Вальтер и Айна уже обследовали все ближайшие окрестности; они знали, что рядом, у подножья выступающего в море великана Аю-Даг, что означает «медведь», — а эта гора действительно напоминает огромного медведя, пригнувшего голову, — находится всемирно известный пионерский лагерь «Артек». Были они и у пушкинского грота, где поэт, говорят, любил отдыхать в дни своего изгнания. Побывали в ближайшем приморском городке Гурзуфе и там в довольно запущенном кафе пили чай, а потом покупали на базарах, напоминавших восточные, всякие безделушки, сувениры — открытки, раскрашенные раковины, броши, булавки и узловатые палки с резными украшениями.

Среди отдыхающих в Суук-Су был еще один немец, литературовед, уже много лет живший в Советском Союзе, уроженец Штутгарта, Альфонс Шмергель. Это был высокий худой человек с вечно всклокоченной длинной «писательской» гривой. Он охотно и много говорил, но обрывисто, перескакивая с предмета на предмет, часто не заканчивая фразы. Если он успевал додумать пришедшую ему в голову мысль прежде, чем она до конца выливалась в слова, он забывал договорить, ибо в голове у него уже рождалась новая мысль, вытеснявшая первую.

Альфонс Шмергель принадлежал к числу людей, мыслящих с молниеносной быстротой. Как бы скоро он ни говорил, его мысль всегда обгоняла слово. Диалогов он не признавал, он был способен только на монологи, на мало понятные словоизвержения.

Он подсел к Вальтеру и Айне. Вальтер спросил, что пишет «Правда» о международном положении.

Шмергель, словно он только и ждал этого вопроса, тотчас же очертил правой рукой большую дугу в воздухе.

— Интересно, товарищи!.. Исключительно интересно. Противоречия в лагере империалистов в высшей степени… Англия, например, видит себя вынужденной… Соединенные Штаты территориально выиграли на этом. Но и Япония зашевелилась не на шутку. Азия бурлит… И я спрашиваю себя: не был ли Крит для фашистов генеральной репетицией нападения на Англию? Впрочем, на море фашистам не везет. «Бисмарк», их самый мощный боевой корабль, потоплен. Что-то такое носится в воздухе. Недоброе. У меня чутье на это. В конце концов фашисты… Последняя речь Гитлера на многое раскрывает глаза. Он сказал, в числе прочего… И, по-моему, это решит вопрос. Сырье в нацистской Германии есть, но… Это слабое место, так сказать, ахиллесова пята фашизма… — Вальтер кивал, точно столь исчерпывающее изложение международных дел его вполне удовлетворяло. Айна зарылась лицом в песок, чтобы не прыснуть со смеху.

В первое время Вальтер и Айна находили Шмергеля очень забавным, но в конце концов его общество стало для них мукой.

— Он больной человек, — сказал Вальтер. — Крайне нервный, рассеянный. Жаль его.

— Надо ему сказать, пусть оставит нас в покое, — решительно заявила Айна. — Я больше не могу его выносить.

— Нет, этого говорить не следует, — возразил Вальтер. — Он обидится.

— В таком случае надо бежать от него.

— Куда? Он всюду нас отыщет.

— Давай проберемся вон на ту скалу! — воскликнула Айна и, тут же вскочив, торжествующе продолжала: — Правильно, мы поплывем к той скале и там уляжемся на солнце. Шмергель плавать не умеет, он как миленький, хочешь не хочешь, останется на берегу, и никто не вторгнется в наше царство.

— А сможем ли мы забраться из воды на скалу? — усомнился Вальтер. Но предложение Айны ему понравилось. На этих камнях среди моря, несомненно, хорошо полежать.

— Я поплыву туда и посмотрю, что там и как! — крикнула Айна.

И тут же, не дожидаясь ответа, выбросив вверх руки, побежала в воду.

— Алло!

Вальтер обернулся. К нему шел Альфонс Шмергель; он издали махал рукой.

Присев рядом с Вальтером, следившим, как Айна сильными толчками выплывала в море, он сказал:

— В воздухе действительно что-то нависло, товарищ Брентен!

Вальтер поднял глаза к небу. На синем небе не было ни облачка.

— Почему ты так думаешь?

— Я имею в виду политическое небо.

— Ах, та-а-ак!

— Сегодня «Правда» в маленькой, очень маленькой заметке, но все же… Что нужно немецким войскам в Финляндии, скажи на милость?.. Я уже думал… Но ведь Норвегию они уже заняли… Ближайшие месяцы будут решающими… Уверяю тебя, если бы только не… Вот то-то и оно, что легкие победы на западе придают фашистам наглости… Надо зорко следить за ними… Я не верю в эти мирные отношения…

— Алло!.. А-ал-ло-о!

Айна стояла на скале, на самом краю, и махала руками и звала…

— Прости, пожалуйста! — извинился Вальтер и побежал в воду.

Айна ждала его в том месте, которое она назвала «гаванью», — два маленьких выступа в скале. Взобравшись на них, можно было с небольшим напряжением вскарабкаться на самую скалу.

И вот они вдвоем стоят на плоском покатом камне и машут Альфонсу Шмергелю.

— Чудесно! — ликовала Айна. — Совсем как у нас на севере. Здесь ни одна душа не увидит нас, только широкое море.

V

Со скалы, которую Вальтер и Айна назвали «Лорелеей», виден был пионерский лагерь «Артек», а на противоположной стороне — приморский городок Гурзуф. Айна называла эти солнечные июньские дни, прекрасные в своей летней тишине, божественными. Море нечасто выходило из состояния покоя, и озорные волны лишь изредка набегали на их скалу. Обычно необъятные голубые воды были невозмутимы, как воды тихого пруда. Особенно приятно было, когда над скалой дул прохладный бриз; солнце так нагревало камень, что два существа, растянувшиеся на нем нагишом, алчущие воздуха, света и солнца, чувствовали себя как на раскаленной плите.

Иногда мимо проходил большой моторный катер с веселым грузом — пионерами и пионерками, одетыми во все белое. И пока катер не скрывался в направлении Гурзуф — Ялта, не смолкая, звучали приветственные возгласы, и в маленьких машущих руках мелькали белые платочки.

Часто к скале приближались дельфины; темные, лоснящиеся чудовища, высоко и задорно подпрыгивая, резвились в волнах. Они приплывали всегда стаями и вели себя как шаловливые дети моря.

Вальтеру и Айне так хорошо было на их скале, что они часто пропускали завтрак или обед, только бы подольше оставаться здесь. Тела их стали коричневыми, точно у каких-нибудь островитян Тихого океана. Вальтер называл Айну «африканской Лорелеей». Ее золотистые волосы, выгоревшие на солнце, причудливо оттенялись темным загаром кожи.

От Альфонса Шмергеля они избавились. Как изгнанный из рая, одиноко бродил он по берегу. Теперь Айна его жалела. Но что же делать, говорила она. Нельзя ведь перетащить его сюда на веревочке.

— Только этого не хватало!

— Безобразие! Как это взрослый человек не умеет плавать? — удивлялась Айна.

— Хорошо, что он не плавает, — сказал Вальтер. — Если бы еще и он попал сюда, тогда — прощай отдых.

Айна вскочила и встала перед ним во всей своей неприкрытой невинности.

— Что это значит: «Если бы и он?..» Я, по-твоему, много болтаю?

— Достаточно! — проворчал он.

— Хорошо, что мне это теперь известно, — сказала она обиженно. — Отныне я буду нема как рыба! Слышишь, как рыба!.. Слышишь?

— Да, да, слышу!

Она отвернулась от него, засопела, но промолчала…

Далеко в море плыл грузовой пароход. Медленно-медленно шел он по заданному курсу, и Вальтер гадал: успеет ли пароход скрыться за Аю-Даг раньше, чем Айна заговорит.

Подплыла стайка дельфинов. Точно водя хоровод, проказники один за другим ныряли, выскакивали на поверхность и снова ныряли.

— Опять они здесь! — воскликнула Айна, показывая на резвых водяных шалунов. — Кстати, раз я уж все равно заговорила, а эти дельфины напоминают мне толстушку Наташу, я хотела спросить у тебя — давно уже хотела спросить, — нельзя ли ей помочь переехать в Москву. Мне бы очень хотелось это сделать.

Вальтер поискал глазами пароход. Он был еще далеко от Аю-Дага.

— Почему ты улыбаешься? Ответь лучше!

— Надо сначала все хорошенько обдумать.

— Само собой. Но этого мало. Надо и доброе дело сделать, — сказала она, недовольная его ответом.