– Такая красивая девушка и такой бардак в голове, – Путин был спокоен. – Вы думаете, что если бы не я, то всё было бы по-другому? Вы, наверное, не знали просто. Вы же девушка молодая. Я вам напомню. Когда я начинал свой первый срок, страна реально распадалась. А кроме, как вы говорите, чекистов у государства не было точек опоры. Нужно было создавать свою команду. Не демократов же этих использовать. Их управление привело, сами знаете, к каким результатам. Естественно, что я брал в команду лояльных себе людей. Людей, которым я доверяю. А как иначе?

– Можно было создавать институты, развивать в стране гражданское общество, обеспечивать перспективы для социальных лифтов, – говорила Анастасия.

– Русский человек живет по понятиям, руководствуясь при этом не логикой, а своими эмоциями. Так что по закону в России люди не будут жить никогда. И институтов тоже нормальных никогда не будет. Это невозможно в принципе, – Путин был непреклонен. – Наивно думать, что если бы власть поменялась, пришли бы другие люди, которые бы не воровали и были честными. Воровали бы ещё больше, да ещё и шакалили бы у иностранных посольств. А друзья мои они хоть и воруют, но Родину любят.

Власов совсем не удивлялся этим словам, а вот Анастасия была на грани истерики. Её лицо покраснело, а на глаза наворачивались слёзы. Путин скривился ещё больше и даже как-то подустал.

– Вы о людях вообще думали? Хотя бы раз в своей жизни? – Анастасия еле сдерживала слезы.

– Хороший вопрос. Только давайте, пожалуйста, без эмоций, – Путин задумался. – А кто о них вообще заботился в истории государства российского? Нет. Всё-таки если я начну развивать эту мысль, то солгу вам. Да. В начале карьеры я думал о людях. Я думал, что моя команда, опираясь на класс патриотических силовиков внутри страны, сможет поднять её, что называется: “с колен”. Не получилось. Это было моё самое сильное разочарование в жизни. И команда и класс слишком полюбили деньги, потому что никогда их не видели. Большинство в коммуналках выросло. Да и сам я, знаете ли, не голубая кровь и повидал всякое.

– Владимир Владимирович, – начал растерянный Власов. – Как так? Мне всегда казалось, что вы сильный лидер, что вы своей волей направляете окружение. И вот еще что. А как же ваша ссора с Западом? Ведь то, что нас там не приняли должно быть самой важной проблемой.

Смена темы помогла Насте окончательно сдержать слезы.

– Прежде всего, Миша, – отвечал Путин. – Сильный лидер нужен, чтобы можно было за ним спрятаться. В России все люди маленькие. Больших людей не осталось. А искусство лидерства заключается в том, чтобы давать своему окружению чего оно хочет, балансируя между группами влияния. Если бы я вел их вперёд животом, то кончил бы как Павел первый. А проблемы с Западом меня не так сильно волновали как моих друзей. Я всегда был и остаюсь капиталистом. Конечно, мне было обидно, что Запад по-прежнему считает нас людьми второго сорта. Но тут дело не в геополитике. Вообще лучше навсегда забыть это слово. Дело в том, что они на Западе считают себя мировым крестоносцем. Они вообще люди по-настоящему религиозные. И в этом ключе мы для них безбожники, коммунисты, скоты. В их иерархии врагов даже радикальные исламисты выше нас, потому что они верующие. Хоть и абсолютно дикие люди. О нас они даже не думают. В их картине мира Россия это гигантская бензоколонка полная жалких бесполезных подыхающих людей с вырванными душами.

– Получается, что никакого национального лидера никогда не было. Это был один большой симулякр, – думал Власов.

Вместе с этой мыслью в сознание Власова вошел страх.

– Ещё, Миша, – продолжил Путин. – Ты уж извини меня, а то я совсем разболтался.

– Ничего.

– Понимаешь, тут нужно ещё учесть, что моя власть, какой бы плохой она вам не казалась, – недоговорил Путин.

– Нет, – перебил Власов. – Что вы? У нас прекрасная власть, отражающая все чаянья народа.

Настя больно пнула его ногой.

– Так вот, – продолжил Путин. – Моя власть – это единственное защищающее вас, интеллигенцию, креативный класс от гнева простого народа. Вы даже не представляете, какие ценности сформировались в них за годы крепостного права и советской власти. Насколько это озлобленная и агрессивная дремучая масса. Собственно, большинство в моей команде тоже исповедует эти агрессивные ценности. И в основе агрессии лежит глубокая зависть к Западу и огромный наш комплекс неполноценности перед Западом. Ресентимент.

– Вы просто оправдываете свою бездарность! – Анастасия была в ярости. – Когда мы всю вашу воровскую братию на нормальных людей заменим, то сразу всё нормально будет. И демократия появится и институты. Всё у нас будет хорошо. А вы … всё делаете, чтобы развалить нашу Россию. После вас от неё совсем ничего не останется кроме кучки воющих между собой бандитских анклавов и базы НАТО в Питере!

Путин рассмеялся.

– Я тоже так думал. Только о предыдущей власти. Просто точь-в-точь. Попробуйте тут что-то изменить, серьезно. Но беда в том, что тут нельзя ничего изменить. Но можно подморозить. Вот что. Россия нас ненавидит. Мы, наши отцы, наши деды, наши прадеды и наши прапрадеды, и все их предки. Мы изнасиловали и убили Россию. А сейчас её труп ожил и жаждет мести. Она не остановиться пока не уничтожит нас всех за наши грехи.

У Анастасии началась истерика. Она ревела и стучала ногами по полу, потом встала и побежала куда-то. Власов испугался идти за ней, он остался с Путиным.

– Бедная девочка. Никогда не любил эмоции, – говорил Путин. – У тебя, Миша, какие вообще планы на жизнь? Чем собираешься заниматься?

– Свалить хочу. Думаю, поеду жить в Чехию к другу детства. Он давно приглашал. И Настю с собой заберу.

– Правильно, – отвечал Путин. – Я бы тоже свалил, но не могу.

– А как же вовремя остановиться?

– Да как тут уже остановишься! – удивился Путин. – Да и хочу посмотреть, как все геополитические планы моих друзей развалятся под давлением реальности. Хотя это тоже вранье. Я сам ведь когда-то верил в геополитику, реконкисту и поднятие с колен. В КОБ тоже немного верил. Ладно. В общем, что тут говорить. Россия сожрет всех. Всех. Мы все ответим за свои грехи.

Путин налил себе полный фужер вина, залпом выпил, попрощался с Власовым, потом пошел куда-то прихрамывая. Михаил отправился искать Настю. У туалетов Власов встретил депутата Пиздаева, он как-то странновато смотрел на Власова, потом вдруг поприветствовал его рукопожатием.

– Знакомое лицо. Мы с вами же встречались где-то? – спросил он.

– Нет-нет, – Михаил слегка испугался. – Хорошая речь.

Власов обнаружил Настю на парковке. Она стояла возле машины и плакала. Молодой подтянутый кавказский юноша успокаивал её. Он приобнял её и шептал что-то ей на ухо.

– Да что вы себе позволяете, в конце концов! – Настя отвесила мужчине пощечину.

Мужчина схватил Настю за руки и стал говорить ей какие-то слова.

– Что здесь происходит? – поинтересовался Власов.

Кавказец оглянулся. Власов вроде бы видел его, только не мог вспомнить где. Он был хорош собой. Особенно на лицо, которое стремительно белело от страха.

– Вы, Михаил Власов? – спросил он дрожащим голосом.

– Да. Вы не могли бы отпустить мою спутницу, – говорил Михаил.

– Конечно, – он медленно отпустил Настю. – Всё так глупо получилось. Извините меня.

Он отошел от Анастасии, его колени дрожали, а сам он виновато сгорбился. Власов не понимал сути происходящего, он смотрел на Настю, которая перестала плакать и удивленно молчала.

– Наверное, это бессмысленно, – на его глаза наворачивались слезы, он плакал. – Не убивайте меня. У меня и так половина родственников в Карабахе погибла.

Власов понял, что сейчас ему придется защищать честь и достоинство Анастасии, а значит и своё собственное. Для этих целей лучше всего было позвонить Макарову или вызвать шофера Матвеева.

– Да что здесь произошло? – настойчивее спросил Власов.

– Ничего, – ответила Анастасия. – Давай уже, иди.