Статистика однозначно утверждает, что комиссары, политруки, а затем и замполиты гибли не реже, чем прочие офицеры, то есть миф о том, что комиссары умели только водку жрать, что имелось в сценарии того сериала, в затылки красноармейцам стрелять, а во время атаки прятаться в блиндажах, уже опровергается статистикой. Не сомневаюсь, что частные случаи были, но, в общем, институт военного комиссариата они никак не характеризуют, ибо это частности. Судить об общем из частного — это удел идиотов.
Ещё доподлинно известно, что ещё за месяц до войны начальник штаба верховного главнокомандования Вермахта приказал истреблять комиссаров на месте, при малейшем поводе. Будь они хотя бы даже просто бесполезны, таких приказов бы просто не давалось. Типа, а чего тогда поваров не расстреливать на месте? Но нет, знакомая по тем же фильмам и сериалам формулировка «жиды и комиссары есть?» — это зримое доказательство, что комиссаров старались целенаправленно истреблять, потому что они особо опасны.
Почему опасны? Потому что комиссары — это специально подготовленные и политически «заряженные» кадры, прекрасно владеющие словом и политической повесткой, поэтому они могут и обязательно будут поднимать боевой дух красноармейцев и усиливать их эффективность на поле боя. Иногда достаточно просто грамотно и в нужный момент напомнить солдату, за что именно он сражается, чтобы получить от него превосходные результаты на поле боя.
А они ведь не только напоминали, но и объясняли, проясняли, повышали боевой дух... Поэтому это скопище военных преступников в прикиде от Хьюго Босса старалось уничтожать комиссаров сразу же, вплоть до самого конца войны.
А ещё в приказе этого начальника штаба было написано, что при взятии красноармейцев в плен требовалось незамедлительно отделять комиссаров от остальных военнопленных, чтобы они не сумели подбить остальных на сопротивление. Надо ли было такие действия осуществлять в отношении трусливых карьеристов, умеющих только водку жрать и в затылки стрелять?
— Не уела потому, что молодой он ещё, — махнул рукой старший мичман в отставке Аршанин. — Много чего не знает, не заматерел. А я вот скажу, что если бы с нашим замполитом она закусилась... Скандал бы вышел знатный, да... Ну и не надо забывать, что твоя бабка сама всем комиссарам комиссар! Её политпросвет собрания вечерние посетишь — самому всё ясно станет. Я о некоторых вещах и не задумывался никогда, а вишь, как оно бывает — можно многое узнать, если правильных людей послушать, медузу мне в печень.
Прошли уже третью линию укреплений, оборудованную казнозарядными крупнокалиберными дробовиками гараж-монтажного производства. Как понимаю, в них заряжают заранее подготовленные картечные заряды и стреляют прямо в головы орды зомби — должно работать более или менее эффективно. Всяко лучше, чем ничего.
— Так, выходит, мы для них тоже чужие? — спросил я.
— Ещё как, мать-перемать, чужие! — усмехнулся Сергей Николаевич. — У нас ценности одни, у них совершенно другие. Мы для них самые настоящие белогвардейцы и примиряет их с нами только то, что во главе нашей общины твоя бабка, Агата Петровна. Она им за Ленина и Сталина такую отповедь дала, что даже я проникся, понимаешь.
— И что, без эксцессов взаимодействие двух миров прошло? — с подозрением спросил я.
— Как ясно им стало, что они уже не в Ленинграде, а в Санкт-Петербурге, многие порывались вернуться к месту выхода аномалии, чтоб, понимаешь, вернуться, — почесал подбородок Сергей Николаевич, — а мы уже поняли, что назад им не вернуться никак. Еле-еле уговорили не делать поспешных движений и всё обдумать.
М-да... Я даже представить не могу, что бы думал, окажись в совершенно чуждом и неправильном мире, без подготовки, неожиданно и прямо в самое пекло...
— Всё, мы на месте, — произнёс старший мичман в отставке. — Ты к бабке своей сходи, переживает ведь.
Что-то с трудом верится, что в ней вдруг проснулась человечность и она заволновалась за меня сверх обычного. Обычно, она почти никак за меня не волновалась, ведь я явно не самый удачный из Верещагиных...
Прохожу через знакомые бетонные врата, на этот раз открытые, выхожу в такой родной двор, где тоже вижу разительные изменения. Зелёные посадки и игровые площадки с бордюрами были безжалостно выкорчеваны, а вместо них оборудован полноценный плац из плотно подогнанных кирпичей. Видимо, работают тут все, раз у них хватило времени ещё и плац оборудовать.
На самом плацу страдали шагистикой некие новобранцы, в основном из молодёжи, причём обоих полов — тут детишкам некоторым не больше пятнадцати, но встречаются и тридцатилетние дяди. И всех их дрючит на плацу некий старший лейтенант в форме РККА.
— Смир-на! — командовал старлей. — Напра-во! Отставить! Напра-во! Строевым, шагом — марш!
У меня аж ноги заболели от знакомых интонаций. Наверное, это посттравматическое после срочной службы.
Молча прохожу мимо настоящего поля наказаний и двигаюсь к своему подъезду.
Вижу Романа Хитрова, местного главврача, идущего куда-то вместе со своей женой, Татьяной, киваю им, после чего натыкаюсь взглядом на неожиданного человека.
— Мар̀ия, какими судьбами?! — развожу я руки в стороны.
— Привет, Дмитрий, — улыбнулась мне она. — Да так. Решила, что здесь будет лучше, чем среди других суперов.
Видны разительные перемены в её облике: вместо каре у неё теперь короткий ёжик светлых волос, выглядящий очень по-военному. Одета она в форму ВС РФ, но модернизированную под современные потребности — наколенники и налокотники из какого-то магазина спорттоваров, а вот остальное тело покрыто окрашенными в хаки элементами из ударопрочного пластика. Ну, я думаю, что пластик ударопрочный, потом что в ином случае ей недолго носить эту броню. Пластик защищает конечности от укусов зомби, а на торсе у неё бронежилет «КОРА-1», вроде бы, состоявший на вооружении у полиции. Оптимальное решение, если ты сам весишь лишь в четыре раза больше, чем условный «Гвардеец-5». Впрочем, «КОРА-1» может весить от двух с половиной до тех же двенадцати килограмм, но на Марии висит бронежилет в исполнении для третьего класса бронезащиты. На поясе её закреплён шлем 6Б47, общевойсковой.
— Пр̀овалилась попытка добр̀аться до Готланда? — усмехнулся я.
— Не очень-то мне туда и хотелось, — пожала плечами супер. — Ты же не обижаешься на меня за тот эпизод?
— Какие обиды? — развёл я руками. — Р̀азве можно всер̀ьёз обижаться на такую пр̀елестную мадмуазель?
— Как говорил твой дед: «Если будут обижать, ты не обижайся», да? — улыбнулась Мария.
— Учись у лучших, — ответил я на это. — А если сер̀ьёзно? Не похожа ты на человека, котор̀ый вдр̀уг пр̀оникся идеями мар̀ксизма-ленинизма.
— Сейчас время такое, что не знаешь наверняка, какие идеи будет выгоднее поддерживать, — честно призналась Мария. — Пока меня не заставляют делать то, что против моих взглядов, всё будет отлично. А вообще, мне здесь нравится. Вдохновляет атмосфера, исходящая от людей, искренне верящих, что мы выкарабкаемся с самого дна и заживём нормально...
— Ясно, — кивнул я. — Что ж, р̀ад был этой неожиданной встр̀ече, но мне пор̀а.
Мария лишь кивнула и пошла дальше по своим делам.
Ещё я увидел Арию, которая помогала трём женщинам грузить ящики с неизвестными мне грузами в мототележку. Сама девушка не определённой мною национальности меня не увидела, а я не стал навязывать встречу.
Нигде не видно Вадима и Игоря, но они легко могли быть сейчас на передовых рубежах или в составе отряда рейдеров.
Захожу в подъезд и поднимаюсь на свой этаж. Жму звонок и ожидаю открытия.
— Кто? — спросила грон-мэр.
— Дмитр̀ий.
Дверь отворилась и грон-мэр молча пропустила меня внутрь.
В квартире всё по-старому, будто не было никакого апокалипсиса. Оружие и боеприпасы моей грон-мэр, если что-то вдруг, не нужны, поэтому в квартире нет и намёка на наши военизированные реалии. Дверь у нас взломостойкая, с покрытием из некого новейшего сплава, специально разработанного для противодействия болгарке. Не то, чтобы я всерьёз опасался, что меня попытаются взломать с помощью болгарки или иного серьёзного спецоборудования, но бережёного бог бережёт.
