– Ой, – мама с перепугу только и смогла, что ойкнуть да руками лицо закрыть, – наш сын с растениями разговаривает…Вот зачем ты эту гадость притащил?
– Да вы что? Вы что? – замахал Федя руками, пряча стебель камыша в шкаф с одеждой, – это я стихотворение репетировал. Екатерина Алексеевна задала выразительно прочитать, вот я и репетирую. Пятёрку хочу получить…
– Пятёрку – это хорошо, – подтвердил папа и, подняв указательный палец вверх, сказал маме, – он репетирует, мать!
– Ну… у тебя хорошо выходит. Давай спать. – пролепетала мама.
И мама с папой, видимо пребывая в шоке и от того, что сын читает стихи, и от мысли, что с предметами беседует, продолжая кивать, вышли из комнаты.
– Уф, – перевёл дух Федя, – рано им ещё правду говорить, не поймут.
Из шкафа выполз камышонок:
– Ты бы меня ещё в книжный шкаф запихнул!
– Ну прости, первое, что пришло в голову, – пожал плечами Федя, – ладно, давай ложиться спать, завтра после школы я с тобой за город схожу, твой дом поищем…
– Спящие рогозики в цветастом паровозике…
– Что? – усмехнулся Федя, укладывая камышонка с краешку своей кровати.
– Это колыбельная, мне её мама поёт, «Спящие рогозики в цветастом паровозике, на полях качаются, глазки закрываются».
Наутро, едва солнце сквозь шторы проникло в комнату, мальчик Федя вскочил с кровати. Камышонок уже сидел на столе и рассматривал Федин сотовый телефон, который совсем недавно подарили ему родители в честь праздника Первого сентября.
Камышонок попробовал его покусать, постучал телефоном о стол и нечаянно нажал одну из кнопок – экран засветился.
– Это что за штука? – спросил он, заметив, что Федя уже проснулся, – что с ней делать?
– Это телефон, по нему можно звонить, – ответил Федя, – но кусать его нельзя, а то сломается.
– Как это «звонить»? – удивился Федя.
– Ну, например, я здесь, а моя бабушка живёт далеко, я могу взять телефон и поговорить с бабушкой, – объяснил мальчик.
– А с моей мамой и моим папой тоже можно поговорить, – камышонок с надеждой посмотрел на Федю, – я бы сейчас очень хотел с ними поговорить, а ещё бы лучше увидеть…
– Прости, но твоей маме позвонить – это невозможно.
Камышонок сжался и уткнулся лицом в колени. Наверное, он плакал… Федя от жалости тоже готов был разреветься, но, решив, что слезами другу не поможешь, собрался с силами и предложил:
– Слушай, мне сейчас позарез в школу надо. Ты пока поиграй всеми моими игрушками, какие хочешь, бери…
– И паровозик можно, – подняв лицо, спросил камышонок.
– Ну конечно, можно и паровозик. А я приду из школы, и мы отправимся путешествовать. Ладно?
– Согласен, – кивнул камышонок, – только ты поскорее возвращайся.
– Постараюсь, – обнадёжил нового друга Федя, хотя прекрасно осознавал, что раньше из школы его никто не отпустит.
И, конечно, в школе в этот день Феде ну никак не сиделось, все мысли были только о камышонке и о поиске его дома. Но на уроке математике ему вдруг подумалось: вот пойдут они сегодня к реке, камышонок, скорее всего, узнает где-то там свой дом (обязательно узнает, ведь не около площади или электротехнического завода он живёт, конечно около леса, реки или болотцев, встречающихся на том берегу), и тогда всё – уйдёт к родителям и не будет у Федя такого живого камыша, которого ни у одного мальчишки во всей стране нет.
Феде эта мысль так не понравилась, так горько стало от возможности проститься с камышонком, что он подумал «задержу его у себя, что-нибудь для этого надо придумать». А что? Даже поделиться своими переживаниями было не с кем. С девчонками он не разговаривал особо, у них свои были темы. Данька вот умный, но заболел и не пришёл сегодня. Максим жадный, ещё чего хорошего отберёт камышонка себе. Славка хороший парень, но болтун, сразу вся школа узнает, сбегутся, будет крик и тайна захватывающая и необычная перестанет быть только его. Нет, нет, лучше пока самому попробовать во всём разобраться и укрыть камышонка у себя. А чтобы он так быстро не смог покинуть город и вернуться домой, походить с ним по улицам, как будто в поисках. Кому ж от этого плохо будет? Ну поживёт камышонок у него подольше, потом же всё равно домой попадёт.
Нет, читатель, ты ничего дурного не подумайте, Федя был добрым, хорошим мальчиком. Только ведь не каждый день такое в жизни бывает, да и за радость Феде пока с камышонком повозиться. А потом он его дом обязательно найдёт, обязательно…
Едва прозвенел звонок, Федя бросился домой. Дома он первым делом схватил котлету из всего приготовленного ему мамой на обед, потом нашёл свой рюкзак с ярко-жёлтыми вставками и замочками и устроил в нём с помощью полотенца удобное место для камышонка.
– Ну, обживайся, – пригласил камышонка Федя, закончив сборы.
Камышонок устроился в рюкзаке, и они двинулись в путь.
– Пойдём через городской центр к реке, – по-деловому рассуждал Федя, решив, как можно дольше блуждать по городу, болтая с камышонком и удивляя его всякими городскими достопримечательностями, чтобы отвлекать от мыслей о доме, – ты ведь у реки живёшь?
– Ну?
– Вот мы к ней и направимся. А по пути ты смотри, может, что знакомое увидишь.
– Это вряд ли, – покачал головой камышонок, – у нас нет таких больших домов и сосенки, трава кругом… ой, а это что за громадина?
– Это не громадина, – объяснил Федя, прикрыв от солнца глаза ладонью,– это собор. Красивый?
– Ага! Большой! – изумлялся камышонок.
– Большой. – Поддержал Федя и, чуть повернув голову ближе к камышонку, заговорщицки продолжал, – а под ним, представляешь, подземные ходы есть! Вот бы туда пробраться!
– Не пускают? – Сочувственно спросил камышонок.
– Ты что? Нет, конечно. Кто же в храм пустит подземные ходы искать…
– А там что за поляна? – Камышонок аж по пояс выглянул из рюкзака, округлив глаза от удивления и восторга.
– Сиди ты спокойно. Выпадешь ведь. – Подхватил его Федя, усаживая обратно, – это детский садик, там малышня всякая гуляет.
– Красота, – вздохнул камышонок Федя, – у нас такого нет.
– Слушай, сейчас будет художественная школа, – сказал Федя, чтобы перевести тему, ему не хотелось рассказывать камышонку про детский садик; он до сих помнил, как там кормят кашей, заставляют спать и плясать с девчонками, – хочешь зайдём?
– Давай, – выглянув из рюкзака, ответил камышонок. – я никогда не был в художественной школе… А что это?
– Да я тоже там никогда не был, – признался Федя, – там, говорят, художник один есть, он наш город рисует. Сейчас посмотрим, может, знакомые места увидишь на его картинах.
Федя предложил камышонку зайти вроде бы с доброй целью, а сам подумал о том, как они долго могут смотреть на картины, а когда станет вечереть, нужно будет идти домой. И он поднялся по крутым высоким ступенькам и зашёл в красиво расписанную дверь. Пахнуло запахом дерева и масляной краски. Всё было тихо, только откуда-то сверху доносился что-то бубнящий голос, видимо шёл урок.
Федя перекинул рюкзак через плечо вперёд, чтобы камышонку было удобнее смотреть и, сделав несколько шагов, остановился у огромного зеркала.
Массивная дубовая рама старинного узора обрамляла зеркало. Само оно было очень большим, от пола и почти до самого потолка. Мелкие чёрные трещинки, проступавшие от старости, змейками пробегали по всей зеркальной глади. Но смотреться в него было можно и эти чёрные змейки не доставляли никакого дискомфорта смотрящему – изображение было чётким.
Друзья на минутку замерли перед зеркалом. В нём отразился веснушчатый десятилетний мальчуган с растрёпанными волосами и рюкзаком, из которого торчала палка камыша.
– Ну ты и лохмач, – хихикнул камышонок, глядя в зеркало.
– Ну, ну, – провёл по волосам мальчик, пытаясь пригладить взъерошенные волосы, да так и застыл.
В зеркале где-то на дальнем фоне между чёрными полосочками-змейками чётко проявился образ дамы. В тёмно-бордовом платье, наспех накинутой клетчатой шалью на копне каштановых волос, она так явственно образовалась в этой комнате, и так чётко всё это увидел Федя в зеркале. Он резко обернулся; пустая комната, череда стульев вдоль стены, гул машин через открытое окно учительской.
