Annotation

Давным-давно Земля была счастлива.Когда еще не было войн и споров. Но это было давно.

Большая повесть о маленьком человеке…

Пролог

Давным-давно Земля была счастлива.

Но не долго.

Сначала существа, что внешне походили на обезьян, но считали себя умнее только потому, что сумели спуститься с деревьев и выдумали, как пользоваться палками и камнями, устроили первую войну.

Но тогда они еще не поняли, что это значит.

Шло время, на смену им пришли узкоглазые потомки в мехах и латах. Они тоже решили, что за годы эволюции стали гораздо умнее, и теперь имеют полное право на всемирное господство. И вот, очередной провал. Затем появился маленький пухленький картавый человечек в треуголке и возомнил себя диктатором мира. Он тоже ошибался, и даже картавость не помогла ему в этом трудном деле. В результате, пузатого человечка смела сильная метель. И он улетел. А после, еще один недалекий потомок обезьян, зачесав челку набок и отрастив маленькие квадратные усики, продолжил это начинание. Но и ему не удалось захватить весь мир. Даже с таким эпатажем.

А еще был случай, когда белые люди стали бороться против черных. Вероятно, каждый из них хотел доказать, что взошел на более высокую ступень развития, чем его соплеменник, а доказательством служило убийство.

Да, так они развивались.

И все они считали, что тем самым превзошли своих предков.

Однако обезьяны были куда умней.

Земля стала хворать.

Ее оболочка разрывалась от непрекращающегося дыма войны. Воздух стал смрадом. Почва кисла от пролитой крови, а растения и животные погибали из-за трупного яда.

Люди думали, что так они борются за мир во всем мире.

А в итоге, рады были только стервятники.

Для завоевателей голубь был птицей мира, журавль – птицей здоровья и долголетия. Но ежеминутно в тушу им вонзались острые клювы трупоедов.

Высшая раса губила свой дом.

Они не умели останавливаться и когда-нибудь, чтобы править, уничтожили бы все, а только потом заметили, что править, на самом деле, нечем.

Были, конечно, и те, кто был за мир. «Был», а не «боролся», ибо бороться за мир невозможно. Но такие люди погибали первыми, и оставались подпитывать Землю своими остатками.

Она не могла больше выдержать этого.

Ей нужен был перерыв.

Она помнила всех их – всех, кто населял ее. В какой-то степени она дорожила ими, пока они не начали ее изничтожать. Она считала их микробами, бесчисленным множеством существ, проворно шныряющих по ее холмистому телу. Но они оказались паразитами. Люди пожирали Землю, умерщвляли безобидных созданий, стали диктовать ей свои правила.

Однажды она уже избавилась от них.

Но это не помогло.

Как зараза, хроническое заболевание, засевшее в дряхлеющем теле. Болезнь нельзя было извести. Она могла уснуть, потерять бдительность, но потом, спустя годы, века, тысячелетия, она снова вгрызалась в Земную плоть, оставляя на ней волдыри, ушибы и страшные ссадины.

Земля страдала.

Страдала долгие годы в сладостном предвкушении смерти. Сначала – смерти ее обитателей, а потом – своей собственной. Но они не давали ей умереть. Они просто продолжали ее мучить, разрушая так медленно, чтобы она могла почувствовать каждую свою утраченную частицу.

Жадные до чужой крови существа – люди, а не звери – стирали с нее города, страны и мнили себя ее защитниками.

А она умирала.

Медленно.

Мучительно.

В слезах.

Часть I

Одинок во Вселенной

Предыстория

Как-то появились два человека.

Я чувствовала их появление, ведь они были гораздо тяжелее, чем обычные люди. Они буквально давили меня, даже когда шагали так легко, как шагает кот, выслеживающий свою добычу. Так легко, как птица касается крылом облаков. И все же они причиняли мне невыносимую боль.

Один из них – несостоявшийся художник. Однажды, в его жизни случился некий перелом, и вместо того, чтобы окрашивать бардовыми красками закат, изображенный на холсте, он решил окрашивать кровью реальный мир. Ему захотелось чего-то более масштабного, выходящего за границы холста.

Выходящего за грань воображения.

Да, он был художником, и он так видел.

А второй придумал себе железную фамилию, под стать темпераменту и хватке. Он тоже любил красный, но немного в других тонах.

Первый из них почему-то возомнил себя лучше других, считая свою нацию самой правильной и лучшей, хоть сам и не являлся представителем этой нации. Так он хотел скрыть свою слабость. Его душа горела жаждой власти и ненависти ко всем, самое страшное и губительное сочетание. Он хотел возвыситься над всем миром и ставил себя выше других. Мания величия, что тут еще скажешь. Нельзя делить людей на правильных и неправильных. Все люди равны между собой. Славяне ничем не хуже арийцев, а евреи не хуже цыган. Но этот человек считал по-другому. Он вбил себе в голову, что в мире может быть только одна – самая лучшая и самая чистокровная нация. Остальные же должны преклоняться перед ее силой и величием.

Или пасть ее жертвами.

Кратко говоря, в этом и заключалась его чудовищная идеология. Порабощая страны, одну за другой, его владения ширились. Но чем больше он получал, тем больше он хотел. Вечно голодное чрево, жаждущее пропитания в виде войн, сгнившей в тюрьме или на поле боя человеческой плоти и гадкого смрада. Он мог успокоиться только тогда, когда у его ног будет лежать весь мир.

Второй был сильным и волевым человеком. Его характер был под стать его фамилии. Но, как и все остальные, он был не безгрешен. Многочисленные репрессии и аресты довели людей и страну почти до религиозного страха. Народ боялся четырех букв сильнее смерти. «От каждого по способности, каждому по потребности!» – гласила идеология. Не самая лучшая, но значительно гуманнее, чем у первого человека.

У них было нечто общее. Оно не ощущалось так, поверхностно, с первого взгляда. Его можно было уловить лишь в громыхающей тяжести шагов, в порой сбивчивом, но сильном дыхании. Они оба любили мир.

Только свой мир.

Выдуманный.

Они были для меня тяжелой ношей. Такой, какую я не в состоянии сбросить и теперь. Я чувствую их, ощущаю каждый день. Вот они, здесь, во мне, такие же грузные, как и при жизни. Они останутся невыносимой тягой, пока еще хоть кто-то помнит о них.

Они были настолько разными, что, искажая все доводы до абсурда, так сильно могли понять друг друга. Это было не признание, но простое понимание человеческих – а зачастую и дьявольских – целей.

Понимание и полное отторжение.

А когда они встретились – весь мой мир содрогнулся.

Глава 1

1919

Но был еще один, с легкой поступью, почти невесомый человек. Он исходил множество дорог, и не на одной из них не оставил ни вмятины, ни следа. Про таких говорят: «Человек без истории».

Но история у него была. Хоть и не такая масштабная, но не менее важная.Своя, маленькая, почти не приметная история.

История одного человека, влившаяся в жизни тысячи людей.

Не знаю, что особенного было во Льве Яковлевиче Дубае, чем он выделялся из толпы точно таких же существ, как и он сам, чем указывал на себя, пребывая среди невзрачных людей в точно таком же пальто, с точно такой же сединой у висков, как обратил на себя мое внимание.