушение. Как и всякое другое место. Мои сны, как они их называют, – вот, что действительно важно. Я нашел источник свободы, этакого полета без завершения, не подразумевающего ни падения, ни посадки. В этом мире они называют его «безумием». Но надо лишь поверить, поверить в иллюзорность, хрупкость тех заблуждений, которые люди, собравшись в кучку (подлинных сумасшедших, называющих себя «личностями»), культивируют, создавая «общество». Понятие, обреченное на безжизненное самоподдержание, где каждое новое испражнение перемалывается и вновь скармливается страждущим наркоманам, чей наркотик – каждодневное оправдание собственного существования, ставшего самоцелью и потому не имеющего никакого смысла. Стоит лишь поверить в это, и станет ясно – мы можем искривлять пространство и время, перестав воспринимать их как безусловные самоочевидности».

Закончив чтение, я поднял глаза на Вергилия, который все это время не отрывал от меня свой воодушевленный взгляд:

– Ну? – вымолвил он, задыхаясь от волнения. – Видишь? Теперь ты вспомнил? Быть там и тогда, где хочешь! Я… я пытался продолжить, я переписывал твои слова, добавлял свои, я думал над всем этим… и… я так многого достиг, благодаря тебе! Я почти свободен, посмотри, что я смог сделать! Это место – плод моей фантазии, прорвавшийся сквозь пучину диктата реальности, здесь нас никто не найдет, потому что это место не для них! Спустившись сюда, мы сошли с их радаров!

Я не знал, что и думать. Воспоминания о групповой терапии вертелись в голове. В ту секунду я был на распутье. Наконец, я сказал:

– К чему же ты пришел? – стоило мне это произнести, как Вергилий расплылся в улыбке и подошел к стене, обклеенной большим количеством бумаги, чем все другие. Он развел руками, как бы охватывая всю стену, и сказал:

– Присядь, тебе это понравится.

Не найдя никакой другой поверхности, кроме стола с лампой, я покорно облокотился на него, как и прежде, давая ситуации разрешиться самой по себе. Голова-горшок тем временем развернулся спиной к стене и лицом ко мне с исписанным огрызком бумаги в руках.

– Я путешествовал – так же, как и ты в свое время, прежде чем очутился здесь – через сны, следуя твоим заветам, и повидал множество интересных мест, стоило лишь отпустить все то, что я знал о себе до этого. Одно место запомнилось мне больше других. Его я посетил одним из первых. Чтобы ничего не забыть, я записал все на бумагу.

Он начал читать.

Он сказал, что это был холодный и мрачный мир…

Глава 9.

«…с толпами снующих туда-сюда людей, которые постоянно молились, останавливаясь перед какими-то случайными объектами. Казалось, никакого порядка или логики в этом не было. Объекты в буквальном смысле имели случайный характер. Это мог быть фонарный столб, лужа грязи, урна для мусора, скамейка, насекомое, чьи-то ботинки или какое-нибудь здание. Люди просто резко прекращали движение, зачарованно смотря на хаотично избранный ими объект, и начинали молиться: кто-то крестился, кто-то падал на колени. Иногда они лишь шевелили губами, проговаривая слова молитв про себя, иногда говорили громко, иногда вообще ничего не говорили, но выполняли причудливую последовательность действий, бывших, по-видимому, частью своеобразного ритуала. Единственным, в чем проглядывалась какая-то закономерность, было то, что молились абсолютно все. Не одновременно, но непременно все. Пока я шел, толпа постоянно меняла конструкцию, поскольку кто-то время от времени прекращал идти, частично затормаживая движение потока и вынуждая других «вклиниваться» и «перестраиваться», словно в автомобильной пробке. Разница была лишь в том, что в том мире не было никаких машин: им попросту не хватило бы места.

Из любопытства я решил проследить за кем-то одним, надеясь разузнать о повадках обитателей здешней действительности побольше. Мой выбор остановился на человеке, молившемся фонарному столбу, который на то время суток был просто столбом. Он смотрел на верхушку столба зачарованно-загипнотизированным взглядом и что-то нашептывал, демонстрируя это лишь едва заметным движением губ. Я подошел поближе.

Люди обходили меня, подобно тому, как вода в горной реке обтекает камни. Движение толпы не останавливалось и даже не стопорилось, просто меняло темп сообразно необходимости. Я стоял и ждал, пока он прекратит молиться столбу и пойдет дальше. Внезапно он перестал смотреть на неработающий фонарь, и его взгляд резко переметнулся на меня:

– Что вы делаете? – спросил он меня.

– Я… – я не знал, что ответить.

– Что лучше: книги или грозовые тучи? – спросил он. Не понимая, что он имеет в виду, я решил спросить:

– Что вы имеете в виду?

– На чем именно вы сидите? – сказал мужчина с видом человека, который только что все объяснил.

Меня это несколько сконфузило, я даже сделал непроизвольный шаг назад. Молившийся столбу принял обеспокоенный вид и протянул левую руку вперед, как будто призывая меня успокоиться:

– Я не хотел вас напугать, – сказал он. – Может быть, вы заблудились?

По-прежнему ничего не понимая, я сказал:

– Я просто прогуливаюсь.

– Как? – с ужасом и удивлением в глазах спросил молившийся столбу. – Так… так нельзя, каким образом? Как?! – воскликнул мужчина, срываясь на крик.

Стремительно потеряв всякий к нему интерес, я просто решил уйти, и поскорее. Но стоило мне развернуться и устремиться в поток людей, как этот человек схватил меня за плечо:

– Стой! Постой! У всех есть одержимость, ты не можешь быть исключением! Никто никогда здесь просто так не прогуливается!

Я аккуратно стряхнул руку аборигена со своего плеча, мысленно сетуя на то, что единственным местным, решившимся заговорить с пациентом психиатрической клиники, стал, очевидно, сумасшедший. Подобная ирония совсем не радовала, хоть и не могла не забавить. Стоило мне об этом подумать, мужчина засмеялся по-детски веселым смехом. Никто в сновавшей вокруг толпе не обращал на это никакого внимания, в чем я удостоверился, оглядевшись по сторонам.

– Слушай-ка, послушай-ка, – нараспев произнес молившийся столбу, медленно приближаясь ко мне. По какой-то причине я остановился и просто позволил ему поравняться со мной. – Ты ведь не отсюда, правда? Я сразу это понял, хватило одного беглого взгляда.

– Видишь ли, – продолжал он, – здесь никто так пристально друг на друга не смотрит, если только это не его одержимость. А когда ты не понял моего вопроса, сразу стало понятно, что ты новичок.

– Новичок в чем?! – недоумевал я.

– Правильнее сказать «новичок где», – сказал мужчина, смеясь. – То есть тебя здесь раньше не было, в этом мире.

– И что, предположить такое – для тебя нормально? – удивился я.

– Конечно, это проходная реальность, здесь всем правят одержимость и зацикленность. Каждый выбирает предмет поклонения и предмет привычки, все, что существует за пределами этих двух предметов, несущественно и абсолютно возможно. Незыблемого в наших жизнях крайне мало. Как ни странно, фанатизм в специфически направленной и ограниченной форме может быть полезен».