То ли камушек, то ли собственный инстинкт подсказывали мне, что не стоит входить в парадную без Бурелома, однако он задержался, отдавая какое-то приказание шоферу, и я вошла. На лестнице свет был, но едва за мной захлопнулась дверь, как из-за мусоропровода навстречу мне вышагнули две очаровательные разбойничьи хари, и один ласково так произнес:

- Гляди-ка, Василий, какая шубка к нам пришла.

Я обмерла. Но в дверях уже показался Бурелом. В отличие от меня, он не обмер, он в доли секунды все оценил и все понял.

- Назад, - прошипел он мне, - за меня!

И тут, прячась за его спину, я увидела в руках Бурелома пистолет и побледневшие лица обидчиков.

- Стрельбы не будет, - спокойно, по-ледяному спокойно, сказал Бурелом. - Выметайтесь!..

Тот же, что восхитился шубкой, ответил:

- Будет сделано, шеф.

По-прежнему заслоняя меня и держа бандитов в поле зрения и ствола, Бурелом дал им выйти за дверь. Выходящего последним Василия он сопроводил ударом ноги в задницу.

Дверь парадной Бурелом еще немного подержал открытой, чтобы удостовериться, что налетчики тикают без оглядки.

- Николай, - крикнул Бурелом, увидев, что тот вылез из машины, держа в руке свою пушку, - все в порядке. Я сейчас.

Он вызвал мне лифт, поднялся в нем со мной на этаж.

В лифте я спросила:

- Это не вы их подослали, чтобы я ценила вашу заботу еще больше?

- Не разочаровывайте меня, Маша. С вами я не для того, чтобы слушать глупости.

- Простите, - искренне сказала я, - это нервы... Двери лифта раскрылись, на площадке стоял папа.

- Я слышал крики. Что случилось? Этот тип тебе угрожает?..

- Папа, этот, как ты говоришь, тип только что спас меня. Это Лев Петрович, папа. Он меня провожает.

- Тогда ладно, - буркнул мой отец.

Волна благодарности пролилась во мне: немолодой, невооруженный, мой отец был готов драться за меня с любым. Бурелома он не испугался.

И во второй раз за сегодняшний вечер Бурелом усмехнулся:

- До свидания, - сказал он мне, - теперь я за вас спокоен...

- Ничего себе поклонничек, - бурчал отец с чашкой крепчайшего чая. Маша, неужели ты станешь водиться с таким типом?!

"Маша". Впервые так назвал меня сегодня Бурелом. И это не вызвало во мне протеста.

- Успокойся, папа. Внешность иногда бывает обманчива.

- Бывает, - настаивал отец, - но только не такая.

Как всегда, я очень устала за день, однако сон - как назло - не приходил. Я снова и снова вспоминала обстоятельства стычки в парадной и то спокойствие, что испытала, очутившись за спиной Бурелома. "Хорошо ли это?" - думала я. Но ничего не могла с собой поделать: надежность исходила для меня не только от моего отца - от Бурелома сегодня тоже. Камень на моей груди изнывал, изводился, предупреждал - ему явно не нравились мои мысли, скорее даже мыслемоции, потому что далеко не все мои ощущения можно было облечь в словами выраженную мысль. В какой-то момент камушек мой стал настолько досаждать, что я подумала было снять его вовсе: и тут он, поворчав - замолк. А через некоторое время и я спала.

IV

Утром были два неожиданных звонка.

Во-первых, позвонила Валентина. И когда я услышала ее кокетливое: "Ал-ле, я тебя не разбудила?" - я вспомнила, что мы не общались по телефону уже целых два дня, а это было из ряда вон выходящим событием. И тут же вспомнилось, что она - а не я - будет играть Ларису. На душе чуть скребануло, но я не дала развиться этому некрасивому чувству - чувству зависти.

- Нет, конечно, я даже позавтракала уже.

- И зарядку сделала?

- Ну да.

- Счастливая ты, Машка.

- С чего бы?

- А не ленивая. Не то, что я.

- Хватит прикидываться, девушка. Как жизнь-то?

- Слушай, тороплюсь на читку, а у нас замена - Серега загремел в Боткинские с дизентерией.

- Какая благородная болезнь, - восхитилась я. - Как он умудрился?

- Винограда поел на презентации. Ночью чуть концы не отдал - сестренка его звонила.

- А замену уже нашли?

- Да, у Юрки какой-то приятель - каскадер. Так что в два сегодня соберемся. Ты можешь?

- В два могу, но к четырем мне еще в больницу.

- И у тебя больные? Кто? Мама? Папа? - Валя говорила встревоженно и искренне - она любила моих родителей.

- Слава богу, не они. Черешков попал под машину.

- Наш ювелир? А его как угораздило?

- Да вот - угораздило, при встрече расскажу.

- Ну, тогда до встречи.

Никогда, никогда я не поссорюсь с Валькой. Никогда не буду выяснять, даже мысленно, кто из нас талантливее. Никогда актерское самолюбие не победит мою душевную к ней расположенность. Вот так мудро приказала я себе поступать, когда повесила трубку.

Вновь раздался телефонный звонок. И камушек мой тотчас пробудился ото сна, в котором пребывал с ночи. Очевидно, звонит кто-то нехороший. Нехорошим оказался Бурелом.

- Мария Николаевна, - сказал он, - я обещал вам, что мы продолжим наш разговор сегодня, но не выходит. А вы уж, будьте так добры, не убегайте вечером от моего Николая.

- Лев Петрович, я вам так благодарна, но ведь раньше я обходилась без вашей машины, меня встречал папа, он и впредь может меня встречать.

- Да, батя у вас боевой.

Мне не понравилась насмешка.

- Папа воевал в пехоте и может еще постоять и за себя и за нас.

- Воевал? - Бурелом искренне удивился. - Не молод ли?

- Он начал войну разведчиком, сыном полка в десять лет.

- Ну что ж, - Бурелом что-то там взвесил. - Пехота - это хорошо. Но тем не менее в нынешних условиях мой Николай надежнее. Вы меня поняли?

Чего тут было не понять: мне приказывали. И не было сил не подчиниться. "Какая шубка!" Повторения не хотелось.

Скидывая дубленку, я скороговоркой проинформировала:

- Всем - привет! И пламенное пожелание - репетировать в пожарном порядке - весь график горит! А в ответ услышала:

- Вот болван, я-то думал, что из всех присутствующих один постоянно горю на работе!..

Я посмотрела в сторону говорившего. И замерла. Ослепляя голливудской улыбкой обаятельного и хитрого волка, на меня иронически взирал незнакомец.

- Это кто? - спросила я, несколько даже хамовато от замешательства.

- Наш Феникс во плоти, - ответил Юрка, - знаменитый каскадер всех времен и народов Лев Петрович Новицкий.

Я даже охнула про себя, а вслух сказала:

- Столько львов развелось, что человеку пора от них прятаться за решетку.

Шутки не поняли, но посмеялись, а я ничего не стала объяснять.

Юрка ревниво поглядывал на нас со Львом, пока мы знакомились. Все-таки мужчины, гораздо чаше женщин, выступают в роли собаки на сене. Как бы там ни было, Юрка первым, может быть, раньше меня самой, заметил, что Лев мне понравился, что меня потянуло к нему. С Юркой мы расстались полгода назад. Расставание для меня было болезненным, и Лев был первым мужчиной, с которым мне захотелось пофлиртовать. Все-таки симпатии и антипатии - дело сложное и дело темное. Я абсолютно ничего об этом Льве еще не знала, но мне уже нравилось встречаться с ним взглядами, и когда - по роли - он возложил на меня свою дедморозовскую длань - я - не Снегурочка, а Маша - была пронзена от макушки до пяток давно не испытываемой сексуальной истомой.

Феникс - иначе я его уже не могла воспринимать - балагурил, отпускал язвительные шуточки, рассказывая байки, заставлял смотреть на себя. И это было несомненным признаком въевшейся в нутро артистичности. Феникс был насквозь театральным человеком, к тому же явно одаренным. Когда-то похожие качества так привлекали меня в Юре...

- Имей в виду, - бросил мне Юрка, когда я выскакивала на улицу, - Лев мне приятель, но истина дороже: он отчаянный бабник.

- Даже отчаяннее тебя? - спросила я. И, не дожидаясь ответа, побежала на остановку автобуса.

В вестибюле больницы я посмотрелась в зеркало и сама себе так понравилась, что меня прямо окрылило. Такая окрыленная я влетела в Валеркину палату и на пороге замерла. Окрыленность вдруг куда-то исчезла, а вместо нее явилось чувство брезгливости. Огромная, грязная палата, неаккуратные постели, бинты, подвешенные к сложным системам ноги и руки, подбитые глаза - все это было чудовищно. Да к тому же, отыскивая глазами кровать Валерки, я увидела Василия, того, вчерашнего любителя встречать одиноких женщин в парадняках. Сначала я не поверила сама себе, пригляделась внимательно: несомненно, это был он.