– Почему, – Саша впала в истерику. – Ты меня не трахнул как надо? Я тебе не понравилась? Я ничтожная? Мудак! Хуило! Ты просто драный бомжарный кусок сраного дерьма! Психопат ебаный! Просто… просто дай мне сдохнуть по-человечески!

– Она хотела свести счеты с жизнью, потому что больше не могла паразитировать на пенсию своей недавно почившей бабушки. А работать идти, ей было крайне западло.

– Женщины. Они все такие, – разочарованно произнес Власов.

Голем.

Михаилу предоставили честь отстаивать идеалы института СЕР на круглом столе, посвящённом проблемам развития демократии. Мероприятие проходило в пансионате от ФСО и длилось неделю. Михаила расселили в хорошо обставленный коттедж, который сильно отличался от загаженных номеров в советских пансионатах его детства. Обсуждение было закрытым и не предполагало освещения в СМИ. Это была обычная практика для российской политической культуры, где реальные решения принимаются непублично. В ходе первых заседаний Михаила удивило явное меньшинство так называемых “системных либералов”. Власов думал, что Господин Президент в своей модернизации будет опираться именно на эти круги. Но все доклады людей с демократическими взглядами были посвящены экономике. Михаил ощущал страшное разочарование. Власов был единственным человеком, который выступал за либерализацию выборного законодательства.

Михаил зачитывал свой доклад в специальном зале для конференций. Пока он говорил, на большой плазменной панели сзади него мелькали кадры из презентации. Собравшиеся люди косо на него посматривали. Охранители и всякого рода государственники одаривали его презрительными взглядами, а некоторые даже посмеивались. Михаил чувствовал себя неловко от такой реакции. Когда он закончил доклад какой-то непонятный молодой человек из первого ряда резко встал со стула и подозвал обслуживающего с микрофоном. Михаил рассмотрел его. Это был молодой по сравнению с основной массой собравшихся людей мужчина. Михаилу казалось, что он уже где-то его видел. Это был элегантный армянин в дорогом костюме. У него было красивое лицо с каким-то хитровато-агрессивным прищуром.

– Многоуважаемый, – мужчина обратился к Власову. – Катитесь со своими либеральными идейками на “Эхо Москвы”. Россия это исторически консервативная страна. Власть в России не может быть слабой.

Зал обильно поддержал его. Ощущение неловкости в сознании Власова переросло в легкий страх.

– В девяностых государство было выдавлено из всех сфер общественной жизни. Это привело к хаосу, – продолжил мужчина. – Сильная рука не уйдет! Смена политической риторики на модернизацию должна проводиться без фактической смены политического курса. Либеральной модернизации не будет. И шараханья в парламенте допустить нельзя ни в коем случае!

– Как же тогда обеспечить обратную связь власти с народом, если не отказываться от практики управляемой демократии? Или вы думаете, что все произойдет само?

Мужчина надменно посмотрел на Власова.

– А зачем что-то обеспечивать? Вертикаль и так работает!

Михаил разозлился от такой явной нелогичности.

– Как вы тогда объясните провал Национальных Проектов?

Мужчина положил свой микрофон на стул, быстро поднялся на сцену и резко выхватил микрофон из рук у Михаила. Все произошло настолько внезапно, что Михаил только и мог растерянно хлопать глазами.

– Клевета! Национальные Проекты реализованы. Национальный Лидер никогда не совершает ошибок!

Зал аплодировал. Раздавались одобрительные возгласы. Один пухлый мордоворот в очках подозвал к себе помощника с микрофоном.

– Ещё Фёдор Михайлович, – он медленно встал. – Ещё Фёдор Михайлович Достоевский говорил, что либералы на Руси то и дело хотят почистить чьи-то западные сапоги. И чьи же вы, господин хороший, ботинки желаете вычистить? – это явно был риторический вопрос, потому что мужчина не дал Власову на него ответить. – У России свой особый путь! Не нужны нам ваши западные инсинуации. Мы всегда были суверенной, самостоятельной и уникальной цивилизацией.

Михаил хотел возразить мужчине, но армянин одернул руку, когда Власов тянулся к микрофону.

– Может быть, дадите мне ответить? – спросил Власов.

– Да, – он протянул Власову микрофон.

Когда Михаил потянулся к микрофону, он снова резко одернул руку.

– А не дам, – сказал он.

Зал залился хохотом. Власов был ошеломлен от такой наглости со стороны мужчины.

– Если не хотите меня слушать…. Вам же хуже, – думал он.

Под улюлюканье и хохот толпы Власов покидал зал. Михаил пришел в норму после пары рюмок водки в местном баре. Он быстро опьянел. Ему захотелось общения. Он набрал Сорокину.

– Они уже нас прокатили, да? – спросила она.

– Да. Вы, что были в курсе этого?

– Ходили слухи, что наши государственники хотят замочить системных либералов на конференции, чтобы у них не появлялось реваншистских настроений.

– И почему вы не удосужились сказать об этом Князеву или хотя бы мне?

– Жена Толика моя хорошая подруга. Он склонен к алкоголизму в случае крушения его хрупких представлений о мире. Я не хотела расстраивать Наташу видом всего этого пьянства. Да и судя по последним слухам, вы у нас человек не из робкого десятка.

– Да, – недоговорил Власов.

– Извините меня, если я причинила вам неудобства тем, что не посвятила вас в готовящийся слив, – перебила Сорокина.

– Всё нормально. Меня тут атаковал один выскочка. Какой-то хачик со смазливой рожей и такой родинкой на лице как у Энрике Иглесиаса. Ты случайно не знаешь его по имени? – Власов невольно перешел на “ты”. – Я чувствую, что он медийный персонаж. А это по твоей части.

– Карданян, – быстро ответила Сорокина. – Его папа держал палатку на Черкизоне, а он держит отдел в одной проправительственной газетке. Проводит идеологическую и пропагандистскую работу.

– Допустим, что господин Карданян скоро будет уволен со своего места работы с неформальным запретом на какую-либо деятельность в его профессии. Кто-нибудь будет особо волноваться по этому поводу?

Сорокина рассмеялась.

– Не волнуйтесь. На его место найдутся десятки молодых и зубастых. Пропаганда должна быть предельно простой и предельно тотальной. Поэтому пропагандист должен быть напористым, наглым, циничным и небрезгливым человеком. А такого биоматериала у нас в системе и в стране достаточно. Послушаете, давайте я сама лично займусь Карданяном, а то вы привлечёте спецназ, – она издала резкий смешок.

Власов не мог находиться на форуме после такого публичного унижения. Михаил договорился с Князевым, чтобы его заменили. Когда он вернулся в свою квартиру, то первым делом проверил рисунок. Рисунок пропал. Он мигом набрал Владислава по мобильному.

– Да, – сказал выпивший голос Владислава.

– По какому поводу пьешь? – поинтересовался Власов.

– Это такая профессиональная традиция. Упиться перед эвакуацией. К тому же у меня тут ещё жопы прибавилось.

– Что-то я не сильно хочу знать, что значит эвакуация. Чё там с твоей девкой?

– Лучше чем ожидал. Я разрешил ей ходить по квартире. Предварительно убрал всё колюще-режущее.

– Она пропала. Эта хрень. Почему ты врал мне о Лагере?– спросил Власов.

– Я думал, что ты гэбушный. Я убежденный антисоветчик и помогать чекистским не в моем стиле. Некоторые спившиеся солдафоны в алкогольном бреду видят проекцию этого слоя. Так их дух показывает им, что ждет их в ближайшем будущем, если они не изменят свой образ жизни.

– Получается, что для спасательной операции тебе нужна стенка с рисунком в комнате моей бывшей?

– Нет. Всё делается по-другому. И вообще-то не мне, а нам.

– Это просто бред! Я серьезный человек и я туда не полезу, – твёрдо сказал Михаил.

– Я уже говорил, что у тебя нет выбора.

– Мне почему-то кажется, что ты хочешь использовать меня как заложника в разборках с этим существом. У этой штуки нет причин для ненависти ко мне.