Прочие соседи держатся поодаль. Господин и госпожа Шемéс, почтенная госпожа Казéр, вдова Арнéн и её угрюмая дочь Сафи́на. Оперный вокал Делии переполошил всё ближайшие дома. И ради чего? Чтобы уже этим вечером пошли сплетни о том, что две дурочки растоптали бордюр с маргаритками под окнами мирно почившей старушки!

– Хватит любоваться, – грубо оттаскиваю Делию от окна. – Дальше ничего интересного не предвидится. Заберут тело в морг, огласят завещание, назначат дату похорон.

– Но ведь это я первая подняла тревогу, – упирается подруга.

– Думаешь, тебя за это наградить должны?

– И могли бы – за бдительность. – Делия задирает нос. – Сколько бы ещё Лавия так просидела? Пока разлагаться не начала?

Перед глазами появляется картинка полуистлевшего тела в кресле перед окном. В кремовом платьице и кружевной наколке. Бр-р…

– Хорошо, хорошо, ты молодец. Только я всё равно ухожу. У меня кот голодный.

Всё-таки иметь домашнее животное полезно. Всегда есть повод для оправданий.

Дома меня ждёт остывший чай, разодранный диван и безмятежно дрыхнущий на нём кот. Белоснежный цвет шерсти приятно гармонирует с вылезшей набивкой. При моём появлении Пушок не соизволит и ухом шевельнуть. Наказание? За что? Он уже забыл, что натворил. У котов короткая память.

Чайник я ставлю заново. Переодеваюсь в домашнее платье и разогреваю обед. Тишина в доме напоминает мне, почему, собственно, я завела кота. Одиночество угнетает… Нет, не так. Убивает сознание, что ты совсем одна. Потому я прощаю Пушку испорченную мебель, ободранные обои, разбитые вазы и напоминающие дуршлаг листья комнатных растений. Даже клубы шерсти по всему дому, с которыми не справляются никакие заклинания! Треть своей зарплаты я трачу на бытовые амулеты, на специальный кошачий корм, на игрушки, попадающиеся потом в самых неподходящих местах, и на когтеточки, которые Пушок игнорирует. Но это лучше, чем приходить в пустой дом.

Домик, доставшийся мне от родителей, старенький, одноэтажный. Крошечная кухня, примыкающая к ней столовая, она же гостиная, спальня и малюсенькая ванная комната. Есть ещё чердак, забитый всяким ненужным хламом, но я туда не забиралась лет пять, опасаясь подниматься по скрипучей ветхой лестнице. Проломится подо мной, кто будет ухаживать за Пушком?

Если бы королева Верения путешествовала по Скрэйтару, заскочила в Дэйнор, и прямо перед моим домом у неё сломался каблук… Я вынесла бы Её Величеству стул, а когда в благодарность она поинтересуется, какой закон королевства мне хочется изменить – не задумалась бы ни секунды. Запретить рожать детей после семидесяти лет – несмотря на все успехи в омолаживающей магии и целительстве! Тогда девятнадцатилетним девушкам не придётся хоронить скончавшегося отца, за ним – не пережившую разлуку мать, а потом бросать учёбу и работать в кондитерской без надежды что-либо изменить в своей жизни. Наверное, я жестока, и королева, обзавёдшаяся наследником в семьдесят три года, меня не поддержит. Но вот уже тридцать лет, с половины девятого утра до пяти вечера, я выпекаю бисквит и песочные корзиночки, взбиваю крем и раскладываю цукаты, а Делия стоит за прилавком и улыбается покупателям до тех пор, пока улыбка не превращается в гримасу. Вся разница в наших судьбах в том, что я училась в институте пищевой промышленности, а подруга – в университете культуры. Первое время мы ещё обманывали себя и друг друга, утверждая, что ещё чуть-чуть – и мы накопим средств на продолжение образования. Но модная блузка, портал в Хэйзар, ужин в кафе – и откладывать уже нечего.

Обед съеден, посуда вымыта, начало восьмого, прекрасный летний вечер и беспросветная тоска.

– Пушок, – глажу мягкую снежно-белую шёрстку, – ты же меня любишь?

Недовольное подёргивание хвостом. «Чего привязалась? Не видишь – я сплю. Не тревожь меня, недостойный человек!»

Второй раз за день звук дверного звонка спасает меня от окончательного разочарования в этой жизни. Иду открывать в полной уверенности, что за дверью обнаружится Делия, которой тоже нестерпимо скучно. Но, к моему удивлению, на пороге я вижу господина Бежу. Наше знакомство с городским магом Дэйнора ограничивается покупкой у него амулетов, поэтому моё замешательство оправданно.

– Доброго вечера, госпожа Фару́ж, – учтиво кланяется Бежу. – Не уделите ли вы мне минутку?

Если вас о чём-то просит маг, верх неблагоразумия ему отказывать.

– Всё моё время к вашим услугам, – отвечаю любезностью на любезность.

– Благодарю вас, – расцветает Бежу. – Позволите пройти?

– Конечно, – спохватываюсь я и приглашающе распахиваю дверь. – Прошу!

Господин Бежу слишком хорошо воспитан, чтобы, попав в чужой дом, осматриваться по сторонам. Единственный внимательный взгляд, который он себе позволяет, – на развалившегося Пушка.

– О, какой прелестный котик! – всплёскивает он руками. – Снежок?

– Пушок.

– Чудесно! – маг приходит в полный восторг. – Можно его погладить?

– Разумеется…

Я не успеваю закончить фразу. Сладко спящего кота как ветром сдуло – только кончик белого хвоста исчезает под диваном. Кошки порой заставляют меня думать, что тоже обладают магией, настолько виртуозно они просачиваются в самые крохотные щели. Бежу к исчезновению Пушка относится философски, то есть не огорчается. Маг смотрит на меня явно что-то прикидывая и наконец решается:

– Госпожа Фаруж, окажите мне услугу. Вы производите впечатление весьма здравой и, что гораздо важнее, самостоятельной и независимой особы. Я рад, что заметил вас в числе прочих у особняка госпожи Сумеш. Видите ли, для того чтобы направить официальное заявление в Службу Правопорядка Хэйзара, необходимы подписи двух свидетелей. Одну из них мне удалось получить у госпожи Казер, вторую, надеюсь, не откажетесь поставить вы.

– Конечно же, я подпишу, – спешу заверить Бежу и лишь потом осознаю смысл услышанного. – Вы хотите обратиться в столичную Службу?

– Да, – приосанивается Бежу. – Шермар Вейзах, несомненно, достойный человек и прекрасный специалист, но я не могу принять его заключение о естественной смерти. Я, дорогая госпожа Фаруж, как все маги Скрэйтара, давал клятву: если есть хоть малейшее подозрение на преступный умысел, сообщать в Хэйзар и требовать, чтобы Служба Правопорядка провела тщательное расследование.

Пытаюсь справиться с изумлением.

– Господин Бежу, вы имеете в виду смерть Лавии Сумеш? Она же скончалась от старости. Последний год передвигалась с трудом, из дома почти не выходила! Сколько ей было – сто десять лет?

– Осенью исполнилось бы сто одиннадцать, – подтверждает маг. – Не спорю, солидный возраст. Но я обследовал покойную и не обнаружил никаких изъянов в её ауре. То, что она ходила с трудом, не отражалось на общем состоянии организма. Госпожа Сумеш вела размеренный образ жизни, не имела вредных привычек, использовала омолаживающую магию. При её самочувствии она вполне могла бы протянуть ещё лет десять или даже пятнадцать. Вместо этого крепкая здоровая женщина садится в кресло и умирает – без каких-либо на то причин!

– Может, она перенервничала? – предполагаю я. – Прочитала злобную статью в газетах, увидела из окна, что какой-то мерзавец пнул кота.

– Тогда я обнаружил бы в ауре следы перенесённого потрясения, – господин Бежу отрицательно мотает головой, отчего его белые кудряшки трепещут, словно пушки́ одуванчика. – К тому же порталы Службы Связи доставляют газеты ровно в восемь утра, а почтенная Лавия Сумеш скончалась в семь пятьдесят пять. Нет, милейшая госпожа Фаруж, эта смерть крайне подозрительна, и, если ни я, ни господин Вейзах не способны установить факт насилия, это не означает, что убийство не имело место… Так вы согласны подписать моё заявление?

Молнией метнувшись за самопиской, я с готовностью протягиваю руку.

– Где подписывать?

Убийство! И кого – госпожи Сумеш! Дамы в высшей степени добродетельной и благопристойной, из тех, кому манеры и воспитание заменяют собственные склонности, ни разу не замеченной в скандальной или пикантной ситуации, не имеющей родственников и близких друзей, а соответственно, заинтересованных наследников.